Константин Бадигин - Секрет государственной важности Страница 24

На передней телеге сидел поручик и мечтал. Он занимался излюбленным делом — подгонял титулы к своей фамилии. Пышные титулы неодолимо влекли его с самого детства. «Князь Сыротестов-Приморский, — прикидывал он и сейчас. — Или: граф Сыротестов-Камчатский… А еще лучше: барон Сыротестов-Тихоокеанский… Можно ли купить титул за деньги? — Поручик слыхал, что можно. — Боже, как все преображается! Был купеческий сын, и вдруг — титулованная особа!.. Идешь по улице, и вслед тебе шепоток: „Это граф Сыротестов-Камчатский“… Нет: „Князь Сыротестов-Тихоокеанский“… Зашел в ресторан — лакеи в три погибели: „Пожалуйста, ваше сиятельство“, „Чего изволите, ваша светлость?“ А может быть, удастся приобрести фамилию угасшего княжеского рода? Князь Голицын-Сыротестов… Только бы титул, а родословную вывести как-нибудь сумеем».

Аристократический недуг поручика обострился, после того как он наслушался во Владивостоке лекций графа Тулуз де Лотрека. Он не пропускал ни одной из них. Знаменитому авантюристу уже примелькалась физиономия Сыротестова, и он по-своему расценивал любопытство офицера контрразведки. Граф решил, что местные органы безопасности, как и в других городах и странах, следили за ним. Де Лотрека утвердили в подозрении глупые и однообразные расспросы поручика о способах обзаведения почетным российским титулом. Граф рекомендовал Сыротестов, добиваться баронства. «Много уважаемых богатых купцов пожалованы баронами. Почему бы не попытаться и вам?» — говорил он.

Сегодня поручика осенила новая мысль: «А что, если купить титул у самого Тулуз де Лотрека? Ведь его не убудет, если он, например, усыновит Сыротестова? Да, да, усыновит. Отвалю полмиллиона долларов этому промотавшемуся аристократишке, и я — граф Серж де Лотрек… Нет, много: по теперешнему времени хватит ста тысяч»…

Он даже зажмурился от удовольствия. И тут же скис: а как быть с родным папашей, Степаном Ильичом Сыротестовым?.. Поручик горестно вздохнул. Нет, пока жив отец, об этом и думать страшно.

Вытянув длинные ноги, полулежала на сене Лидия Сергеевна. Она вспоминала прошлое. Девичья фамилия ее Поцелува. Родилась в бедной поповской семье и была у родителей восьмой. Всегда была очень нервная, вернее, взбалмошная. Училась на высших медицинских курсах — выгнали за неуспеваемость. Потом путалась в сестрах милосердия, увлекла старого генерала, вышла за него замуж. Вскоре генерал умер от расстройства желудка, но Лидия Сергеевна рассказывала, что он погиб за белое дело. У нее был золотой перстень с бриллиантом, свадебный подарок генерала; после казни Романовых она стала говорить, что перстень якобы дар самой императрицы. Лидия Сергеевна, брюнетка, с заметными усиками, носила пенсне на лиловом шнурке и душилась препротивными духами «Молодость». Пуще всего ее привлекали деньги, потом высшее общество. Свое неродовитое поповское происхождение она тщательно скрывала…

А лошади трусят и трусят… Пыльная дорога вела обоз к богатому селу. Вскоре до солдат донесся звон церковных колоколов. Сегодня праздник преображения. В надежде разживиться самогоном или брагой все повеселели. Некоторые перекрестились. Завели песню. Однако Сыротестов, версты за три до села, велел сворачивать в лес. Там он спрятал лошадей и повозки в частом кустарнике, оставив охрану из двух солдат, а сам во главе отряда стал пробираться к возвышавшейся впереди сопке. Ее зеленая вершина была приметна каменными глыбами и желтыми пролысинами. Подъем был крут. Приходилось продираться в цепком кустарнике. К полудню отряд достиг старой лиственницы со срубленной верхушкой. К стволу ее была прибита сосновая ветка с высыхающей хвоей. От лиственницы Сыротестов шел, считая шаги. Направление указывала сосновая ветка. Вот поручик исчез в зарослях шиповника… Вскоре на его зов подошли остальные — Лидия Сергеевна и солдаты.

Перед ними открылся едва различимый вход в пещеру: небольшой треугольный лаз.

В это время третий помощник Бескрылов, узнав у старосты, где можно взять хорошую пресную воду, стал созывать команду.

В бухту впадала небольшая река. Она стекала со склонов величественного хребта Сихотэ-Алиня, шла сквозь дремучие леса и была кристально прозрачна. Когда катерок, миновав мелководье, втащил две баржи в спокойные воды, моряки с удивлением увидели морскую шхуну.

— Что за посудина? — сказал Ломов. Они с Федей лежали на носу первого кунгаса и с интересом смотрели на открывшиеся перед ними живописные берега. — В реку забилась… И что за маскарад?

Шхуна явно желала быть как можно неприметней. Ее борта были утыканы молодыми березками. Мачты тоже прикрыты свежими ветками. Издали трудно отличить судно от лесистого берега.

— Контрабандой рыбу ловят, — догадался Ломов. — Японцы.

Он оказался прав. Когда проходили мимо, увидели на палубе шхуны их настороженные лица.

— И флага нет, пираты! — возмущался Великанов. — Как у себя дома пристроились.

— При таком правительстве, — зло сплюнул Ломов, — они с нас последние штаны снимут, и все по закону, слова не скажи. Когда у нас в Приморье крепкая власть будет? Недаром говорится: если изба без запора, то и свинья в ней бродит.

— Есть такая власть! — горячо откликнулся Великанов. — Советы. Разве большевики дали бы грабить? Да ни в жизнь!

Ломов внимательно посмотрел на нового приятеля.

Для приемки воды Бескрылов поставил кунгасы выше по реке, рядом со шхуной, а сам ушел за другой парой на «Синий тюлень».

Моряки быстро наладили пожарный брандспойт, и пресная вода, прозрачная и холодная, полилась в баржи.

Качали по четыре человека, меняясь каждые пятнадцать минут. Сменившись, Федя и матрос Ломов сошли на берег и отправились к японской шхуне. Палуба вся была в чешуе. Кое-где валялись большие рыбины. Березки уже поникли ветками, будто жаловались.

— Чего нужна? — на ломаном русском языке спросил коротконогий японец в соломенной обуви. — Водка!.. С-с-с… Хо-росо. Пошел прочь!

— Это наша земля, — ответил Федя, — где хочу, там и буду стоять… Березы сколько испортили!

— Скоро японская станет. — Солдат показал большие зубы. — Вся берега наша, море наша, Камчатка наша и березка наша.

Какое русское сердце могло вынести это спокойно!

— Вот ваша! — Ломов показал японцу кукиш. — А ну, вали отсюда. Я сейчас ваши веревки… — Он вытащил нож и хотел перерезать швартовые концы.

Японец что-то крикнул. На палубе шхуны мгновенно скопились люди. «Сколько у них тут народу!» — успел подумать Федя.

Из рубки выбежал японец в морской фуражке с винтовкой, клацая на ходу затвором.