Петр Романов - С Бобом и Джерри тропой инков Страница 9

Правда, зная, насколько затяжными могут быть поединки между братьями, кое-что я выторговал и для себя: каждый час перерыв пятнадцать минут, чтобы охладить пыл соперников, и в целом игра должна была длиться не больше пяти часов. По моим прикидкам, это был тот максимум, который я с трудом, но все же мог выдержать. «Лягушка» вдохновляла, конечно, и меня, но не настолько, чтобы играть в нее всю ночь. К тому же я хотел приехать в Чан-Чан со свежей головой.

По жребию первым выпало бросать мне, затем Мануэлю, а заканчивать серию Бобу.

Игра простая, но не без хитростей, поэтому каждый здесь выбирал свою тактику. Одни, даже не пытаясь «накормить» лягушку, неутомимо набирали свои очки, целясь в наиболее «доходные» ячейки, другие, наоборот, непременно пытались угодить в лягушачью глотку, что сразу же приносило много очков и позволяло оторваться от соперников. Правда, тут был немалый риск: если попытка не удавалась, то бронзовая бита, неудачно встретившись с лягушачьей мордой, улетала за пределы ящика и за бросок не начислялось вообще ничего.

У каждого из нас троих была своя тактика. То есть, вернее, у меня ее не было вовсе. Когда мне хотелось, я пытался «накормить» лягушку, но поскольку это фантастически сложно, то интерес к донкихотству быстро пропадал, и я просто набирал очки, как получалось. Опытный Мануэль, у которого движение кисти было отточено до совершенства многолетним опытом, к лягушке даже не примерялся. Он бросок за броском упорно набирал максимум того, что можно взять в ячейках. А авантюрист Боб был, конечно, «лягушатником». Чаще всего он, естественно, мазал, но периодически заставлял земноводное поедать свои биты.

В результате после первого часа игры далеко впереди шел Мануэль, с большим отставанием от него двигался я и еще дальше, со своими тремя попаданиями в лягушачью глотку, стоял Боб.

Как я заметил, расстроен он не был. Роберто чувствовал себя в хорошей форме и после длительного перерыва в игре только пристреливался к цели. Не испытывал большой радости от своего лидерства и Мануэль. Он уже прикинул, что если Боб за час будет попадать в лягушку раз пять, то сравняется с ним, а уж если раз шесть, то начнет его обгонять.

Мрачное предчувствие Мануэля не обмануло. Во второй час игры Боб загнал биту в пасть земноводного четыре раза, в третий и четвертый час по шесть и уже шел впереди, ненамного опережая брата. Я, как обычно, плелся в конце, но не переживал, а наоборот, как из ложи партера со всеми удобствами, наблюдал эту необычную лягушачью дуэль.

Наступал последний, пятый, решающий час поединка. Мануэль начал нервничать и даже отставил в сторону бутылку текилы. Боб к своему пиву за всю игру даже не притронулся, несмотря на вкрадчивые напоминания брата. Я же потихоньку тянул свое пиво и кидал биты как бог на душу положит.

Кстати, Господь, смеха ради, сделал так, что я даже случайно один раз попал в лягушку, чего со мной не случалось до того за все время пребывания в Перу. Это немного разрядило накаленную обстановку, потому что оба брата тут же не преминули надо мной пошутить. Мануэль с усмешкой заметил, что «теперь-то игра пойдет всерьез», а Боб иронично буркнул: «Полундра, русские идут!»

Внешне я остался спокоен и невозмутим, как Веллингтон в битве при Ватерлоо. Но в душе ликовал: это же надо, впервые за столько лет попал наконец в эту чертову лягушку!

А вот остальные, несмотря на маленькое развлечение, что я им доставил, продолжали нервничать. Причем не только братья.

Пилар с сыновьями заглядывали к нам каждые двадцать-тридцать минут, чтобы удостовериться, не передрались ли петухи, но делали это очень осторожно, чтобы ни Боб, ни Мануэль не заметили. Все их вопрошающие взоры сквозь дыру в стене-циновке устремлялись на меня. Я успокаивающе кивал, и они, облегченно вздохнув, на время куда-то исчезали. Даже Джерри на секунду забежал к нам, но, почувствовав своей шкурой в воздухе электрические разряды, предпочел от греха подальше удалиться.

Боб был сосредоточен как никогда и уже в первой серии последнего часа игры из десяти своих бит три загнал лягушке в пасть. Взглянув на Мануэля, я впервые в жизни увидел, как побледнел индеец. Не могу сказать, что это доставило мне удовольствие, уж очень это зрелище напоминало переход из мира живых в мир теней. Тем не менее своей тактики Мануэль не изменил, надеясь на то, что счастье от Боба отвернется.

Вторая серия у Боба прошла неудачно: все биты ударялись о лягушачью губу и отлетали в сторону. Мануэль просиял и даже снова потянулся к текиле. Впрочем, зря.

Третья серия стала для Боба триумфальной: он действительно пристрелялся. Пять из десяти бит подряд — я такого вообще не видел в жизни — влетели в лягушку. Хотя до конца часа оставалось еще минут тридцать — игра уже была сделана.

Оставшееся время Мануэль, пытаясь спасти ситуацию, изо всех вил старался попасть в лягушку. А Боб, и это было, конечно, с его стороны чистым издевательством над братом, швырял свои биты не глядя, демонстративно повернув голову в мою сторону и разговаривая о какой-то ерунде. Причем, что самое удивительное, Мануэль в бронзовое земноводное так и не попал, а Боб вслепую угодил ей в горло еще пару раз. Видимо, и позицию, и бросок он отработал уже до такого автоматизма, что глаз играл лишь вспомогательную роль.

Наконец мучения закончились. Мануэль мрачно допил свою текилу и быстро, чтобы не слышать насмешек брата, ушел спать. Впрочем, Боб, как мне кажется, и не собирался «добивать» родственника. Тем более что на самом деле он соревновался не с ним, а с самим собой. Взяв в руки бутылку пива, он подошел к доске, стер все результаты и кивнул мне: «Пойдем к океану».

Туда мы и двинулись втроем — впереди нас гордо нес свое все еще не опавшее брюхо рыжий терьер. Когда мы сели на перевернутую вверх дном рыбачью лодку, на которую почти накатывали волны Тихого океана, Боб даже почесал Джерри за ухом, что свидетельствовало о высшей степени умиротворения. Терьер неожиданную ласку оценил и прижался к индейцу всем своим рыжим организмом. А я пожалел, что оставил в сумке фотоаппарат — кадр получился бы редчайший.

Пахло сетями, тиной, океанской волной, а на горизонте в бесконечное водное пространство тихо опускалось огромное багряное солнце. На его фоне еще крутилось несколько серфингистов. Но это были самые последние фанатики, большинство уже перебралось к своим палаткам и собирало для вечернего костра выброшенные океаном на берег коряги.

Минут десять, не говоря ни слова, мы смотрели на уходящее под воду солнце. «Хорошо!» — заметил наконец, потянувшись, Боб, осторожно отодвинул от себя терьера и полез под лодку спать. Поскольку индеец это проделывал часто, мы с Джерри не удивились. «Действительно хорошо», — просто согласились мы, еще немного посидели, но решили все-таки вернуться в дом, где Пилар приготовила для нас удобное ложе на веранде, пусть и на полу. Здесь чувствовалось дыхание близкого океана и жар все еще горячего песка.