Анатолий Вахов - Фонтаны на горизонте Страница 34

— Хватит болтать! За дело!

— Есть, сэр, — Джо забавляли гримасы «деда».

Тот довольно сильно ударил Мэйла в бок, подталкивая к машине. Потом сунул ему в руки масленку и показал жестом, чтобы Джо начинал работу.

Механик ходил за Мэйлом, следя за ним веселыми глазами, и все время поторапливал. Джо уловил, что третий поршень изменил ритм работы. Он подхватил ключ и подрегулировал его. Старший механик что-то буркнул, отошел от Мэйла, «и уже до конца вахты Джо работал спокойно.

«Вега-1» вышла из губы. Тихий океан встретил их свежим ветром. Начало покачивать, но Мэйл не обращал на это внимания. Море для него было так же привычно, как суша для берегового жителя...

Китобойцы шли за базой. Флотилия держала курс на северо-восток. Волны лизали крутые скулы кораблей и, отбегая, рассыпались пологими веерами.

Захматова стояла у раскрытого иллюминатора и смотрела в сторону уже исчезнувшего берега. По ее лицу бежали слезы, она прощалась со многим. Кончилась какая-то часть ее жизни, началась новая. Какой она будет?.. Захматова чувствовала себя очень одинокой. Кругом чужие, далекие от нее люди. А Северов? Он же коммунист, как и она. Значит, они во многом едины. «Но он такой самоуверенный, — раздумывала Захматова. — И почему так пристально смотрел на меня тогда, при первой встрече? Или мне это только показалось?»

Елена Васильевна закрыла иллюминатор и легла на диван. Немного покачивало. Подступила дремота. Так и заснула с непросохшими от слез ресницами...

Ли Ти-сян, подпоясанный фартуком, уже с полуночи чистил рыбу на матросском камбузе. В руках быстро мелькал нож, рассекая серо-серебристые плоские туши камбалы. Сковороды размером в днище сорокаведерной бочки шипели и плевались маслом. В большом камбузе Выло жарко. Оба повара выбивались из сил. Нужно было накормить все население «Веги» — сто с лишним человек.

Ли Ти-сян время от времени отрывался от работы и осматривался. Как хорошо, что он снова на корабельном камбузе, где все так знакомо, где для него родной дом. «Какой хороший этот капитан Северов — узнал, взял на работу. Хорошие это люди, русские».

— Что засмотрелся? Работай, — раздался над ухом окрик главного повара. Его сморщенное лицо пылало от жара.

Нож в руках Ли Ти-сяна заходил быстрее. Раз, раз, раз — и камбала очищена от чешуи, еще движение ножа— и вскрыто брюшко. Рыба за рыбой проходит в руках Ли Ти-сяна, а мысли его заняты другим. Он размышляет над тем, что у него есть свой капитан, который хорошо знает его, и Ли Ти-сян даст клятву, что он всю жизнь будет следовать за Северовым и не один, а со своим другом Журбой. Как хорошо, когда у тебя есть друзья. Человек без друзей не бывает счастлив.

Размышляет над этим и Журба. Он в ночной вахте и беспрерывно попыхивает своей трубкой. Лицо у Журбы задумчиво, глаза полуприкрыты. Снова он в море, а облегчения нет. Дал себе клятву никогда больше не выходить в море под чужим флагом, а получилось так, что не сдержал слова. Правда, для этого есть основания! Журба вспоминает слова Северова: «Поплаваем годика два, посмотрим, как бьют китов, а потом и на свою китобойную флотилию перейдем. Скоро она у нас будет». Капитан говорил с такой уверенностью, что Журба ни в одном его слове не сомневался. Да была и своя дума: «Если стану китобоем, то уж не придется болтаться с судна на судно, как щепке на волнах, а останусь на флотилии. Года уж такие подходят».

Качка усилилась. Журба крепче прижался спиной к переборке. Мимо пробежал боцман — крепко сколоченный норвежец одних лет с Журбой.

— На бак! Крепить люк первого трюма!

Журба сунул в карман трубку и присоединился к бегущим за боцманом матросам. Выскочил на палубу и сразу пошатнулся' от удара ветра, едва удержался на мокрой скользкой палубе. С носа дождем летели брызги, больно секли лицо. Матросы окружили люк. Порывом ветра с него наполовину сорвало брезент, и теперь тяжелое полотнище билось и хлопало на ветру, как огромный черный флаг. Моряки пытались поймать его, снова натянуть на люк, но мокрый, одеревенелый брезент выскальзывал из рук, больно бил по плечам. Боцман кричал:

— Чертовы черепахи! Вам бы только юбки задирать у потаскух. Пригибайте его вниз. Ну, держи, на вались!

Нагнув голову, Журба кинулся к люку. В этот момент новый порыв ветра вырвал затрещавший брезент из рук матросов. Выгнувшись парусом, полотнище ударило Журбу в лицо с такой силой, что его руки, обламывая ногти, скользнули по мокрой парусине. В следующее мгновение ошеломленный моряк лежал на палубе, а брезент бился над ним, щелкал, плескался и жестким краем, обшитым манильским тросом, сек Журбу по голове. Перед глазами у него поплыли яркие и, как ему показалось, горячие звезды. Они вылетали из неведомой глубины и обжигали голову.

— Дохлые сельди, черви могильные! Живее, живее... Эй, трясогузка, вставай. Палуба — ас койка в кубрике! — кричал боцман Журбе, но моряк уже не слышал его.

Когда наконец люк был закрыт, матросы окружили лежавшего ничком Журбу.

— Поднимайся, — нагнулся над ним боцман. Он ощупал голову Журбы. — Что за черт?! — на пальцах была кровь.

Несчастье быстро объединяет людей, особенно на море. Матросы осторожно подняли Журбу. Он застонал. Его понесли. Боцман шагнул к нему и на что-то наткнулся ногой. Присмотревшись, он увидел, что это фуражка Журбы. Боцман поднял ее, отряхнул и пошел следом за матросами.

Журбу уложили на стол в носовом матросском кубрике. Его лицо и голова были в крови. При свете запыленной лампочки кровь казалась почти черной.

Врача, — бросил боцман одному из матросов. Он стер ладонью с козырька поднятой фуражки грязь и осторожно положил ее в изголовье Журбы.

Может, сами перевяжем? — предложил кто-то, но боцман подкрепил приказание такими отборными выражениями, что матрос стремглав убежал.

Моряки столпились вокруг стола. Пожилые и молодые, бритые и с бородами, одетые в старые заплатанные робы, комбинезоны, куртки и фуфайки, ,— все они сейчас были схожи одним — выражением глаз.

Через минуту Захматоза была уже в кубрике. В наспех накинутом белом халате она подошла к пострадавшему с тем деловым, решительным видом, который как-то сразу внушает окружающим уважение. Быстро осмотрев моряка, она попросила теплой воды.

Елена Васильевна осторожно обмыла лицо и еще сочившиеся кровью раны на голове. Журба застонал и приоткрыл веки. Над ним склонилось лицо Захматовой. Он силился вспомнить, где видел эти широко расставленные глаза, набегающие на лоб черные волосы, упрямо сжатые губы, родинку на полной белой шее.

Лежи спокойно, — строго проговорила Захматова.