Петр Романов - С Бобом и Джерри тропой инков Страница 8

Зато несущую стену веранды, где мы устроились, украшала замечательная фреска местного Пиросмани: океан, парящие в небе пеликаны, рыбаки с сетями, правда очень мелкие (далеко на горизонте посреди волн), и огромный маяк на берегу, сияющий, как огненный куст в Библии. Наконец, апофеоз картины — толстая, как кит, чайка, которая налетала прямо на сидящих за столом и пугала тем, что снесет и накрытый стол, и самих посетителей прямо в недалекий от нас океан.

Несмотря на откровенный примитивизм картины, эта могучая чайка художнику действительно удалась и выглядела тревожно и грозно. Что там жалкий революционный буревестник Максима Горького! Я бывал в этом заведении не раз и заметил, что место за столом как раз рядом с этим угрожающим существом всегда оставалось свободным.

Так. На всякий случай.

На лобзание с родней я выделил Бобу не больше часа, но, обнаружив уже через десять минут накрытый стол и внимательно рассмотрев дремавшего на крылечке Джерри с неприлично надутым для джентльмена брюхом (он уже успел побывать на кухне), а главное, вглядевшись в требовательные глаза Боба, я понял, что сегодня до Чан-Чана мы уже не доберемся, хотя он и в двух шагах.

И тут же вспомнил о главной приманке этого совместного предприятия братьев — к забегаловке был пристроен специальный сарайчик, торжественно называемый залом, для любимой игры каждого простого перуанца — в «Лягушку».

Игра предельно проста, но действительно азартна, особенно, конечно, если играть на деньги. Как утверждают современные археологи, древние перуанцы вообще были людьми азартными, историки описывают целый ряд игр, которым они с огромным энтузиазмом предавались в свободное от работы и войн время. Так что «Лягушка» для перуанца — это нечто генетически наследственное. Игра, понятно, уже другая, а вот страсти вокруг нее кипят все те же.

В принципе всего-то простой деревянный, но крепко сбитый ящик, верхняя часть которого усеяна отверстиями, и каждое ведет в определенную ячейку. Угодил туда битой — набрал 100, 200 и т. д. очков. А украшает все это сооружение бронзовая лягушка с открытым ртом.

Самый большой куш получаешь, если чудом попадаешь в пасть земноводного. Однако закинуть довольно увесистую круглую биту в это небольшое отверстие надо метров с пяти-семи. Впрочем, расстояние определяют сами игроки. Дети иногда по простоте душевной, не смущаясь, подходят поближе и спокойно запихивают лягушке биту в рот, любители бросают метров с трех, ну а профи… Тут, конечно, чем выше класс, тем сложнее задача. Биты чаще всего тоже отливают из бронзы. Причем их размер лишь немного меньше отверстия в лягушке, так что шансы на успех у игрока, прицелившегося в земноводное издалека, как понимаете, мизерные.

Количество бросков либо оговаривается заранее, либо играют на время, хоть весь вечер. Набранные игроками очки записываются мелом на специальной доске. Мел доверяют после бурных дискуссий кому-то одному, но контроль за «счетоводом» осуществляется самый пристальный. И не дай бог ему ошибиться, это вам не какой-нибудь политкорректный научный симпозиум в Лозанне. Тут за плохое знание сложения можно ответить и собственной физиономией. Забавно смотреть, как после очередной серии бросков все игроки собираются возле доски и в меру своей математической одаренности проверяют счет.

Больше всех получает, разумеется, тот, кто попадет лягушке в пасть, но это подвластно лишь очень умелой руке, тому, кто «квакает» с земноводным практически в унисон.

Именно «Лягушка» и приносила заведению «Под пальмой» наибольшую прибыль, поскольку к игре допускались лишь те, кто уже пообедал. А уж текила и пиво в изобилии становились таким же неизменным дополнением к игре взрослых, как мел к грифельной доске.

Если желающих поиграть в «Лягушку» оказывалось слишком много, а такое случалось в праздничные дни, Мануэль вытаскивал из кладовки еще пару ящиков и ставил их на песке прямо у дверей. Чаще всего здесь играли дети, поэтому то, что биты, улетавшие куда-нибудь в пыль, приходилось потом искать минут по пять, никого из игроков не смущало. Ковыряться в песке в щенячьем возрасте тоже удовольствие. Малыш вообще живет на нижнем этаже мироздания и воспринимает это как должное.

Благословенная «Лягушка» очень облегчала жизнь родителей. Детей у индейцев обычно много, так что мамам и папам, наконец-то решившим сходить в «ресторан», переключить внимание своих отпрысков было приятно.

И от любимых чад иногда полезно отдохнуть.

Уловка Боба была связана, конечно, не столько с желанием повидать родню, к которой он относился равнодушно, сколько с мечтой взять реванш за последнее поражение от брата.

Меня в свою игру братья тоже брали, все-таки за многие годы перуанской жизни и я кое-чему научился, но брали не столько за компанию — все равно я всегда проигрывал этим ушлым ребятам, — сколько потому, что за меня неизменно просила мудрая Пилар. Как верно она считала, я по мере возможности гасил страсти, которые почти обязательно начинали полыхать между двумя взрослыми родственниками даже в такой, казалось бы, невинной игре, как «Лягушка».

К тому же соперники были достойны друг друга. Боб — человек вообще железный, да еще и с необыкновенно острым глазом. Единственное, чего ему не хватало, так это практики. Какие уж там развлечения, когда его беспрерывно носило по стране.

Зато у Мануэля этой практики было, наоборот, сколько угодно. Всеми делами в их забегаловке заправляла жена, а он только и делал, что пил текилу с пивом и играл с приятелями в свою любимую игру. Да и рука у него, при всей его тучности, оставалась твердой, а глаз — это уже, видимо, генетика — почти таким же острым, как и у брата.

Иначе говоря, грифельная доска с мелом всегда доставалась мне. Во-первых, арифметику оба брата, по правде говоря, знали не очень хорошо. А во-вторых, мне, как нейтралу, который на выигрыш не претендовал, доверяли, разумеется, больше.

Собственно говоря, Боб был уверен, что проиграл в последний раз только потому, что я часам к трем ночи от усталости скис и из игры вышел. А Мануэль, которому по старшинству (он родился на год раньше) досталась доска с мелом, начал, по мнению Роберто, беспардонно мухлевать.

От расправы хитроумного Мануэля в ту роковую ночь спасла только недремлющая семья: Пилар, не жалея ни себя, ни сыновей, встала тогда живым щитом между двумя рассвирепевшими братьями. На этот раз она успокоилась только после того, как я дал ей честное слово, что буду вести счет лично до самого конца игры.

Правда, зная, насколько затяжными могут быть поединки между братьями, кое-что я выторговал и для себя: каждый час перерыв пятнадцать минут, чтобы охладить пыл соперников, и в целом игра должна была длиться не больше пяти часов. По моим прикидкам, это был тот максимум, который я с трудом, но все же мог выдержать. «Лягушка» вдохновляла, конечно, и меня, но не настолько, чтобы играть в нее всю ночь. К тому же я хотел приехать в Чан-Чан со свежей головой.