Александр Чернобровкин - Князь Путивльский. Том 1 Страница 17

Я опередил его, перерубив правую руку немного выше локтя. Моя сабля вошла и в грудь сотника сантиметров на десять. Правая рука Нажира упала вместе с его саблей на землю. Левую он прижал к рассеченной груди. Пальцы сразу покрылись кровью. Бесчувственное лицо сотника стремительно бледнело. Я наклонился и поднял левой рукой саблю Нажира. Пальцы его руки были еще теплые и цепко держались за рукоять. Я буквально вывернул саблю из них.

Ко мне осторожно, огибая с боков, приближались Судиша и пятеро детей боярских. Савку отпустили. Пацан стоял с разинутым ртом и, наверное, отсчитывал последние мгновения своей жизни, только недавно изменившейся в лучшую сторону. В Чернигове я разрешил ему сбегать к родителям, показаться во всей красе и похвастаться новой должностью. Сейчас приходит к выводу, что это была его первая и последняя минута славы.

Я напал первым. Начал с тех, что заходили справа. Левой рукой наносил несильный отвлекающий удар, а правой рубил. Индивидуальное мастерство здесь примерно на том же уровне, что и в Западной Европе, то есть, посредственное. Мои противники с двуручными бойцами раньше не сражались, против нескольких привыкли биться с щитом. Но мы ведь ехали на охоту, а не на войну, щиты не брали. Я орудовал двумя саблями на интуиции и наработанных навыках, не думая и, скорее всего, ничего не соображая. Уклонялся, финтил, отбивал удары, бил в ответ. Убивал быстро, не выпендриваясь. Только с Судишей поиграл немного, когда остался с ним один на один. До этого заместитель воеводы вроде бы и не прятался за чужие спины, но все время между мной и им оказывался кто-нибудь. Теперь никого не осталось. Выражение рубахи-парня сползло с его лица. Осталась смесь трусости и гаденькой неприязни. Видать, я насыпал ему соли на самое неожиданное место, даже не подозревая об этом. Что ж, это я могу. И наказывать умею. Сперва отрубил ему левую руку, потом правую и напоследок подсек левую ногу выше колена, чтобы не вздумал сбежать от своих рук. Рядом с ними Судиша и упал в траву, вытоптанную так, словно здесь табун лошадей валялся.

И тут я услышал стук копыт. Видимо, не зря пришло сравнение с лошадьми. По дорогу ко мне скакал отряд во главе с воеводой Уваром Нездиничем. Их было десятка два. До моего коня далеко и он со спутанными ногами. Савка куда-то пропал. Я отшагнул к дубу. Нижние ветки будут мешать всадникам нападать на меня. Двадцать человек – это, конечно, много. Надо было в Западную Европу ехать…

Съехав с дороги, всадники начали разворачиваться в лаву. Такое впечатление, что собираются атаковать целый отряд, а не одного человека. Впрочем, нападать они вроде бы не собираются. По крайней мере, никто не доставал из ножен саблю и лук не натягивал. Они остановились метрах в пяти от меня. Наверное, я, забрызганный кровью, с двумя саблями в руках, представлял интересное зрелище. Не менее интересными были и мои семь зарубленных противников.

– Жив, князь? – то ли спросил, то ли констатировал факт воевода.

– А ты не рад? – раздраженно произнес я, чтобы скрыть дрожь, которая начала колотить расслабляющееся тело: пронесло! покняжу еще маленько!

Воевода Увар понурил голову и пробурчал:

– Прости, князь, не сразу понял, что они задумали недоброе. Мончук подсказал.

– Поверю на слово, – сказал я и подошел к Судише.

Заместитель воеводы был еще жив. Он лежал в луже крови с закрытыми глазами и отупевшим от боли лицом. Губы медленно шевелились, но слов не было слышно. Надеюсь, каялся. А может, проклинал меня. Что ж, пусть облегчит душу напоследок. Как говорили в двадцать первом веке российские зеки, ты умри сегодня, а я – завтра.

– Кто вас нанял? – спросил его.

Судиша перестал шевелить губами, открыл глаза. Зрачки расширились, поглотив радужку. Они смотрели на меня и, казалось, ничего не видели.

– Ты умрешь, а они останутся жить и смеяться над дураком, который покрыл их, – подзадорил я Судишу.

– Нет, – прохрипел он. Я подумал, что он отказывается предавать заказчиков, но заместитель воеводы продолжил: – Сучковы, оба брата… – дальше он перечислили имена остальных моих бояр.

Каждый оплатил одного убийцу. Так и набрали семерых. Затем Судиша посмотрел на сотника Мончука, улыбнулся криво, но больше ничего не сказал.

Сотник побледнел под моим взглядом. Правда, глаз не отвел.

– Добей его, – приказал я Мончуку.

Сотник медленно слез с коня, подошел к Судише и рубанул саблей по лицу наискось, рассек рот и язык. Наверное, чтобы не сболтнул лишнее. Вторым ударом отрубил голову. Вот теперь мы с ним повязаны кровью. Хотя доверие он еще не заслужил.

– Будиша, останешься здесь до подхода пехоты, соберешь трофеи. Затем отравишь их в город, а сам посадишь на коней семь человек и поскачешь впереди. Поднимешь всю стражу, захватите бояр-заговорщиков и семьи вот этих, – показал я на убитых. – Будут сопротивляться, убивайте. Засядут крепко, ждите меня, вместе выковыряем. Жечь и грабить запрещаю. – Потом повернулся к воеводе: – А мы поскачем разберемся с Сучковыми, пока их не предупредили.

9

Молчанский монастырь отличался от тех, что я посещал в Англии и Нормандии. Там внешние стены зданий были частью оборонительных сооружений. Здесь крепостные стены стояли отдельно от четырех больших деревянных зданий и четырех маленьких раскинутых без симметрии вокруг собора с тремя шатровыми куполами. Через ров, наполненный зеленой водой, был перекинут широкий мост, неподъемный. Наверное, его сжигали в случае опасности, потому что внутрь не занесешь, в ворота не пролезет. Вход охраняли трое монахов, вооруженные копьями метра два длиной и длинными ножами в ножнах, которые были засунуты под веревки, подпоясывавшие рясы, старые, посеревшие от многочисленных стирок. Монахи решили было закрыть ворота, увидев отряд всадников, но узнали нас и передумали. Слева от ворот располагалась большая гостевая изба, а справа – маленькая для раздачи милостыни. Возле нее толпилось с десяток калек. Я запретил им побираться в городе где-либо, кроме папертей церквей. Пришлось выпороть несколько нищих, потому что поняли не сразу. Одному калеке порка помогла «исцелиться» – задрыгал обеими ногами, которые по его словам отнялись еще в детстве. После этого в Путивле его никто не видел. Дальше стоял собор, из которого вышли с десяток монахов, а по бокам от него – два больших здания. Игумен жил в том, что справа.

Он вышел на крыльцо, услышав, наверное, стук копыт. Одет был в рясу из черной тонкой материи, скорее всего, шелковой. На шее висел здоровый золотой крест. Когда Сучков пришел с этим крестом на совещание, я подумал, что это обязательный атрибут важных мероприятий. Оказывается, каждый день носит. С таким тщеславием надо было идти в скоморохи, а не в монахи. Увидев меня, игумен Дмитрий оцепенел, схватившись за нижнюю часть креста, будто хотел поднять его и произнести: «Сгинь, нечистая сила!». Затем дернулся было зайти внутрь здания, однако догадался, что там не спрячется, и заспешил мне навстречу. Дмитрий Сучков не стал включать дурака, догадался, что я прискакал по его голову.