Янвиллем де Ветеринг - Япония. Год в дзен-буддийском монастыре Страница 8

Согласно преданию, осознать первую истину Будде помогли небожители, пожелавшие указать ему путь к достойной жизни. Будда был избалованным принцем и жил в роскошном дворце. При его рождении в небе появилось какое-то таинственное свечение, а некоторые придворные сказали, что услышали небесную музыку. Отец Будды, правитель небольшого княжества, созвал астрологов, которые объявили, что его сын — исключительная личность: он станет или властелином всего мира, или просветленным человеком, который разрешит загадки мироздания, а заодно укажет людям путь к его тайнам. Отец решил направить сына исключительно по мирскому пути, заставить его поверить, что материальные вещи, богатство, успех, власть имеют высочайшую непреходящую ценность. Стариков, больных, бедняков, несчастных и близко ко дворцу не пускали, так что принц видел только молодых прекрасных девушек и счастливых юношей. Он увлекался охотой, играл на музыкальных инструментах, пировал с придворными. Однажды принц, которому любопытно было узнать, что происходит по ту сторону дворцовой стены, попросил разрешения прогуляться по городу. Царь был уверен, что тот не увидит ничего неприятного: он сам составил для принца маршрут прогулки, проинструктировал возницу, указал живущим по соседству людям, что им следует говорить и делать, а несчастных удалил от дворца. Но небожители сошли на землю и обернулись нищим, больным, почти слепым стариком, трупом на обочине и странствующим монахом в желтом одеянии. Принц стал расспрашивать возницу, и тому пришлось признаться, что мир полон несчастий и страданий.

Принц спросил о странствующем монахе в желтом одеянии.

— Этот человек, Ваше Высочество, отказался от суетной жизни и пытается обрести подлинную реальность посредством упражнений и медитации.

— Ты полагаешь, что есть реальность реальнее той, которую я вижу, слышу, обоняю, осязаю, вкушаю и могу вообразить?

— Да, Ваше Высочество.

— Ты знаешь эту реальность?

Возница не знал, что ему ответить. Он верил в то, что есть высшая реальность, но не мог сказать, что знает ее. Возница был набожным индуистом и полагал, что явленная несправедливость земного страдания — это иллюзия и что вне этой иллюзии, а возможно, и где-то в ней существует реальность, способная все объяснить.

— Жизнь — это страдание, — заключил Будда. Тогда он еще не был Буддой, он был индийским принцем Сиддхартхой Гаутамой. Даже счастье, наслаждение, радость — разновидности страдания, потому что эти чувства ограничены во времени и им приходит конец. Суть счастья — страдание, ибо мы знаем, что счастью придет конец, что вызвавшие его предмет, человек или мысль преходящи. У энергичного, преуспевающего дельца происходит сердечный приступ. Счастливая семейная пара неожиданно разводится. Подающий надежды ребенок ссорится с родителями и уходит из дома. Плодородные поля затопляет. Корабль тонет или разбивается о скалы. Домашнего любимца переезжает повозка. Всё преходяще, всё умрет, всё прекратит свое существование. Ребенок, который лепечет сейчас в колыбели, умрет — рано или поздно, но умрет.

То, что заподозрил индийский принц, подозревает каждый. Всякий наблюдательный и разумный человек догадывается, что жизнь — это страдание. Возможно, он не хочет думать на эту тему и гонит прочь подобную мысль, но ему известно, что жизнь — это тяжкий путь на Голгофу, длящийся до тех пор, пока его не прервет смерть. Такого рода мысли отгоняют выпивкой, работой, хобби, но они снова и снова будут возвращаться. Можно найти временную отдушину в книгах или в беседе с друзьями, но книга вскоре наскучит, да и от друзей, честно говоря, ответа не получишь. И тогда сомнение возвращается. Если жизнь — страдание, а смерть с каждым днем все ближе, зачем мы живем? Не продвинься буддизм дальше первой истины о том, что жизнь и страдание — синонимы, его можно было бы назвать негативной религией, и никто бы с этим не спорил. Но есть еще три истины, которые поведал Будда:

страдание вызвано желанием — желанием обладать и желанием быть,

желание можно преодолеть,

желание можно преодолеть, практикуя восьмеричный путь.

Путешествие было однообразным, вернее сказать, унылым. Ровно ничего не происходило. Еда три раза в день, кофе утром, чай вечером. Плоское голубое море, аккуратно очерченное со всех сторон горизонтом. Я начал страстно желать бури или столкновения, но все возможные приключения ограничивались книгами о буддизме, аккуратно расставленными на полке в моей каюте. Всякий раз, направляясь на солнечную палубу, я брал с собой в шезлонг одну из них.

Я считал, что способен понять буддийскую теорию. Жизнь — это страдание. Разумеется. Существует физическое страдание, которое я вспоминаю со времен войны. Существует скука — я вдоволь испытал ее в школе.

И существует наслаждение, которое сводит на нет мысль о том, что в любую минуту оно может прекратиться. И счастье, настолько призрачное, что оно исчезает прежде, чем прикоснется к душе. Возможно, страдание — это слишком громкое слово для того, кто вырос в каше-масленно-сахарной голландской среде, но его нетрудно заметить даже там, достаточно сесть в трамвай; оно, конечно, хорошо замаскировано, и, однако же, оно существует.

Это страдание донимало меня и наконец погнало на корабль. Я пришел к мысли, что страдание можно объяснить, а объяснив, принять. Но буддизм пошел еще дальше: он говорит не об «объяснении», а об «избавлении». Я хотел полностью избавиться от страдания. Я искал решение, посещал церковь, читал о христианстве. Но догмы христианской веры показались мне неприемлемыми — я не хотел верить в них просто потому, что обязан это делать.

Только после прочтения диалогов Сократа передо мной забрезжил тусклый свет. Описание Платоном смерти Сократа подняло мне настроение. Меня восхитило то спокойствие, с которым Сократ, даже перед лицом своей казни, оставался довольным, безразличным, непривязанным. Как он сумел этого добиться? Платон об этом умалчивает. Мне хотелось знать, что нужно сделать для того, чтобы обрести подлинную невозмутимость. Убедиться в том, что жизнь — страдание, нетрудно. Но стоит застрять на этом тезисе, и ты приходишь в ярость. Хорошо, мы страдаем. Что дальше? Как прекратить страдание? Если размышлять в этом направлении, ты оказываешься в порочном круге и будешь ходить по нему без остановки.

Успенский и Гурджиев, казалось бы, указали путь, но когда я наткнулся на их книги, оба они уже умерли. Я нашел немало полезного в книге одного учителя-индуиста[6]. Но мне необходимо было что-то такое, что я смог бы делать здесь и сейчас. Не духовная дверь, в которую можно постучать, а настоящая деревянная дверь, за которой сидел бы живой человек. И этот человек скажет то, что я услышу. В Японии есть буддийские монастыри. В Японию западному человеку попасть нетрудно. Там есть живые учителя, принимающие учеников. Я мог бы поехать в Индию или на Цейлон, но известные мне истории о молодых идеалистах, бесцельно бродивших там и в конце концов умиравших от дизентерии, меня не вдохновляли. Если я заболею в Японии, я смогу найти там врача. Некоторые японцы говорят по-английски. Даже если что-то пойдет не так, я все равно не пропаду.