Альберто Васкес-Фигероа - Игуана Страница 26

Однако через неделю Оберлус вернулся к разговору о «сухопутных пиратах», когда застал капитана за стряпней: тот варил в котелке собранных крабов — они в изобилии водились вокруг колоний морских игуан и семейств тюленей, — изредка их помешивая.

И тогда Алонсо Пертиньяс простодушно описал ему во всех подробностях те хитрости, к которым прибегал кое-кто у него на родине, желая темной ночью ввести в заблуждение иноземные корабли, которые огибали опасные берега Галисии, и заставляя их капитанов поверить в то, что они идут впереди корабля, следующего правильным курсом. В результате корабли нежданно-негаданно врезались в берег или терпели крушение, налетев на мель, — и тут же подвергались нападению пиратов, которые налетали как саранча, вырезали всех поголовно и за считаные часы обчищали корабль.

— Ловко придумано, — согласился Оберлус.

— Трусость, — возразил его собеседник. — Самый трусливый способ разбоя, придуманный человеком. Пускать на дно корабли и топить команду ради нескольких промокших тюков. Ценные-то грузы по большей части хранятся в трюме и всегда оказываются на дне морском.

— Однако вполне понятно, что тому, у кого нет корабля, чтобы пойти на абордаж, ничего не остается, как пораскинуть мозгами, чтобы заманить судно туда, где будет сподручнее его одолеть.

Капитан Пертиньяс застыл как вкопанный, словно в его уме, время от времени теряющем ясность — а такое происходило уже несколько недель, — мелькнула догадка о том, что мучитель его использовал, выудив у него сведения, которые собирался при случае использовать.

Он ничего не сказал. Не произнес больше ни слова, но ближе к вечеру Оберлус, который читал на вершине своей скалы, периодически шпионя за пленниками с помощью подзорной трубы, заметил согбенную фигуру старика, с трудом взбирающегося по пологому склону, который вел к утесам, высящимся с наветренной стороны острова.

Старый капитан достиг вершины в трехстах метрах от того места, где находился Оберлус; он долго смотрел на море, нежно лизавшее камни, оставленные на виду отливом, наконец глубоко вздохнул и решительно шагнул в пропасть.

Оберлус наблюдал, как Алонсо Пертиньяс перевернулся в воздухе и вслед за этим с глухим звуком ударился об обнажившиеся подводные камни. Затем навел на него подзорную трубу, убедившись, что тот умер мгновенно, сломав позвоночник.

Наблюдая за тем, как волны играют с безжизненным телом, прежде чем утащить его в открытое море, он подумал о том, что Бог неожиданно покинул капитана, или же новое чувство вины, еще более сильное, чем предыдущее, сделало его существование невыносимым.

Он обвел взглядом остров — красивый, пустынный и тихий в теплый экваториальный вечер, — удовлетворенно улыбнулся при виде этой картины и вновь погрузился в чтение.

Он добился значительных успехов и все реже читал по слогам.

Двух подданных было мало, даже для такого крохотного королевства, как остров Худ, и его повелитель, кажется, быстро это понял.

Ему нужны были люди, чтобы самому не пришлось опять работать — обрабатывать землю, ловить рыбу, готовить пищу или чинить водосборники. Это помешало бы ему посвящать все время тому, чем он действительно хотел заниматься, то есть читать, учиться, вглядываться в каждую деталь окружающего мира.

Корабли, которые вставали на якорь вблизи острова — фелюга, по всем признакам с командой пиратов, и величественный военный корабль с более чем шестьюдесятью пушками, — не предоставили ему никакой возможности захватить новых пленников; напротив, вынудили прятаться и прятать своих людей все время пребывания в его водах.

Оба корабля воспользовались стоянкой, чтобы загрузиться наземными игуанами и черепахами, и он с беспокойством заметил, что численность последних начала угрожающе уменьшаться. От нескольких сотен черепах, ползавших по острову, когда он здесь высадился, за какие-то пять лет осталось не больше трех десятков, укрывшихся в самых недоступных оврагах на западе.

Игуаны размножались быстро, и их число никогда бы не сократилось, а вот с черепахами дело обстояло по-другому: их жизненный цикл был медленным и очень сложным, потому что примерно лишь одно яйцо из десяти тысяч, откладываемых самками, впоследствии превращалось во взрослое животное.

Некоторые капитаны сделали открытие, что черепаший жир ценится гораздо больше и приносит больше дохода, чем китовый, да к тому же панцирь используется для изготовления украшений, и архипелаг с течением времени посещали все больше кораблей — уже не за тем, чтобы запастись свежим мясом для длительного плавания, а чтобы загрузиться прибыльным товаром.

Оберлус знал, что может бесконечно питаться игуанами, рыбой и овощами со своих огородов, но черепашье мясо с самого начала было для него основным продуктом питания, и его всерьез беспокоило то, что однажды он может ощутить его недостаток. Действительно, черепахи с Худа, панцирь которых отличался от панциря черепах с других островов архипелага, полностью вымерли в результате истребления еще до конца того же столетия, и сам же Оберлус явился основным виновником их исчезновения.

Вот почему он под угрозой сурового наказания запретил убивать черепах Мендосе и норвежцу, лишив их возможности есть черепашье мясо, и спрятал значительную часть уцелевших черепах в большой пещере, тем самым превратив ее в хранилище живых существ, которые практически не нуждались в уходе и корме, возложив ответственность за их численность и сохранность на чилийца.

Себастьян Мендоса был одержим мыслью о побеге, и с этой целью он начал припрятывать деревянные обломки, выносимые морем на восточный берег, лелея надежду на то, что однажды он окажется в состоянии соорудить плот, выйти в море и через шесть или семь дней добраться до какого-нибудь из остальных островов архипелага.

Правда, проходив на разных судах в этих широтах больше пятнадцати лет, Себастьян Мендоса знал не понаслышке, что сильное течение, берущее начало у американских берегов, неизбежно отнесет его на запад. Поэтому, если ему не удастся сразу же подойти к острову Чарлза или к южной оконечности Альбемарле, это течение вынесет его в Тихий океан; в таком случае пройдут месяцы, прежде чем он увидит землю на горизонте. Существовала опасность угодить к диким племенам людоедов Новой Гвинеи или Меланезии, если, конечно, ему каким-либо чудом удастся к тому времени сохранить жизнь.

Шлюпка с веслами и парусом — вот что ему требовалось, чтобы выбраться с Худа, но он не смел даже мечтать о ней, не подозревая о том, что его палач Игуана Оберлус спрятал вельбот, спущенный с «Марии Александры», в небольшой бухте с подветренной стороны острова.