Софи Ворисгофер - Команда «Наутилуса» Страница 7

После этих слов, произнесенных нараспев, негр начал исполнять перед бегемотом своеобразную дикую пляску. Он перегибался назад и размахивал руками, а бегемот стоял, фыркал и издавал отрывистый рев. Казалось, вот-вот он бросится на негра.

Окончив перевод речи негра, матрос спросил Гольма:

– А не попотчевать ли нам этого дедушку меткой пулей, чтобы он больше не давил негритянских ребят?

– Они его принимают за какого-то злого духа, – проговорил Франц. – Если мы его убьем – может быть, негры поймут тогда свое заблуждение.

– Стреляйте! – скомандовал Гольм. – Пусть негры посмотрят, как потечет кровь из их «дедушки».

Загремели выстрелы. Раздался громкий крик. Водяные брызги обдали всех находившихся в лодке. Раненый бегемот пришел в бешенство. Черная щетина на его носу и губах встала дыбом, из громадной пасти вылетали звуки, похожие на раскаты грома. Он вырывал зубами пучки тростника и разбрасывал их вокруг себя.

– Животное только легко ранено! – воскликнул Гольм. – Цельтесь ему в глаз. Пали!

Раздался новый залп. Смертельно раненый бегемот бросился в воду, мгновенно достиг шлюпки, где сидели белые, приподнял ее и швырнул так, что все находившиеся в ней попадали в воду.

Проплыв несколько метров, бегемот вернулся к берегу, вошел в тростник, сделал несколько шагов и в предсмертных судорогах грохнулся навзничь. Негры все еще лежали неподвижно вниз лицом.

На поверхности воды скоро показалась голова: Франц, энергично работая руками, вынырнул из глубины.

– Помогите! – кричал он. – Помогите!

– Сюда, Франц! – раздался голос позади юноши. – Давай руку.

И из воды доктор наполовину показался, держа на руках Ганса.

– Так, – сказал он. – Живее плыви к берегу. А где же Больтен?

Все матросы уже выплыли на поверхность, одного только Больтена нигде не было видно. Он мог запутаться в тростнике, мог потерять сознание под водой, но тела его не отыскали, несмотря на все старания.

А негры тем временем оправились от своего испуга и собрались около убитого бегемота. Сначала они что-то говорили ему, а потом, убедившись, что «дедушка» действительно мертв, схватились за руки и принялись плясать вокруг своего врага. На суматоху, происходившую среди белых, негры не обращали никакого внимания. Громкий голос матроса заставил их наконец прекратить пляску.

– Эй! Живо за работу! У нас пропал один человек. Помогите отыскать его! – кричал матрос, стараясь жестами пояснить слова.

Негры собрались в кучу. После короткого совещания один из них, по-видимому старшина, объявил, что товарищи его согласны помочь белым людям, но лишь при условии, что белые отдадут им убитого ими бегемота.

– Ах, вы!.. Человек пропал, а они торгуются. Живо за дело! А не то…

Такое увещевание оказалось более вразумительным. Негры попрыгали в воду. Одни из них начали вытаскивать со дна ружья и припасы, другие погнались за уплывшими веслами. Вскоре было найдено и тело Больтена, все опутанное тростником и водорослями.

Все – и матросы, и натуралисты, и негры – столпились вокруг утопленника. Все следили за действиями Гольма, который употреблял все усилия, чтобы возвратить Больтена к жизни. Прошло полчаса безуспешных попыток, присутствовавшие начали уже отчаиваться в возможности оживить старика. Вдруг Гольм заметил, что легкая судорога пробежала по телу Больтена: он вздохнул и открыл глаза. Больтен был спасен.

Так как недалеко от места охоты находилась негритянская деревня, то Больтена тотчас же повезли туда в лодке. Деревня была расположена среди леса и имела малоутешительный вид. Несколько хижин, крытых тростником, возвышались среди болотистой местности. Наружные стены едва держались, а внутреннее убранство состояло всего из пары цыновок, служивших постелью. Всюду было грязно, в лужах валялись свиньи и ползали голые ребятишки.

Женщины и дети выбежали навстречу путешественникам, болтая что-то на своем языке и жестами выражая удовольствие видеть редких гостей. Им принесли кофе, орехов «кола» и особой водки, изготовленной из корней одного из перечных растений. Больтена завернули в цыновки за неимением другой одежды и положили под развесистым деревом. Когда Гольм объявил, что жизнь старика вне опасности, юноши успокоились и побежали осматривать каждую хижину. Им хотелось и изучить быт дикарей, и просто побегать на солнышке, чтобы согреться после холодной ванны, и что-нибудь съестное нужно было разыскать.

– Вот увидите, – говорил Франц дорогой, – они, наверное, дадут нам жаркое из обезьяны. Я уже попробовал его в плену у галинасов.

Однако юноша ошибся. Вместо мяса негры принесли на больших зеленых листьях какую-то зеленоватую, слегка поджаренную массу, которую путешественники приняли сначала за шинкованную капусту. Но вот один из матросов поднял кусочек предполагаемой капусты со своего листка.

– Гм, – пробормотал он, – это удивительно напоминает лапку сверчка. Я готов побиться об заклад, что такие овощи не растет в огородах.

– Ты думаешь – это насекомые? – спросил Ганс.

– Теперь даже уверен в этом. Посмотрите-ка – на тарелках-то что-то шевелится… Да это саранча, настоящая саранча!

Матрос не ошибся. Негры действительно угощали гостей своим любимым блюдом – саранчей. Они ловят ее тысячами, давят между камней и затем слегка поджаривают на огне с салом и перцем. Понятно, что при этом иное насекомое остается невредимым, но на это негры не обращают большого внимания.

После этого открытия у путешественников пропала всякая охота пробовать негритянское кушанье, а кроме этой зеленоватой массы, в деревне не оказалось ничего съедобного. Чтобы раздобыть еды, не оставалось ничего другого, как отправиться к месту охоты и отрезать от убитого бегемота кусок мяса. Два матроса с юношами поехали в лодке за мясом, а остальные начали приводить в порядок попорченные водой ружья. Скоро посланные вернулись с громадным куском мяса, разложили костер и один из матросов, взявший на себя обязанности повара, принялся за стряпню. Мальчики помогали: бегали то за приправами, то за листьями и плоскими камнями, которые должны были заменить тарелки.

Вскоре повар, ухитрившийся достать и бобов, и лука, и перца, приподнял крышку котелка, где готовилось мясо, и предложил Францу попробовать.

– Пахнет очень хорошо, – заметил тот. – Как будто – свининой. Превкусная штука! Только бобы еще, кажется, не совсем готовы. А любопытно было бы знать, что делают негры с бобами? Похоже, что они их не едят.

– А вот сейчас узнаем, – ответил повар и, захватив на лопаточку несколько бобов, поднес к одной из негритянок. – Эта особа давно уже уплетает жареную саранчу: верно, она очень голодна. Не угодно ли, сударыня, попробовать нашего кушанья?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Не нравится? – проговорил матрос. – Что же делать: у всякого свой вкус. Для чего же вы собираете бобы?

Женщина, казалось, поняла вопрос и, взявши горсть бобов, вместо ответа бросила их курам.

– Э, вот оно что! Нет, я лучше бы угощал кур саранчей, а бобы ел сам.

После обеда Гольм повел мальчиков на песчаный берег реки, где водилось множество маленьких крабов. Бесчисленные массы их покрывали берег. Шевеля клешнями, крабы производили своеобразный шелест. Наблюдать за крабами приходилось в полнейшем безмолвии, так как при малейшем шуме они прятались в свои норки.

Вдруг что-то зашевелилось в кустах. Через минуту из кустов показалась голова, за ней – другая, третья. Вскоре на берег вышло целое семейство бородавчатых свиней. Крабы мгновенно исчезли в свои норки, но это нисколько не смутило свиней. Они усердно принялись разрывать песок и пожирать вытаскиваемых оттуда рачков.

– Так всегда бывает в природе, – произнес Гольм, – сильный уничтожает слабого, и один вид животных существует за счет других. Равновесие поддерживается лишь благодаря тому, что чем беззащитнее животное, тем сильнее оно размножается. Из миллионов потомства, даваемого насекомыми, рыбами, улитками, хотя некоторые да выживут. А потомство хищников – единицы…

– Не поискать ли нам птичьих гнезд? – предложил Франц.

– Здесь водится множество птиц, – отвечал Гольм, – в любом дупле мы найдем их гнезда.

Все отправились в глубь леса и вскоре заметили на большом развесистом дереве голову тока, выглядывавшую из небольшого отверстия в стволе. Другая птица сидела рядом, вероятно, она сторожила свою подругу.

– Странно, – удивился Ганс, – как это птица могла влезть в гнездо? Отверстие так мало, что ток и голову-то едва в него может просунуть.

– Очень просто, – засмеялся Гольм. – Когда гнездо готово и самка отложит в него яйца, самец просто-напросто замуровывает ее там по шею. Ей и приходится волей-неволей сидеть там до тех пор, пока не вылупятся птенцы. Конечно, самец должен позаботиться о прокормлении самки. И действительно, он целый день занят тем, что таскает ей корм. Говорят, что он так устает от этой работы, что к концу насиживания едва держится на ногах. Как только птенцы вылупятся – самка выпускается на свободу.