Андрей Ветер - Хребет Мира Страница 51

— А что ещё делать? — пожал плечами Молчун Дюпон и обернулся на Лесное Лекарство, сидевшую перед входом в бревенчатый дом и равнодушно глядевшую на кипящую в котелке похлёбку.

— Ты останешься с нами? — обратился Калберстон к Коатсу.

— Нет, хочу вернуться к Воронам. Они забрали мои вещи, а у меня там уйма бобровых шкурок, жаль терять хороший товар. Немного отдохну здесь и поеду обратно. Нужно только придумать, что им сказать, когда расспрашивать меня начнут. А уж Гнилое Брюхо обязательно завалит вопросами, что тут у вас и как…

— Скажешь, что богатства у нас нет никакого, потому как лодки с товарами ещё не пришли, а с провиантом и боеприпасами всё в полном порядке. Дикари не должны знать, что у нас еда на исходе…

Беда заключалась в том, что запасы провизии, включавшие муку, хлеб и бекон исчерпались почти два месяца назад, но это не поставило бы гарнизон в затруднительное положение при иных обстоятельствах. В форте было достаточно умелых охотников, а дичь бродила в округе в изобилии. Но теперь под стенами форта стояли индейцы, не позволявшие выйти за стены, поэтому всякая охота отменялась. Это означало приближение голода.

Через пару дней к воротам подъехал Гнилое Брюхо в окружении двух десятков мускулистых мужчин и попросил его впустить внутрь. Справа от него ехал на низенькой лошадке Сидящий Волк. Его обнажённое тело было смазано золой, а длинные волосы густо покрыты жиром, что делало их тяжёлыми и почти неподвижными.

— У меня нет вражды! — закричал Гнилое Брюхо. — Я здесь в поисках Черноногих. Я несу войну к ним.

— Какого дьявола тогда твои головорезы угнали наш табун? — спросил Калберстон через Молчуна, выглядывая через частокол. — Зачем вы обложили нас со всех сторон?

— Я верну лошадей. У нас много своих замечательных коней, зачем нам ваши? Но впустите нас к себе, мы хотим выкурить трубку, хотим говорить о мире…

— Не считай меня за глупца, вождь. За твоей спиной стоит целая свора вооруженных бандитов. Неужели ты думаешь, что я совсем ничего не понимаю? Нет, ступайте обратно. Мы поговорим, когда у вас в глазах не будет гореть жажда крови.

Индейцы покружили перед воротами ещё некоторое время и неторопливо двинулись обратно. Но Сидящий Волк остался. Он медленно слез с коня, не спуская глаз с Молчуна, смотревшего на него сквозь заострённые вершины брёвен.

— Как твои дела, мой друг? — спросил Марсель без всякой радости в голосе.

— У меня всё прекрасно, а вот у тебя плохо, — громко ответил дикарь и остановился на широко расставленных ногах. Длинная красная набедренная повязка свисала до его голых колен. — Почему ты украл мою дочь?

— Разве тебе есть дело до твоей дочери? Ты ведь покинул семью, отрёкся от неё в пользу Великого Духа. Что же касается Лесного Лекарства, то я не украл её, а дал хороший выкуп твоим родственникам, к которым она переселилась. Так что не заставляй меня становиться твоим врагом, Волк. И не забывай, что я дважды спасал твою жизнь…

Дикарь продолжал стоять неподвижно. В эту минуту над частоколом показалось лицо Лесного Лекарства. Увидев её, Сидящий Волк вытаращил глаза и издал страшный крик подраненного зверя. Всё тело его содрогнулось.

— Выходи ко мне, Большое Крыло! Я хочу убить тебя! Ты оскорбил меня!

— Перестань молоть чепуху, — бросил в ответ Молчун на английском языке и добавил на понятном индейцу наречии: — Твоя душа охвачена безумием, брат. И я понимаю тебя. У нас одинаковая болезнь. Но есть одна разница. Ты не имеешь права на Лесное Лекарство. Твоя женщина с тем же именем скончалась. А эта женщина моя… Впрочем, я могу выйти к тебе…

Через минуту ворота слегка отворились и Марсель протиснулся наружу, держа карабин наперевес. Дальше всё произошло очень быстро.

Сидящий Волк выхватил из-за спины спрятанный нож и кинулся к белому человеку. Но ему удалось сделать не более пары шагов, как громыхнул выстрел, и пуля ударила индейца в голову.

— Вот и всё, брат мой, — проговорил Молчун, опуская оружие.

Едва Сидящий Волк свалился, с берега реки с громким клёкотом прилетел крупный орёл и опустился на грудь убитого. Некоторое время он сидел неподвижно, как изваяние, развернув крылья тёмным веером, затем вдруг поднялся в воздух и скрылся.

Гнилое Брюхо обернулся на звук выстрела, но не успел заметить падения Сидящего Волка. Он различил лишь поднявшегося из травы орла.

— Смотрите! — воскликнул он. — Великий Дух не позволил Волку сойти с пути святого человека. Великий Дух знал, что он хотел вновь взяться за оружие, но это грозило бы ему сильным наказанием, потому что Сеятелю Табака не дозволено жить войной. И вот Он превратил Волка в орла. Вы видите, какая большая птица летит? Это истинный дух Сидящего Волка, дух воина…

Через две недели в рядах Ворон наметилось движение, и племя вскоре снялось с места. Оказалось, что их разведчики обнаружили передовой отряд Черноногих, ехавший в сторону форта, а за ним двигалась целая лавина врагов, с которыми Вороны не рискнули помериться силой[15].

— Похоже, наши неприятности закончились, — подошёл Молчун к Лесному Лекарству. — Любопытно узнать, что будет дальше.

— Будет то, что задумал Творец. Будут испытания, через которые каждому из нас суждено пройти, чтобы закалиться, — спокойным голосом ответила индеанка.

Сидящий Волк не был погребён должным образом, так как во время осады никто из белых людей не решался надолго выйти за пределы форта и заняться могилой. Стервятники обклевали труп, оставив под жарким солнцем лишь белые кости, которые по окончании блокады Лесное Лекарство собрала в кожаный мешок и зарыла на берегу реки. Над местом захоронения она установила шест, обмотанный на макушке красной тряпкой, и привязала к нему связку кукушечьих и вороньих перьев.

Глядя на останки человеческой плоти с почерневшими клочками мяса, которые птицы терзали кривыми клювами, Молчун чувствовал, как тягостное напряжение внутри него медленно рассасывалось, несмотря на непростую ситуацию, в которой оказался форт. Были мгновения, когда душа озарялась светом умиротворения, и жизнь представлялась Молчуну тихой заводью с нерастревоженной гладью воды. Неясные тени, то и дело поднимавшие бесформенные головы, отступали в сиявшую утреннюю даль.

Оборачиваясь к Лесному Лекарству, Марсель Дюпон слышал, как сердце его заполнялось радостным биением. Мучительная животная страсть улеглась. Прикасаясь ладонью к лицу индеанки, Молчун с удивлением вслушивался в собственные чувства, постоянно ощущая нежный трепет, столь не свойственный жителю прерий и гор, и улыбался сам себе.