Алекс Белов - Зелёные Созвездия Страница 11

Как же я ошибался.

Как ошибался!

Часть вторая Зелёные дети

И Небо, и Море

Переполнены одинокими

Земли, Воздух

Ищут пару себе подобную.

Небо, Море

Плачут горькими, жизнь не вечная

Земли, Воздух

Забываются в бесконечности.

Вечером, когда дети преспокойно сидят за столом или на своих скамеечках, является Оле-Лукойе. Он обут в одни чулки и тихо-тихо поднимается по лестнице; потом осторожно приотворит дверь, неслышно шагнёт в комнату и слегка спрыснет детям в глаза молоком.

В руках у него маленькая спринцовка, и молоко брызжет из неё тоненькой-тоненькой струйкой. Тогда веки у детей начинают слипаться, и они уж не могут разглядеть Оле, а он подкрадывается к ним сзади и начинает легонько дуть им в затылки.

Глава первая Воздух

— Всё не слава богу, — хмурится мама, поглядывая куда-то вперёд. Мы уже в самолёте, который набрал высоту, возвращая меня на родину.

При подъёме я испытал лёгкую невесомость, как будто катался на карусели в парке аттракционов. Немного испугался, ведь летел впервые, но потом состояние стабилизировалось, пока мама не нахмурилась.

Нас поместили в небольшом отсеке прямо перед кабиной пилота, и когда в последний раз выходила стюардесса, мама случайно бросила взгляд в носовую часть самолёта.

— Что там? — хмурюсь я в ответ.

— Летим прямо в грозовой фронт. — Потом мама посмотрела на меня и внезапно растерялась, видимо, страх прильнул к моему лицу. — Ты не пугайся, если бы какой серьёзный грозовой фронт ожидался, пилотов бы предупредили и рейс отменили.

— Когда ты отправляла меня на яхте, тоже никакого фронта не ожидалось, — тихо произношу я, и мама было открывает рот, но оттуда не доносится ни звука. Крыть ей нечем.

Через минуту свет в иллюминаторах темнеет, самолёт входит в облачность. Опрятные стюардессы в фирменных костюмах снуют мимо нас и на их лица приклеены искусственные улыбки, по которым хочется вдарить кулаком. Я не улыбаюсь в ответ, тревога лишь нарастает.

Самолёт чуть тряхнуло, и одна из стюардесс засеменила в салон, чтобы успокоить людей. Только дверь в кабину пилота она закрыть забыла. А ведь по уставу, скорее всего, положено. А если не закрыла, значит, волнуется.

Свет мигнул. И потом из кабинки донёсся тихий голос одного из пилотов:

— Васька, что происходит? Из строя выходит уже третий прибор. Меня пугает такое совпадение.

Я вижу, как бледнеет мама. Она тревожно бегает глазами в поисках хоть одного человека из команды. Меня посещает нервная мысль, что если кораблекрушение я пережил, то авиакатастрофу — вряд ли. А потом ирония: меня спасли из моря, чтобы я разбился на самолёте. Вот весело! Обхохочешься, к чёрту!

И вдруг всё встаёт на свои места. Ничего этого нет. Ни самолёта, ни мамы, я всё ещё качаюсь на волнах и продолжаю галлюцинировать. Я даже начинаю слышать шум волн.

— Погоди, — произносит мама, не выдерживая. — Я на минутку.

Она выходит, оставив меня одного.

И тут всё начинается.

Сначала самолёт трясёт, а свет дрожит, как парализованный. Я сжимаю кулаки и шепчу про себя:

— Это лишь турбулентный поток, всего лишь поток.

В салоне раздаётся душераздирающий крик, и я застываю, раскрыв рот на полуслове. Опять ужас гнездится в сердце. За что же мне такая проклятая судьба?

Я должен подняться и… и что? Поговорить с Воздухом, как говорил с Морем? Но я всё же пытаюсь. И не могу. Тело будто приварили к каталке.

— Ээээээй! — кричу я.

И мне из салона вторят десятки голосов. Что-то определённо шло не так. А может иные просто боятся турбулентности, хотя последняя как-то затянулась…

Моя каталка подлетает в воздух и… не встаёт на место, а повисает в воздухе. А вот этого при турбулентности точно не бывает. В состоянии невесомости мой кабриолет поворачивается вертикально, что я оказываюсь почти в стоячем положении, и медленно плывёт по предбаннику, созданному для больных подобных мне.

Каталка разворачивается к кабине пилота, а позади визжит сонм пассажиров. Желание оглянуться пропадает сразу, как только я вижу это. В отличие от меня, пилоты не витают, а преспокойно сидят в кресле, направляя самолёт в центр тьмы. Та клубится в нескольких десятках метров от носовой части, словно клубы дыма горящей нефтяной фабрики.

Я закусываю губу, сжимаю трясущиеся кулаки. Потом кабинку сносит. Вот прямо в долю секунды, как будто её и не было. Пилоты разлетаются в разные стороны, с криками уносясь вниз. Я кричу вместе с ними. Холодные потоки воздуха рвут мои волосы, слепят глаза.

Во тьме что-то шевелится.

И наконец я вижу хотя бы часть Его. Два огонька, словно иллюминаторы самолёта, загораются внутри. Глаза. Тьма этого создания вгрызается в сердце, превращает мою кровь из красной в чёрную.

И оно говорит. Таким же образом со мной общалось Море. Не звуком, а мыслями, но если от Моря в голове возникали слова, складывающиеся в предложения, то эта тварь лишь передавала информацию. Не картинками, не буквами, а просто знаниями.

Две акулы расходятся в разные стороны. Третья плывёт прямо на меня.

Словно воспоминание.

— Чего тебе нужно??? — кричу я. — Оставь меня в покое.

Я в надувном круге, верчусь в море, но мне не двенадцать, мне пять.

Как такое может быть? Я впервые попал на море этим летом! Окончив пятый класс. И никогда в жизни не видел акул.

Каталка подлетает ближе к разлому самолёта. Вот-вот я свалюсь в бездонную пропасть. Глаза существа становятся невероятно огромными, и слабая догадка тоненькой молнией пронзает меня, как отзывается оголённый нерв зуба, если укусить мороженое.

Я зажмуриваюсь и кричу. Не хочу, чтобы эти жёлтые огни смотрели на меня. Но теперь они смотрят в меня. Я срастаюсь с тьмой и вижу себя плывущего по морю на огромном медведе…

Я очнулся в аэропорту. Мама везла меня по какому-то павильону, кругом сновали люди.

— Что такое? — тревожно спрашиваю.

— Приземлились, — слышу позади ласковый голос мамы.

— Погоди, я что, спал?

— Да. Говорил, а потом вдруг взял и вырубился. Я даже чуточку испугалась. Уж не случился приступ какой с тобой. Послушала, дышишь ровно. Поняла, что спишь.

Я хмурюсь и пытаюсь найти грань, когда реальность перетекла в сон, но не нащупываю её. Впервые за всю жизнь.

Мимо проходит девочка моего возраста и мальчик помладше. С родителями. Они долго оглядываются на меня, пока мать не дёргает их раздражённо за руки. Мне становится стыдно.