Питер Бенчли - Девушка из Моря Кортеса Страница 42

С каждым гребком Палома представляла, как лодка увеличивается на бесконечно малую величину. За первый час она проплыла с полтора километра, но потом течение усилилось, и вторые полтора километра заняли у нее минут двадцать. Еще через пятнадцать минут она уже сидела в своей пироге, разминая мышцы бедер пальцами.

Еще недавно она была напугана, но сейчас ее распирала гордость, ведь ей удалось спастись самой. Каждое решение, которое она приняла самостоятельно, оказалось верным. Конечно, Хобим передал ей все знания и навыки, необходимые, чтобы выжить. Однако она чувствовала себя бесконечно счастливой после того, как успешно применила их на деле.

Она дрожала от холода. Солнце опустилось так низко, что пирога отбрасывала большую узкую тень. Около полудня солнце нагревает воду, и тепло после этого еще держится какое-то время. Но вскоре холодный воздух начинает остужать воду. Палома прикинула, что температура воды, наверное, упала градуса на три с тех пор, как перевернулась ее лодка.

Встав на колени, она начала выгребать оставшуюся воду пригоршнями и выплескивать ее веслом. Девушка видела, как солнце опустилось к горизонту, потом застыло словно в нерешительности и наконец скрылось совсем, оставив позади небо сочно-голубого цвета, усыпанное на востоке бледными точками звезд. На далеком острове она заметила свет, возможно от костра. Совсем недалеко от нее, где-то сзади, небольшой скат выпрыгнул из воды и с плеском шлепнулся обратно. Палома вспомнила, что здесь ни днем, ни ночью она не бывает в одиночестве.

Вода была вычерпана, но лодка останется мокрой до тех пор, пока утреннее солнце не высушит дерево совсем. Палома давно не была в море ночью, поэтому она запомнила все ориентиры на берегу, которые еще могла видеть, и, привстав на цыпочки, вгляделась вдаль, высматривая первые огни на Санта-Марии. Затем она принялась грести в сторону острова.

Миранда будет вне себя от гнева. Палома никогда не возвращалась так поздно, поэтому мать поймет, что что-то случилось. Может, кто-то съел ее или же она ранена и плывет одна в темноте. Воображение Миранды работает на полную катушку, и вскоре у нее уже не останется сомнений в том, что Палома погибла и что судьба вырвала из ее гнезда еще одного близкого человека.

Да нет, не судьба. Она будет во всем винить Бога, потому что это была Его воля, чтобы Хобим погиб, а теперь Он забрал у нее дочь. Но почему, будет спрашивать она. Неужели Он ее проверяет? Но что она должна сделать? Почему Он не подаст ей знак? Она сделает все, что угодно, если будет знать, что именно нужно.

Но Бог не даст Миранде впасть в истерику от горя. Как только она смирится с тем, что исчезновение Паломы — это воля Провидения, она поймет, что ей ничем не помочь и беспокоиться тоже бесполезно. В конце концов, так повелел Господь, и беспокойство было бы противоречием Его воле, а плач — недовольством. О таком Миранда даже не помышляла.

Хо, конечно, ничем не поможет матери. Он, скорее всего, притворится невинным и будет фальшиво сочувствовать жалобам Миранды, а когда она начнет выражать свое изумление тем, как непостижима воля Господня, он тоже будет удивленно качать головой. Когда она станет спрашивать снова и снова, чем она заслужила столь жестокую судьбу, он обнимет ее и скажет, что ее судьба так напоминает Притчу Иова и что ей воздастся в Царстве Небесном. Они будут вспоминать Палому, все хорошее, связанное с ней, и будут плакать вместе.

Сама мысль о такой сцене привела Палому в бешенство, и она налегла на весло. Но потом она подумала, как ее встретят после всего этого слезливого ритуала, и улыбнулась. Миранда может даже на минуту почувствовать обиду на то, что Палома вернулась домой, — ведь она уже испытала мученические чувства, и теперь все это зря!

Хо притворится, что несказанно рад, но это будет чистым спектаклем, сыгранным исключительно для матери. Он станет прятаться по углам, и в его глазах будет читаться грозное предупреждение, чтобы Палома ни в коем случае не проговорилась о случившемся сегодня. Однако она знала, что в глубине души Хо почувствует облегчение с ее возвращением. Несмотря на его взрывы ярости, она не могла поверить, что он готов с легкой совестью совершить убийство.

Возможно, Палома никому ничего не скажет. Чего она достигнет тем, что поведает всю историю, как есть? Хо все равно некому будет наказать, потому что даже если ей кто-то и поверит, никому не покажется, что она так уж сильно пострадала. На ней нет ни царапины. И ей никак не удастся обвинить брата в том, что истинным его желанием было навредить ей как можно больше. Ведь за мысли и желания не наказывают.

В черном небе показался старый месяц, высветив золотистую дорожку на пути пироги к дому.

Ее встретили точно так, как она и представляла. Миранда завизжала, прижала Палому к груди и вознесла Небесам благодарность за то, что ее молитвы были услышаны и свершилось чудо. Потом она спросила дочь, почему та так задержалась, и Палома, взглянув на Хо, сказала (слова сами сошли с ее языка), что ничего на самом деле не произошло, что она по глупости попала в небольшое течение, которое отнесло ее далеко от берега. Ей нельзя было допустить, чтобы произошло такое, и — она снова посмотрела на брата — это больше никогда не произойдет.

Но Палома опять ошиблась в нем. Он так и не понял, что его поддразнивают. Он воспринял ее объяснения как знак того, что победа на его стороне. Ведь он пригрозил ей, чтобы она не проговорилась, и вот она придумала какое-то объяснение. Хо чувствовал, что другие люди опять находятся в его власти: и приятели, чье уважение он успешно вернул, и Палома, которая, должно быть, боится его.

Хо подошел, обнял Палому — отвернув голову и с той же нежностью, с какой он бы обнял прокаженного, — и сказал, что очень за нее беспокоился.

Миранда почувствовала, что между детьми есть какое-то напряжение. Она почти ощущала поток неприязни, идущий от одного к другому. Она понимала, что они не говорят ничего напрямую, но обмениваются какими-то тайными знаками, означающими враждебность. Она тревожилась, но ничего не могла поделать, поэтому просто притворилась, что чувствует необыкновенное облегчение оттого, что все снова дома, в целости и сохранности.

От беспокойства ее совсем отвлекло появление соседей, которые пришли, чтобы пожурить Палому за то, что она доставила матери столько волнений, а Миранду — за то, что она беспокоится по пустякам. «Вот видишь, — трещали они, — мы же говорили, что все будет хорошо». Миранда восприняла это как выговор и тоже стала бранить дочь за позднее возвращение. На самом деле она хотела сказать следующее: «Как ты могла поставить меня в такое дурацкое положение перед знакомыми?» Палома прекрасно все понимала, поэтому извинилась и подтвердила, что, мол, конечно, она была в опасности и это большая удача, что ей удалось вернуться домой невредимой, — только для того, чтобы оправдать беспокойство матери и дать ей повод посудачить с соседями.