Михаил Черемных - Возвращение в Сары-Черек Страница 9

Со стороны Каравана отроги гор Бозбу-Тау покрыты ландшафтными сообществами бородача. В самой нижней части склонов, около 1400 м, бородачевники ассоциируются с полынниками из полыни ферганской (Artemisia ferganensis). Это хорошо видно по Караванной горе, по которой травостои смешанные, эфемерово-полынные, с участием бородача. В прошлом году гору окружили решеткой, и теперь мы видим, что её склоны, всего за один сезон, сплошь покрылись густой щетиной однолетнего злака эгилопса трехдюймового (Aegilops triuncialis). Колышимые легким ветерком, заросли злаков переливались контрастирующими цветовыми тонами: тёмно-зелеными, светло-зелеными и буро-коричневыми. Они напоминали гривы играющих зверей. Я не подозревал, что эгилопсы[7] могут формировать такие густые, экзотические травостои. На высоте 1580 м над уровнем моря, это примерно 180–200 метров над Караваном, по склонам, помимо бородачевых сообществ, появились бурые заросли невзрачной и низкой караганы алайской (Caragana alaica), более зеленые и густые заросли роз – Эчиссона и кокандской (Rosa есае, R. kokanica). Среди участков занятых розой кокандской, формирующей, подобно постриженным газонам – 1-2-метровой высоты, однородные, густые плантации, встречались одиночные – зверобоелистная спирея (Spiraea hypericifolia) и роза Федченко (R. fedtschenkoana). Травостой в глубине зарослей значительно отличался от окружающих открытых участков, главным образом содоминированием с бородачем осоки туркестанской (Carex trurkestanica). Кроме доминантов встречались – рисовидка кокандская (Piptatherum kokanicum), пырей пушистый (Elytrigia trichophora), тонконог тонкий (Koeleria cristata), тимофеевка степная (Phleumphleoides), костёр острозубый[8], овсяница бороздчатая (Festuca sulcata), лептунис волосовидный (Leptunis trichodes), душица мелкоцветковая (Origanum tyttanthum), змееголовник цельнолистный (Dracocephalum integrifolium), кузиния Краузе (Cousinia krauseana), липучка мелкоплодная (Lappula microcarpa), вьюнок ложнокатабрийский (Convolvulus pseudocantabrica), цмин самаркандский (Helichrysum maracandicum), крупина обыкновенная (Crupina vulgaris), льнянка Попова (Linaria popovii), шток-роза голоцветковая (Alcea nudiflora).

Очень часто в травостое под кустарниками преобладала осока туркестанская, формируя густые, почти однородные заросли. Эта осока – естественная спутница арчи зеравшанской (Juniperus seravschanika), не случайно проникла под полог кустарников. На открытых участках, в сообществах бородача, её практически нет. В прошлом, до начала хозяйственной деятельности, светлохвойные арчевые леса покрывали склоны от предгорий до высокогорий – от 600 до 3000 м над ур. м. С вырубкой арчевников и с выпасом под ними скота, произошли коренные изменения в составах травостоев. В ряде мест усилил свое господство бородач – сухожаровыносливый, устойчивый к выпасу, злак, покрывающий склоны предгорий и среднегорий. Выше его, в интервале от 1600 до 3050 м, приобрел ландшафтное значение столь же устойчивый к выпасу – прангос кормовой (Prangos pabularia). Соответственно, вместе с арчой, утратили былое значение осока туркестанская и другие её спутники. Коренные местообитания сохранились только в редких защищенных точках, в крошечных «рефугиумах», вроде плосковершинных скал. Заросли кустарников возникшие на месте уничтоженной коренной растительности – также результат длительного и неумеренного выпаса скота.

Когда рост и развитие поедаемых растений угнетены, не поедаемые – сорные, колючие виды, в том числе и кустарники – чувствуют себя в такой обстановке более уверенно. В этой, в целом негативной ситуации, появление сорняков, кустарников, колючих и ядовитых трав на истощенной почве следует считать благом. Как правило, обращая внимание только на следствие, мы традиционно сваливаем всю вину на сорняки, считая их первопричиной зла, и часто борьбу на пастбищах и сенокосах ведем именно с ними, не осознавая, что не будь их, здесь не было бы и другой растительности. В критических ситуациях в природе начинают действовать механизмы самосохранения.

Несмотря на явную и очевидную защитную роль кустарников, традиционное отношение к ним всегда было крайне негативным. Складывается впечатление, что кустарники вытесняют ценные виды. Так, например, в одном из старых отчетов по обследованию пастбищ, на юге Киргизии, я прочитал «…ни один из кустарников почти не поедается скотом, но, покрывая большие площади, они сильно ограничивают выпас. Жесточайшим злом пастбищ являются сообщества роз. Эти кустарники образуют колючие заросли, вытесняющие ценные в кормовом отношении травы, почти исключая возможность сенокошения и сильно затрудняя выпас».

С рефугиумами можно сравнить эти заросли кустарников, в глубине которых сразу же начинаются восстановительные процессы. Под их защитой проходят полный цикл развития уцелевшие злаки, появляются осоки, бобовые и ценное, в кормовом отношении, разнотравье.

Кустарники предпочитают поселяться в складках рельефа: по теневым участкам склонов, по северным бортам отщелков, распадков, лощин. Повернутые на юг поверхности занимают сообщества бородача, среди которых так же встречаются кустарники. Это вишня тяныпаньская, рыхлые подушечки её достигают высоты 0,25-0,35 м, ненамного выше, до 0,5 м, вырастает здесь спирея зверобоелистная, встречается также эфедра хвощевая (Ephedra equisetina), небольшие деревца, до 1,5 метра, с черным, конвульсионно изогнутым, толстоватым стволом, 4-6 сантиметра в диаметре, миндаля колючейшего (Amygdalus spinosissima). Кустарники обычны среди этих склонов. Я вижу, борта соседних отщелков, на 30-35 % заняты кустарниками, и за ними склоны тоже подернуты их бурой вуалью.

Защитная роль кустарников для многих ценных кормовых растений была очевидной и бросалась в глаза, она подтвердилась нашими исследованиями. На 100 квадратных метров поверхности склонов мы насчитывали среди кустарников 28-30 видов растений, одновременно, на смежных открытых участках, не более 10-12, причем – плохо поедаемых. Мы убедились в том, что кустарники никого не вытесняют. Напротив, это убежище для обездоленных растений. Спасение от ненасытной овцы. Это, конечно же, не открытие, а только дополнительный аргумент в пользу понимания того, что природа выставляет нам свои заслоны. Она встревожена и обеспокоена. Преодолевать её огородительные рубежи, то есть – уничтожать кустарники – мы настоятельно не рекомендуем. Все должно быть умеренным, и нагрузка на пастбища и рост населения.

Поднявшись еще метров на 200, на высоте около 1650 метров, мы, наконец, пересекли линию водораздела и оказались на обширном склоне, юго-восточной экспозиции, сухого, жаркого, глубокого, но безымянного для нас ущелья и увидели, очень сомкнутый полог бородача. Во все стороны – яркий, светло-желтый, пшеничный аспект, испещренный скальными поясами почти черного цвета. На них ютились корявые экземпляры вишни. Мы прошли приличное расстояние, пока спустились на дно этого ущелья, насчитав на всем протяжении не более двух десятков видов в незначительном обилии, при подавляющем господстве бородача. Это были – ферганская полынь, колючие сложноцветные кузиния (Cousinia) и остроконечный сафлор (Carthamnus oxyacanthus), тимьян сомнительный (Thymus incertus), перовския узколистная, бурачек туркестанский (Alyssum turkestanicum). Местами, на зацелованных солнцем склонах, виднелись разряженные заросли миндаля колючейшего. Первое, что хотелось сказать моим уставшим и взмокшим от полуденного зноя спутникам, это спросить:

– Ну, чем не саванна? Мы идем по настоящей саванне.

Особенно поражали воображение, сходством с саванной, пейзажи с миндалем колючейшим. Такая же изнуряющая жара, такая же пыльная и сухая земля, как много здесь желтой краски, все залито желтым цветом. На блестящем желтом фоне раздельно стоят причудливо ветвистые, чернеющие стволы, уже названного миндаля. Его было немногим больше, на выходах камней, опоясывающих желтые бородачевники, блестящими черными лентами. Они очень хорошо сочетались, эти два цвета и все казалось блестящим на ярком солнце. В этот день мы пришли в гостиницу обессиленные, едва передвигая ногами.

Прожив в Караване несколько дней, выполнив намеченную работу, мы выехали в Джанги-Джол, обогнув Бозбу-Тау на 180 градусов. Высадившись среди поселка, и узнав, что здесь нет гостиницы, решили поставить палатку поближе к реке, так как опыт жизни в обезвоженном Караване, где не всегда можно было найти воду даже для того, чтобы помыть руки, не прошел бесследно. Выйдя на берег Кара-Суу, мы увидели купающихся детей в её быстрых прохладных и чистых струях. Но что такое? Берега реки украшены многочисленными нечистотами. Здесь негде было поставить палатку. Последнее обстоятельство всегда огорчает. Такая вот есть в этом поселке традиция – откладываться на берегу. Нам осталось только переправиться на другой берег. Мы перешли Кара-Суу вброд, перенесли вещи. Это была удачная и редкая на Кара-Суу переправа. Поток воды достигал до груди, был быстр и сбивал с ног, разворачивал. Дно устилали окатанные, скользкие валуны, которые река время от времени, переворачивала, и был слышен доносящийся из глубины гул. Я держал ребят на вытянутых руках, и они как поплавки, с визгом и смехом барахтались в воде, не касаясь дна. Мне было не до смеха. Это рискованное мероприятие закончилось благополучно. Кара-Суу – не такая уж безобидная река. Труднее перейти её в другое время года, даже осенью, когда воды поменьше, она небезопасна. Так, например, в «Записках пристава», в 1899 году, в которых неизвестный автор[9] (нам остаётся только назвать его – Пристав), описывает путь из Намангана в Кетмень-Тюбе, мы находим сведения об этой реке и об этих местах: «При спуске с перевала Бит-Муйнак открывается чудесный вид на долины рек Кара-Суу и Ходжа-Ата, последнюю приходится переходить в брод, неглубокий и не опасный. После, обогнув отрог горы, Вы пойдете по правому берегу реки Кара-Суу…» И далее: «Река Кара-Суу несет массу воды, которая вследствие быстрого течения мутная, почему река и получила свое название. Кара-Суу впадает в Нарын. Бродов через Кара-Суу мало, да и не везде есть и в известное время года. Надо заметить, что долина реки Кара-Суу лежит ниже рек Афлатуна Итокара и Падша-Аты, а потому климат здесь мягче и теплее, так что ниже, по течению реки Ману-Балды, пробовали сеять хлопок, который дает один сбор. Почвы замечательные, богатые, орошение в изобилии, в виду чего, почти вся долина покрыта посевами пшеницы, ячменя, кукурузы, клевера и других. Переправившись на ту сторону, дорога идет вверх, по реке Кара-Суу, по левому берегу. Вправо ущелья Узум-Джат и Кесарь, по которому дорога пойдет по хребту гор на перевал Кумбель…» В Записках говорится об узбекском Зоркенте: Дорога пойдет на Чаткал, через селение Аркыт и в Кетмень-Тюбе, через Успеновку, а так же в Кассан и Чует. Таким образом, Зоркент стоит в узле всех главных дорог. Село Успеновка, основано в 1897 г., заселено крестьянами Коневского уезда, Киевской губернии. Насчитывает 78 дворов. Скота и оборудования у поселенцев достаточно. Есть между ними зажиточные – Фома Бреус[10], Григорий Негрош, Яков Ращенко (имел мельницу), Ким Бибик (торговал незаконно водкой), Мефодий Линский** (этот тоже, где-то, не чист на руку). Повсеместно приводятся ботанические сведения, так, после описания реки Кара-Суу: «Немного дальше Вы поворачиваете вправо, в долину реки Турдук и через несколько верст приедете на остановку Туз-Янгек – чудная ореховая роща. Здесь, под сенью деревьев, у чистой прозрачной воды ручейка приготовлены уже юрты и Вы, после верховой езды, можете отдохнуть и освежиться, для чего советую взять полотенце и мыло, спуститься вниз, к самому Турдуку… с шумом несущему прозрачную, холодную воду… На противоположной стороне вливается каскадами в Турдук, речка Арык-Таш, куда можете переправиться через дважды перекинутые через Турдук громадные бревна, изображающие мост. Все это вместе с окружающими исполинскими орехами и елями составляют чудную горную картину…» И далее: «Поездка по Турдуку, в смысле красоты, не оставляет желать ничего лучшего. А виды действительно восхитительные. Громадные ели перемешивались с березой, орехом и другими деревьями, на светло-зеленом фоне богатых травостоев и высоких посевов. Внизу виден пенящийся и отливающий синевой Турдук, с перекинутыми через него мостами. Вдали, сверкают на солнце, снежными вершинами горы. Все это представляет чудесную картину…». Пристав написал еще много удивительных страниц своего путеводителя, который может увести нас по прекрасным местам в тучные пастбища и сенокосы долины Кетмень-Тюбе, ныне, большей частью, затопленные. Кто еще посещал эти места? До революции здесь путешествовал В.И. Липский, исследовавший также Ферганский хребет и другие горные сооружения Средней Азии. В 1926 году в район озера Сары-Челек была направлена экспедиция Главного Среднеазиатского музея, во главе с его директором, энтомологом, В.И. Янковским. Он изучал горы Северо-Восточной Ферганы еще в дореволюционное время. Жил тогда в Намангане, служил податным инспектором Наманганского уезда, имел возможность путешествовать с отрядом солдат, собирать налоги, везде и всюду, в полной безопасности. Об этом поведал мне письмом из Ташкента в 1987 году ученик В.И. Янковского, В.Э. Крейнцберг, рассказавший, что, начиная с 1932 года, он неоднократно бывал в Сары-Челеке и в смежных ущельях от Паша-Аты до Турдука и Узун-Ахмата. В.И. Янковский распределил сборы между систематиками Москвы, Питера, Киева и других городов, да и сам описал из этого района ряд новых форм жуков. После смерти В.И. Янковского не только не были возвращены розданные им материалы, но и нахлынула лавина энтомологов поработать в научной фондовой коллекции. Вернувшись в Ташкент – В.Э. Крейтцберг пишет, что работал тогда в Кушке – он сразу же догадался, как они «почтили память» великого труженика. В фонде было много ценного, в том числе типовые экземпляры около полусотни новых видов. Все исчезло, и сейчас всплывают иногда в разных коллекциях, в том числе и частных, осколки материалов из сборов В.И. Янковского… Результаты исследований экспедиции были опубликованы в 1927 году в книге участника, зоолога, Д.Н. Кашкарова, под названием «Озеро Сары-Челек». Д.Н. Кашкаровым были сделаны описания растительных сообществ, названы десятки растений. Проезжая Кара-Суу и Ходжа-Ату, он писал: «скалы исчезают, склоны становятся мягкими, зелеными, древесных пород становится всё больше и больше. Деревья образуют настоящий лес. Особенно поражает масса ореха. Мягкими, ярко-зелеными волнами поднимаются заросли по склонам, ползут по ущельям, взбираются на водоразделы. Бросаются в глаза пихты, ели, словно свечи, поднимаются там и тут из орехового моря…». Тот, кто держал в руках книгу Д.Н. Кашкарова, обратил внимание, что цифра 1 на её титульном листе, подразумевает существование, по крайней мере, второго тома. Второй том, однако, не был подготовлен.