Александр Кердан - Звёздная метка Страница 10

Политковский продолжал убеждать акционеров проявить терпение и не волноваться:

– …в течение срока предоставленных нам и Высочайше утвержденных мнением Государственного Совета привилегий от 2 апреля сего года производятся выплаты Государственным казначейством в сумме двести тысяч рублей на покрытие издержек по исполнению административных обязанностей компании… Долг компании в казну в семьсот двадцать пять тысяч рублей со счетов компании тем же Высочайшим повелением сложен…

Панчулидзев совсем запутался в этих цифирях.

– Господин Иляшевич, не знаете ли вы, сколько нынче стоят акции компании?

Иляшевич, похоже, знал обо всём:

– Акция ста пятидесяти рублевого номинала на бирже торговалась вчера за сто рублей. Нынче, думаю, столько же… А позвольте полюбопытствовать, князь, вы продаёте или покупаете?

Панчулидзев окинул Иляшевича испытующим взглядом. «Морской волк» вызывал доверие.

– Я хотел бы продать большой пакет акций, доставшихся мне по наследству. Сударь, не посоветуете ли вы мне, к кому можно обратиться с этим?

Иляшевич покачал головой:

– Ой, не ко времени сия затея с продажей, ваше сиятельство. Прогадаете, истинно вам говорю. Разумней бы повременить, подождать лучшего курса…

– И всё же, нет ли у вас на примете человека, достойного доверия…

Иляшевич подумал немного и кивнул в сторону стола:

– Если вы так настаиваете, князь, обратитесь к сенатору. Насколько мне известно, у него на бирже есть свои люди. К тому же он один из членов совета директоров и сам крупнейший держатель акций компании. Посмотрите: вот он сидит справа от господина председательствующего…

Панчулидзев устремил взгляд на сидящего справа от Политковского старца в сенаторском одеянии. Тот во время собрания, казалось, дремал. Но Панчулидзев приметил, что старый сенатор порой молниеносно вскидывал голову на тонкой, как у грифа, шее, обводил острым взглядом присутствующих и снова впадал в прострацию.

– …Нам необходимо избрать нового председателя Главного правления, – перешёл к следующему вопросу Политковский и сразу же предложил: – Главное правление рекомендует на сей многотрудный пост и, к слову, господа, мнение наше поддерживает Комитет господ министров, всем известного Егора Егоровича фон Врангеля, племянника нашего бывшего директора, уважаемого адмирала и члена Государственного Совета Фердинанда Петровича… – и первым зааплодировал.

Когда протокольная часть была завершена и большинство акционеров сгрудились вокруг нового председателя, спеша поздравить его с избранием, Панчулидзев, тепло попрощался с Иляшевичем и направился к сенатору.

Сморщенный, как высохшая груша, старик сидел в кресле, опираясь двумя руками, унизанными сверкающими перстнями, на трость с золотым набалдашником в виде головы Люцифера, голова его подёргивалась, веки были закрыты. Панчулидзев кашлянул и отрекомендовался. Старик пошамкал губами, но глаз не открыл. Панчулидзев представился ещё раз, едва не прокричав свой титул и имя.

Сенатор наконец открыл глаза, по-птичьи резко вскинул голову и уставился на него бесцветным пронзительным взором:

– Что вы хотите, молодой человек? – проскрипел он.

Панчулидзев вкратце изложил своё желание продать акции.

Сенатор заметно оживился:

– О какой сумме идёт речь?

Панчулидзев назвал цифру. Сенатор неожиданно ловко щёлкнул пальцами. Из толпы акционеров тотчас вынырнул немолодой, но по-юношески вертлявый господин в коричневом сюртучке и клетчатых брючках и приблизился, подобострастно кланяясь.

– Наум Лазаревич, прошу, уделите князю внимание, у него есть для вас одно интересное дельце…

Вертлявый господин преданно закивал и, пятясь, сильно картавя, заверил:

– Будет исполнено в самом лучшем виде, ваше высокопревосходительство.

Панчулидзев сдержанно произнёс:

– Благодарю и остаюсь обязанным вам…

Сенатор растянул сморщенные губы в подобие улыбки, но взгляд у него остался пронзительным:

– Что вы, князь, какие обязательства… Помогать добропорядочным молодым людям – вот единственное занятие, приносящее нам, старикам, истинное удовольствие… Мы-то пожили и знаем, что никакая добрая расторжка невозможна без мудрого совета и требует определённой savoir faire[17]. Купить подешевле, продать подороже – вот главный закон, определяющий успех в современном обществе. Помните об этом, молодой человек, и мы непременно с вами сочтёмся…

Сенатор устало закрыл глаза и склонил голову набок.

Панчулидзев отошёл в сторону, где его терпеливо поджидал Наум Лазаревич, сказавшийся маклером Санкт-Петербургской биржи. Они договорились о новой встрече tête-ά-tête[18] и расстались.

Панчулидзев, провожаемый подобострастным швейцаром, вышел на улицу.

Отойдя, он внимательным взглядом окинул Дом у Синего моста и обнаружил, что третий этаж надстроен совсем недавно – он заметно отличается от нижних двух этажей стилем и облицовкой.

Глядя на чёрную воду незамерзшей Мойки, Панчулидзев пошел по набережной, размышляя, что реконструкция особняка компании и заявление Политковского о якобы понесенных убытках как-то плохо вяжутся между собой.

По адресу, указанному Николаем Мамонтовым, Панчулидзев наведался на следующий день после собрания акционеров. Отправился пешком, благо Большая Морская была недалеко от его квартиры. Погода благоприятствовала пешей прогулке: вечером выпал снежок, прикрывший голые булыжниковые мостовые, и сразу придал всему городу обновлённый, праздничный вид.

Особняк Радзинской сразу бросался в глаза эклектичным стилем, вошедшим в моду четверть века назад. Фасад был украшен сложным декором, трёхчетвертными каннелированными колоннами и рустованными пилястрами полукруглого портика. Панчулидзев, в университете увлекавшийся архитектурой, предположил, что и внутреннее убранство дома должно быть пышным и изобиловать мрамором, кариатидами и резными деревянными панелями.

От размышлений о необарокко его отвлекла карета, отъезжающая от подъезда. В окне кареты Панчулидзев успел заметить старика в собольей шубе. «Да это же давешний сенатор из правления Российско-Американской компании…» – удивился он нечаянной встрече.

Но сюрпризы на этом не закончились. На звук колокольчика дверь отворила миловидная горничная. Панчулидзев протянул ей визитную карточку и заявил, что просит у графини аудиенции по делу, не терпящему отлагательств. Горничная приняла у него верхнюю одежду, проводила в гостиную, а сама упорхнула наверх по крутой мраморной лестнице, перила которой поддерживали кариатиды и атланты.

Как и предполагал Панчулидзев, гостиная была декорирована тканями и красным деревом. Он стал разглядывать французские и немецкие гобелены на стенах, изящную мебель из орехового дерева и не сразу услышал шаги за спиной. Однако, обгоняя их звук, до него донёсся аромат жасмина, сандалового дерева и ванили.

Панчулидзев, боясь поверить догадке, обернулся и замер: в трёх шагах от него стояла та, которую он так долго искал – мадемуазель Полина. Она была в строгом чёрном платье с высоким воротником, плотно охватывающим шею. На плечах – кружевная чёрная шаль. Те же волосы цвета спелой ржи, те же зелёные глаза с солнечными пятнышками вокруг зрачков. И всё же это была как будто другая Полина. Она смотрела Панчулидзеву прямо в глаза. И ничего не дрогнуло в её лице, словно не были они вовсе знакомы.

– Здравствуйте, князь, – произнесла она ровным голосом. – Чем обязана вашему визиту?

Панчулидзев смешался: интонация графини подействовала на него, как ушат холодной воды. Он не верил своим глазам и ушам: эту ли женщину он сжимал в своих объятьях?

– Так что привело вас ко мне? – опять безо всяких эмоций переспросила она.

Он наконец совладал с собою, сдержанно поклонился, извлёк из кармана сюртука метку с синей звездой и без слов протянул ей.

Она едва заметно приподняла брови.

– Я знаю этот знак. Подождите, – сказала девушка и вышла из гостиной.

Панчулидзев только тут окончательно опомнился. Достал платок, отёр лицо и стал судорожно думать, как дальше держать себя с нею. Придумать ничего так и не смог.

Полина вернулась с дагерротипом в руках и заговорила с Панчулидзевым уже по-иному – ласковей, как со старым другом:

– Я рада вас видеть, князь. Рада, что за посылкой Николая пришли именно вы… Хотя и не ждала увидеть обладателя пароля так скоро…

– Mersi[19], графиня. Я много думал о вас со дня нашего знакомства… Мне, напротив, показалось, что прошла целая вечность…

Она словно не услышала этих слов:

– Николя совсем недавно был у меня…

Панчулидзев опешил:

– Как? Он давно должен быть в Вашингтоне.

– Helas[20], должна вас огорчить. Он уехал из столицы не далее как вчера. Перед самым отъездом заходил попрощаться. Тогда и попросил меня передать свой дагерротип подателю условного знака. Право же, князь, всё это так похоже на милую детскую игру. Впрочем, Николя всегда был таким выдумщиком…