Жюль Верн - Два года каникул Страница 8

Бакстеру из того же отделения исполнилось тринадцать лет. Спокойный и рассудительный мальчик, смышленый, трудолюбивый, был, как говорится, мастер на все руки. Его отец-коммерсант обладал весьма скромным состоянием.

Уэбб и Уилкокс, которым было по двенадцати с половиной лет, учились в четвертом отделении. Эти ребята средних способностей, своевольные и задиристые, принадлежали к богатым семьям; отцы их занимали важные посты в судебном ведомстве.

Гарнетту из третьего отделения, как и его закадычному другу Сервису, исполнилось двенадцать лет. Отец Гарнетта был капитаном в отставке, а отец Сервиса — зажиточным колонистом. Обе семьи, жившие в Норт-Шоре на северном берегу порта Уэйтемала, были в тесных отношениях, поэтому Гарнетт и Сервис стали неразлучными.

Это были добродушные и довольно ленивые дети, и если их отпускали из пансиона домой на свободу, то они давали полную волю своему безделью. Гарнетт пристрастился к игре на аккордеоне, что очень распространено на английском флоте, и, как сын моряка, он в любую свободную минуту наигрывал на своем любимом инструменте, который прихватил с собой и на яхту. Сервис считался самым веселым сорванцом в этой компании, заядлым шутником пансиона Чермен. Начитавшись «Робинзона Крузо» и «Швейцарского робинзона», он только и мечтал о путешествиях и приключениях.

Назовем еще двух девятилетних мальчуганов. Отец Дженкинса был директором научного «Новозеландского Королевского общества», а отец Айверсона — пастором[68] собора Святого Петра. Хотя они учились еще только во втором отделении, но были в пансионе на хорошем счету.

Двое самых младших детей — Доль восьми с половиной лет, и восьмилетний Костар — были сыновьями офицеров англо-зеландской армии. Жили они в небольшом городке Ушунга в шести милях от Окленда, на берегу гавани Маникау. Об этих малышах нельзя было сказать ничего особенного, разве что Доль был хорошим упрямцем, а Костар — большим лакомкой. Хотя они не блистали в своем первом отделении, но считали себя весьма образованными, потому что умели читать и писать, чем, впрочем, нет особых оснований гордиться в их возрасте.

Таким образом, все дети принадлежали к почтенным семействам, уже давно обосновавшимся в Новой Зеландии. Остается рассказать об остальных трех мальчиках — американце и двух французах.

Гордону было четырнадцать лет. В его лице и всей внешности ощущался отпечаток некоторой жесткости, присущей «янки»[69]. Тяжеловесный и неловкий, он тем не менее был наиболее благоразумным учеником пятого отделения. Хотя он не блистал как Донифан, но обладал здравым смыслом и практической сметкой, которые часто проявлялись на деле, был серьезен, наблюдателен, хладнокровен. Методичный в каждой мелочи, Гордон упорядочил свои идеи и соображения, словно предметы на полке, где они были разложены по местам, снабжены надписями и занесены в особую записную книжку. Товарищи уважали Гордона, ценили его достоинства и хорошо к нему относились, хотя он не был англичанином по происхождению. Родился он в Бостоне и рано остался сиротой. Единственный его родственник и опекун, накопив состояние, оставил службу и поселился в Новой Зеландии, где несколько лет проживал в красивой вилле на склоне холмов близ деревни Маунт-Сен-Джон.

Два молодых француза, Бриан и его младший брат Жак, были сыновьями известного инженера, которого два с половиной года назад пригласили руководить большими работами по осушению болот в центральной части острова Ика-На-Мауи. Старшему из мальчиков было тринадцать лет. Неусидчивый, хотя очень способный, он зачастую оказывался одним из последних по успеваемости в пятом отделении. Однако стоило ему захотеть, как благодаря удивительной легкости усвоения и прекрасной памяти он поднимался на первые места, и этой его способности Донифан завидовал более всего. Поэтому между Брианом и Донифаном никогда не было хороших отношений в пансионе, и мы уже видели результаты этих неурядиц на борту «Верткой». Предприимчивый и смелый, ловкий и сильный, находчивый и скорый на язык, Бриан к тому же был услужливый и добрый мальчик без тени высокомерия, в отличие от Донифана немного небрежный в одежде и манерах, одним словом, настоящий француз, и в силу этого весьма непохожий на своих сотоварищей — англичан. К тому же он всегда защищал слабых от сильных, пускавших в ход кулаки. Поэтому ему не раз приходилось ввязываться в драки, из которых он благодаря своему мужеству и физической силе почти всегда выходил победителем. В результате он пользовался всеобщей любовью, и, когда надо было решать, кому управлять судном, товарищи Бриана, за немногим исключением, не колеблясь, подчинились ему, тем более, как уже говорилось, он приобрел некоторые познания в мореходстве во время плавания из Европы в Новую Зеландию.

Его младший брат Жак считался самым большим шалуном в третьем отделении, если не во всем пансионе, похуже Сервиса. Он без конца придумывал всяческие проказы, порой подстраивал небезобидные шутки над товарищами, за что его совершенно справедливо наказывали. Но, как мы увидим, его характер неизвестно почему изменился после отплытия яхты.

Таковы были мальчики, которых выбросило бурей на загадочный тихоокеанский берег.

На время намеченной морской прогулки вдоль побережья Новой Зеландии яхтой должен был командовать отец Гарнетта, один из самых опытных и отважных яхтсменов австралийских морей. Много раз его яхта крейсировала[70] у Новой Каледонии[71] и Новой Голландии[72], проходила Торресов пролив[73] до южных берегов Тасманиии побывала даже у Филиппин[74], в Молуккском[75] и Целебесском[76]морях, порою гибельных даже для судов более крупного тоннажа[77]. Но «Верткая», построенная очень добротно, обладала превосходными мореходными качествами и прекрасно выдерживала плавание даже в бурю.

Ее экипаж состоял из боцмана, шести матросов, повара и юнги, двенадцатилетнего негра Моко, семья которого уже давно находилась на службе у одного новозеландского колониста. Надо упомянуть еще об охотничьей собаке американской породы — Фэнне. Пес принадлежал Гордону, который никогда с ним не расставался.

Отплытие было назначено на пятнадцатое февраля. Яхту отвели на причал в конце Коммерческого пирса, то есть на границе порта и выхода из залива в открытое море.

Когда юные пассажиры явились на яхту, экипажа на борту не было. Капитан Гарнетт должен был прибыть лишь к моменту отплытия, а матросы отправились в порт, чтобы опрокинуть последний стаканчик виски[78]. Детей встретили только боцман и юнга. Когда Гордон и его товарищи устроились и легли спать, боцман счел себя вправе присоединиться к остальному экипажу в одном из портовых кабачков и непростительным образом засиделся там до очень позднего часа. Юнга уже улегся спать в кубрике.