Русский Робинзон - Николай Сибиряков Страница 40

— Вы бы разочек еще угостили их ядрышком, — сказал Василий, добросовестно прицеливаясь в китайского начальника. — Может, и другую лодку потопили бы.

— Война только начинается, друг мой, и жечь даром порох не следует. На этот раз потеря лодки и двух десятков солдат охладит их жар на несколько дней, а там что Бог даст.

— Глянь-ка, как торопятся удрать! — радовался Роман. — И стрелять перестали.

— Значит, и нам пора отдохнуть, братцы. Стрелять наудачу убыточно. Китайцы способны на всякие хитрости и гораздо многочисленнее нас. Если нам удалось на этот раз прогнать их, то этим мы обязаны одному Богу.

Все сняли шапки и благоговейно прочитали молитву. Торжественна была эта минута: несколько русских удальцов, заброшенных судьбой на Дальний Восток, в маленьком укреплении возносили хвалу Богу за дарование победы над многочисленным неприятелем. Никогда Лисицын и Василий не пели «Тебе Бога хвалим» с таким чувством, как сейчас. Мысль о славном отечестве, достойными представителями которого они сделались теперь, наполняла благородной гордостью сердца защитников Приюта. Они дали обет лучше умереть, чем сдаться в плен.

Из блокгауза хорошо были видны только бухта, ближайшая к ней часть пролива и Ореховый остров, а остальная часть пролива и прилежащее пространство были закрыты высокими берегами. Это заставило Лисицына выйти из укрепления, спуститься в лесистое прибрежье и с высокого дерева обозреть окрестность. Китайские лодки, потерпевшие поражение в проливе, медленно плыли к Ореховому острову, конвоируемые еще четырьмя лодками, вероятно, участвовавшими в первом нападении на Приют. На Ореховом острове копошилось много воинов. Одни что-то работали топорами, другие переносили тяжести, а некоторые с жаром разговаривали на берегу. Палатка главнокомандующего была поставлена в самом отдаленном конце острова. Прилегающие к озеру леса были безмолвны; там не виднелось ни человека, ни лодочки.

Этот обзор уверил Лисицына, что все силы китайцев собраны на Ореховом острове. Сложив подзорную трубу, Лисицын пошел в укрепление берегом бухты, чтобы удостовериться, цела ли цепь, загораживавшая пролив. Раздевшись на отлогом месте, он соскользнул в воду, и без шума доплыл до цепи, которая оказалась целой. Чтобы определить, где именно затонула китайская лодка, он нырнул и ощупал в лодке мортиру на металлическом станке. Ему очень хотелось вытащить мортиру из воды, но это оказалось не под силу нашему геркулесу. Вынырнув на поверхность, Сергей Петрович услышал свист пули, пролетевшей над его головой. К крайней его досаде, он не успел определить, откуда был сделан выстрел. Но тут снова просвистела пуля, еще ближе. Теперь Лисицын понял, что послана она из блокгауза. Он тотчас опустился в воду, догадавшись, что защитники укрепления посчитали его китайским лазутчиком. Жизнь нашего героя подвергалась чрезвычайной опасности, принимая в расчет искусство стрелков. Оставалось одно: беспрестанно нырять в различных направлениях. К счастью для Лисицына, весь гарнизон прибежал на берег бухты, чтобы живьем захватить неприятеля. Когда же они увидели на берегу платье Лисицына и услыхали его голос, то немедленно опустили ружья, узнав в мнимом лазутчике своего начальника.

— С нами крестная сила! — вскричал Василий. — Мы сгоряча чуть было не убили вас, приняв за вражьего подсмотрщика.

— Я так и подумал, — отвечал Лисицын, подплывая к берегу. — Хорошо, что вы так бдительны. Ежели так будет во все время обороны, неприятелю не удастся напасть на нас врасплох.

— Вздумалось же вам купаться в такое время!

— Я осматривал цепь и лодку. В ней осталась мортира, которая могла бы нам пригодиться. Только один я ее не вытащу.

— Так мы поможем! — заторопились товарищи.

Лисицын поручил Василию наблюдать за неприятелем с самой высокой точки берега, а остальные вытащили мортиру и перенесли ее в блокгауз.

Для большей безопасности обороняющиеся решили выставлять часового на берег для наблюдения за движением неприятеля, а для ночного караула спустили на воду маленькую лодку, в которой всю ночь сторожили у цепи, сменяясь через каждые два часа. Из блокгауза кто-нибудь постоянно наблюдал за Ореховым островом.

— Не думают ли косоглазые плыть восвояси? — сказал Роман. — Что-то больно притихли и суда завели на тот бок острова…

— Дай-то Господи! — отозвался Василий. — Из-за чего только проливается кровь человеческая?!

— Видно, русские пули не вкусны показались.

— Ошибаетесь, друзья мои, — возразил Лисицын. — Китайцы пришли сюда взять Приют, а нас захватить живыми или мертвыми. Они собрали для этого достаточные средства. Нет оснований предполагать, что, потерпев неудачу при самом начале войны, они откажутся от своей цели. Для меня тишина и спокойствие на Ореховом острове очень подозрительны; наши противники хитры и вероломны. Во всяком случае, нам должно ожидать ночного нападения. Постараемся выспаться днем, чтобы не дремать ночью.

Лисицын улегся на медвежьей шкуре, товарищи его тоже расположились на отдых. В блокгаузе и вокруг воцарилась тишина, прерываемая только в урочные часы сменой часовых на наблюдательном посту.

Когда очередь дошла до Лисицына и он с высокой сосны навел подзорную трубу на неприятельский бивак, то увидал вышку, устроенную на высоких столбах. С вышки, покоясь на подушках, китайский мандарин обозревал Приют также в подзорную трубу. Лесистые берега Приюта не позволяли ему ничего видеть, кроме блокгауза да узкого пролива, шедшего изгибом в бухту. Мандарин сообщал свои наблюдения своим приближенным, стоявшим вокруг вышки, а они записывали его слова на дощечках. По отсутствию жизни в блокгаузе он мог думать, что русские бросили укрепление и скрылись в глубине острова.

Когда солнце закатилось, мандарин сошел с вышки. Лисицын тоже спустился с дерева и поспешил распорядиться ночным караулом на лодке, объяснив товарищам, на что обращать внимание и как подавать сигнал в случае приближения неприятеля к цепи, заграждающей пролив.

Ночь наступила очень темная, тучи заволокли небо, где-то вдали грохотал гром, хотя молнии не было видно; наконец полил частый мелкий дождик. Лисицын, опасаясь беспечности своих товарищей в такую ненастную ночь, благоприятную для нечаянных нападений, вызвался охранять бухту до утра, вместе со сменяемым часовым. Его привычный глаз хорошо различал предметы ночью. И все же, чтобы не упустить ничего из виду, он поставил свою лодочку в проливе возле самой цепи, притаившись под береговой скалой. С этого места был виден весь пролив, и неприятель не мог подплыть незамеченным.

В половине ночи на дежурство пришел Василий. Мертвая тишина наводила на него ужас, и