Корабль Его Величества «Улисс» - Алистер Маклин Страница 23

Тиндэл в знак согласия кивнул.

— Придется присмотреть за ним… Черт бы побрал эту качку. Весь кофе на скатерти. А я думал, что мы в спокойных водах, командир.

— Да, в спокойных, если иметь в виду, что нас ждет впереди. Послушайте, как завывает ветер. Интересно, что думает по этому поводу наш синоптик.

Вэллери протянул руку к телефону и соединился с центральным постом управления огнем. Выслушав доклад, сказал:

— Анемометр просто сбесился. Ураганный ветер по-прежнему норд-вест. Температура удерживается на уровне минус двадцать три, а барометр показывает двадцать семь и восемь.

— Что?!

— Двадцать семь и восемь. Так мне доложили. Это невероятно, но, видно, так оно и есть. — Вэллери посмотрел на часы. — Прошло сорок пять минут…

В салоне наступила тишина. Вскоре, как бы отвечая на вопрос, который беспокоил обоих, Тиндэл глухо сказал:

— Пора в путь. Пора. Между прочим, этот шпагоглотатель Орр хочет идти с нами на «Сиррусе»… Дадим ему такую возможность. Пусть этот молодой человек учится.

В двадцать часов двадцать минут все корабли закончили прием топлива. При таких сильных порывах ветра лежать в дрейфе и удерживать место удавалось с большим трудом, но корабли, конечно, были здесь в большей безопасности, чем в открытом море. Командирам кораблей приказали: как только улучшится погода, идти по назначению; «Дифендеру» и сопровождающим его кораблям — в Скапа-Флоу, остальным — к месту рандеву с конвоем, в ста милях к ост-норд-осту. Всем кораблям приказывалось строго соблюдать радиомолчание.

В двадцать тридцать «Улисс» и «Сиррус» развернулись и начали движение на восток. На мостиках оставшихся кораблей замелькали огни сигнальных фонарей, передававших пожелания счастливого плавания. Увидев, что приказ о светомаскировке нарушается, Тиндэл сочно выругался, но, вспомнив, что сигналы у этого мыса никто, кроме них самих, не увидит, успокоился и приказал поблагодарить за добрые пожелания.

В двадцать сорок пять, все еще находясь в двух милях от мыса Ланганес, «Сиррус» начал резко раскачиваться под ударами набегавших на него волн. Глядя на корабль, можно было подумать, что это вовсе не эсминец, а подводная лодка, идущая на перископной глубине.

В двадцать пятьдесят, сбавив ход, «Сиррус» попытался подойти поближе к берегу, чтобы укрыться от непогоды, и в тот же момент с него просемафорили прожектором: «Повреждены водонепроницаемые люки. Вышла из строя первая башня. Волны захлестывают вентиляторы левого котельного отделения». Командир «Сирруса» Орр мог только выругаться, когда получил ответ с «Улисса»: «Хороший урок. Немедленно возвращайтесь к оставшимся кораблям. Со взрослыми вам делать нечего». И все же Орр не потерял присутствия духа и снова просигналил: «Понял. Подождите, пока подрасту». «Сиррус», круто развернувшись, направился под укрытие берега. Несколько минут спустя на «Улиссе» его потеряли из виду.

В двадцать один ноль-ноль «Улисс» вошел в Датский пролив.

Глава шестая

ВТОРНИК. ВЕЧЕР

Это был сильнейший шторм за все годы войны. Если бы в адмиралтействе были собраны все отчетные документы, то выяснилось бы, что подобного явления природы никогда раньше не наблюдалось. Никто из членов экипажа «Улисса», на котором собрались опытные моряки, побывавшие чуть ли не во всех уголках земного шара, не мог припомнить шторма, который можно было бы сравнить с тем, какой они испытали в тот вечер.

В десять часов на корабле все люки и двери были наглухо задраены. Переходить по верхней палубе было запрещено. Впервые после вступления корабля в строй всей верхней вахте было приказано оставить свои посты и находиться в нижних помещениях. По признанию самого Кэррингтона, даже ураганы в Карибском море осенью тридцать четвертого и тридцать седьмого годов не шли ни в какое сравнение с тем штормом, в который попал «Улисс». В первом случае Кэррингтон успешно провел небольшой транспорт, а во втором — старый танкер с грузом асфальта. Мореходность этих судов, конечно, нельзя было сравнивать с мореходностью «Улисса», поэтому Кэррингтон был уверен, что «Улисс» выдержит. Однако помощник командира, конечно, не мог знать, как не знал этого и никто другой, что это было только началом страшного бедствия. Подобно безжалостному дикому зверю из древней легенды, полярное чудовище притаилось на пороге своей берлоги, поджидая жертву. В двадцать два тридцать «Улисс» пересек Полярный круг, и здесь чудовище нанесло свой удар.

Удар был жесток и силен. Из своей пасти чудовище выбрасывало мельчайшие кусочки льда. Они били людям в лицо, оставляя кровавые следы. Жестокие порывы ветра рвали одежду и пронизывали до костей. Голос чудовища походил на реквием. Всю свою силу оно вложило в ураганный ветер, под порывами которого у людей захватывало дух. Попавшего под удар ветра человека валило с ног, бросало куда-нибудь в угол, и он лежал там, корчась от боли. В союзники себе чудовище взяло море. Волны всей своей мощью обрушивались теперь на корпус «Улисса».

«Улисс» должен был погибнуть. Ни одно из созданных человеком сооружений не имело шансов уцелеть. Корабль должен был погибнуть в тисках урагана, перевернуться или развалиться под ударами ветра и волн. Но этого не произошло. Каким образом «Улисс» уцелел, выдержал жесточайший натиск — остается тайной.

В нижних помещениях корабля царил невообразимый хаос. Дверцы шкафов в жилых кубриках были сорваны, все содержимое их валялось на палубе. Столы и стулья оказались перевернутыми. Книги, посуду и прочую утварь разбросало по углам помещений. Люди (их были сотни) кричали, ругались. Некоторые пытались подняться, но тут же снова падали. Корабельный врач Брукс, лейтенант Николас и судовой священник трудились в поте лица. В лазарет то и дело приносили новых раненых. Так продолжалось всю ночь. Лазарет превратился в настоящий походный госпиталь. Ссадины, порезы, вывихи, сотрясения и переломы — все пришлось повидать измученным врачам этой ночью. К счастью, серьезных травм было немного, и через три часа в лазарете осталось только девять моряков, в их числе Ферри с двойным переломом руки. Райли и его товарищей бунтовщиков, несмотря на отчаянные протесты, выписали из лазарета, чтобы обеспечить возможность оказания помощи тяжелораненым.

Примерно в двадцать три тридцать Николаса вызвали для оказания помощи Карпентеру. Падая и вновь поднимаясь на ноги, Николас с трудом добрался до каюты штурмана. Тот, видимо, испытывал дикую боль. Осмотрев его, Николас увидел зияющую рваную рану на лбу, распухшую в лодыжке ногу. Травмы были серьезными, но не такими опасными, как могло показаться при взгляде на мученическое лицо Карпентера. Николас улыбнулся и тихо спросил:

— Ну, Гораций, что с тобой? Снова пьянствовал?

Карпентер застонал:

— Спина, Джонни. — Он лег на живот. — Посмотри, пожалуйста.

Выражение лица Николаса резко изменилось.