Питер Бенчли - Девушка из Моря Кортеса Страница 41

И тут другую ногу начало сводить в точности как первую. Палома почувствовала себя одним из многих нищих на тележках в Ла-Пасе, чьи ноги были отрезаны по колено. У нее не было возможности балансировать, и, поскольку голова перевешивает, она перевернулась в воде, как связанный по ногам кабан.

В первый момент ей показалось, что она потеряет сознание от боли. На самом деле она даже надеялась, что потеряет сознание, так как она была одной из тех, кто всплывает, лежа на спине, а потеряв сознание, она избавится от судороги, перевернется на спину лицом вверх и будет качаться на волнах, пока не придет в себя.

Но она не потеряла сознания, а вместо этого попыталась плыть в сторону лодки, помогая себе только руками. Это была безнадежная затея: девушка быстро устала и сдалась. Она знала, что ей нужно победить судорогу усилием воли.

Поэтому она перестала плыть и сказала себе: «Тебя уносит все дальше. Что произойдет в самом худшем случае? В худшем случае тебя отнесет так далеко, что ты не сможешь добраться до лодки, пока не переменится течение. Ты не утонешь, потому что знаешь, как держаться на воде бесконечно (если, конечно, не начнется кубаско, но об этом бесполезно сейчас думать). Пускай тебя относит дальше и дальше, и наконец течение повернет вспять и тебя принесет назад к лодке. Если же тебя потянет в другую сторону, то всего лишь вынесет на берег или кто-то подберет тебя раньше этого. Поэтому не о чем и беспокоиться».

Где-то в глубине души Палома, разумеется, знала, что не сможет держаться на воде не только до бесконечности, но и больше чем несколько дней. Она умрет от жажды, голода или палящего солнца. Но, понимая это, она не дала этой мысли встрять в свой внутренний разговор.

И тут, посмотрев вниз, в глубину, девушка увидела, что произошло такое «самое худшее», которого она не приняла в расчет. Ее уже отнесло довольно далеко от подводной горы, и там, внизу, медленно кружили две акулы — и не знакомые ей, безобидные молотоголовые. Даже на расстоянии она могла разглядеть форму их тела в виде пули и острую, вытянутую морду. Это были хищные бычьи акулы, проворные, дерзкие, агрессивные — и совершенно непредсказуемые.

Описывая круг за кругом, они приближались к поверхности, и Палома поняла, что происходит. Видимо, от нее начали исходить другие сигналы — сигналы о том, что теперь она уже не здоровое, в меру крупное животное, направляющееся по своим делам, а что она ранена, подавлена паникой и может стать легкой добычей.

«Понятно, — сказала она себе, — мне нужно перестать вести себя таким образом, а не то они набросятся на меня и разорвут на куски». Произнеся мысленно эти слова, она почувствовала еще больший прилив паники и сделала еще большее усилие, пытаясь распрямить ноги. Но чем больше она старалась, тем туже судорога стягивала ее мышцы.

Что чувствует человек, когда на него нападает крупный хищник? Ощущает ли боль, или все происходит так быстро, что уже не остается времени и возможности что-либо почувствовать? Нет, скорее всего, бывает очень больно. Что это за боль? Да и что больнее всего на свете?

Палома укусила себя за язык. Господи, какая боль! Она укусила еще сильнее. Может ли что-то быть больнее, чем это? Она сдавила челюсти еще крепче и почувствовала вкус крови во рту. Потом она увидела, что выпускает в воду небольшие красные облачка. Кровь может подманить акул еще ближе.

Но все, на чем она могла сосредоточиться, — это боль в языке, словно его разрезали лезвием, жгли огнем или протыкали иголкой.

Судороги внезапно прекратились.

Палома не заметила этого, пока не прекратила сдавливать язык зубами. Она ожидала, что боль во рту станет не такой сильной, превратится в постоянное, как фон, ощущение — словно монотонный звук лодочного мотора, после того как лодка разогналась и топливная заслонка уже прикрыта. Боль действительно уменьшилась, но нечему было прийти ей на смену. Посмотрев вниз, девушка увидела, что ноги разогнулись сами собой и мышцы полностью расслаблены.

Она неуверенно начала плыть куда-то, направляясь, очень приблизительно, в сторону лодки. Сейчас ее задачей было скорее проверить, слушаются ли ее мышцы, нежели действительно добраться до цели. Она в основном работала руками, а ногами только помогала, совершая ножницеобразные движения в такт с сильными гребками рук.

Боль полностью исчезла, но мышцы практически не работали. Одними руками Палома не могла сдвинуть себя с места против течения. Тем не менее она продолжала плыть, чтобы разработать мышцы и нормализовать кровообращение. Она плыла медленно, не напрягаясь, тем самым помогая себе восстановить внутреннее спокойствие и равновесие.

Через пару минут она снова посмотрела вниз, разыскивая акул в глубине. Но увидела только одну из них, и то лишь небольшой кусок серой плоти, уплывающий прочь, словно размытая тень. Видимо, для акул она снова стала здоровым животным и серьезным противником, а не легкой добычей.

Палома продолжала плыть больше часа, наблюдая, как ее лодка становится все меньше и меньше, удаляясь прочь. Иногда она чувствовала легкие спазмы в небольших мускулах и тогда останавливалась, чтобы помассировать то место и предотвратить серьезную судорогу. Ей не хотелось останавливаться надолго, потому что, находясь в постоянном движении, она не рисковала замерзнуть: кровь разгоняла тепло по телу. Если она позволит себе застыть, кровь перестанет циркулировать с нужной скоростью и нести нужное количество кислорода в мышцы, и те сведет судорогой.

Она плыла, не раздумывая, рассматривая каждый гребок как отдельное важное действие, не связанное с другими гребками или вообще с какими-либо движениями. Каждый гребок должен быть начат и завершен идеально, приближая ее к цели, которой для нее сейчас не существовало. Девушка прогнала из головы все другие мысли, потому что они могли породить посторонние эмоции, изменить процессы в ее организме и привести к нежелательным процессам, например к судороге, рези в боку, скоплению газов в животе или избытку кислорода, от которого можно потерять сознание.

Первым признаком того, что течение меняет направление, было ощущение прилива теплой, спокойной воды. Палома заплыла в срединное морское течение, которое, столкнувшись с основным течением, «плавало» на поверхности, как свернувшееся молоко в чашке с кофе. Она перестала грести и осмотрелась вокруг. Море, которое до того было просто спокойным, стало идеально ровным, словно скользкий каток. Незначительное волнение было почти незаметно для глаза.

Палома увидела обрывок водорослей, плывущий в стороне, и направилась к нему. Что было сил она бросила его в сторону лодки. Водоросли упали в трех метрах от нее и не двигались с места. Их не относило никаким течением, потому что течения не было. Теперь, если она поплывет в ту сторону, ее не будет относить назад, и вскоре новое течение станет ей только помогать. И пирогу тоже не снесет с места, потому что она стоит на якоре.