Саша Кругосветов - Остров Мория. Пацанская демократия. Том 1 Страница 6

Где найти такого человека? Человека, который согласился бы сесть на этот корабль вместе с дураками и отправиться в неведомые дали за пределы упорядоченного, оседлого существования. Который это неведомое предпочел бы уютной жизни в богатом культурном Страсбурге, обласканном Императорским и Папским престолами.

Брант медлил. Дураки были готовы. Горожане требовали решения вопроса. Но случай всё-таки подвернулся. И не просто случай, а Богом благословенный случай. Нашёлся-таки достойный человек, на которого и положиться можно, и который согласился навсегда покинуть Страсбург, потому что нельзя было ему оставаться ни в Священной Римской империи, ни в Швейцарии, ни в любой другой стране, осенённой Папским престолом. Прежде чем познакомить тебя с этим человеком, следует рассказать немного о других предшествующих событиях, в которых участвовал Себастьян Брант. Ведь Себастьян не только в пирушках с дураками проводил время. Будучи муниципальным канцлером, он отвечал за многие городские проблемы, управлял канцелярией. Кроме того, занимался правом, риторикой, классической литературой, преподавал в университетах.

Доминиканцы[10] и франиисканиы

Безумствует всякий человек в своем знании.Да не хвалится мудрый мудростью своей.

Где Разум, Правосудие где? – на небесах.А вместо них, увы! царит разбой кровавыйНасилье, ненависть, вражда и суд неправый.

Два нищенствующих ордена боролись друг с другом, начиная с XIII века.

– Кто более отвергает богатство и любовь к вещам?

– Кто более мил Господу нашему Иисусу Христу?

– Кто более боготворит Святую Деву Марию, олицетворение чистой материнской любви, страданий за сына, милосердия, желания спасти людей, за которых умер Иисус?

– Кто сможет разыскать большее количество еретиков, восставших против Догматов Святой Церкви, и уничтожить их правами инквизиции, данными обоим орденам Римским Папой?

– Кто добьётся большего благоволения от Папы Римского?

Францисканцы отказываются от собственности, от недвижимости и земель. Так же и доминиканцы.

Доминиканцы отказываются от красивых одеяний. Носят только белую тунику с пелериной и капюшоном, перепоясанную кожаным ремнём, и чёрный плащ с чёрным капюшоном. Францисканцы носят только серую одежду, подпоясанную простой верёвкой (кордельерой), и сандалии на босу ногу.

Доминиканцы называют себя псами господними. На их гербе – собака с горящим факелом в пасти.

Францисканцы открывают орден бедных Кларисс (женский орден, названый в честь святой Клары).

Оба ордена получают право быть инквизиторами.

Доминиканцы врастают в общество, наблюдают за всеми, слывут очень образованными. Их называют Христовыми ласточками.

Францисканцы открывают в университетах кафедры философии, точных и естественных наук.

8 декабря все католики отмечают день Святого зачатия Девы Марии. Ан вот францисканцы додумались: «Не просто Святого зачатия, а непорочного зачатия!» И Папа их поддержал. И буллу[11] выпустил.

Что ж, мы, доминиканцы, любим Святую Деву меньше? Праздник мы не отменяем. Но непорочного зачатия никак не может быть. Наш Фома Аквинский[12], причисленный к лику святых, уже доказал это в открытых диспутах.

Булла Папы Римского о непорочном зачатии принимается как догмат на Базельском соборе. Раскол. Что делать теперь доминиканцам?

Нам, современным людям, живущим в России, трудно разобраться в разногласиях различных богословских группировок католической церкви. Но и у нас, в православной церкви, тоже происходило нечто подобное при принятии никонианства[13].

Нет, доминиканцы вовсе не собираются уступать.

И вот в Берне, в доминиканском монастыре, вдруг начинают происходить чудеса с неофитом Иоанном Летсером, портным из Цюриха в недавнем прошлом. Во сне ангелы шепчут ему, что грешно считать непорочным зачатие Святой Девы Марии. Ночью является ему сама Святая Дева и в слезах говорит, что, если христиане не раскаются в своем заблуждении о непорочности её зачатия, то их ждут суровые испытания и падение папского престола. Что прав был Фома Аквинский, что суждения его истинны и внушены ему Господом. Даёт монаху крест, окроплённый кровью Её Сына, три слезинки, пролитые им в пустыне Иерусалимской, три пелёнки, которые она использовала во время бегства в Египет, фиал (сосуд из стекла) с частью крови Иисуса. Даёт монаху письмо для Папы Юлия II: «изгнать францисканцев и отказаться от веры в непорочное зачатие».

Потом случается так, что икона Святой Девы начинает источать слёзы. На руках и ногах Летсера появляются стигматы – язвы, подобные ранам Господним. Бесчисленные толпы паломников стекаются в Берн, чтобы прикоснуться к чудесной иконе и чудесным стигматам.

И о ужас, о позор! Летсер случайно обнаруживает лектора монастыря в женской одежде, в которой тот являлся ему по ночам в образе Девы Марии. Летсер понимает, что обманут. Что стигматы нанесены ему во сне с использованием чёрной магии и колдовства, а точнее – обезболивающих средств. Летсер не хочет быть сообщником обмана. Его уговаривают никому ничего не сообщать. Он чувствует, что его жизни угрожает смертельная опасность. Летсер бежит из монастыря. И отдается светским властям Берна.

Схвачены четыре доминиканца. Вызвана Папская комиссия.

Виновных подвергли пытке. Пытке подвергли и Летсера. Выяснился ужасный обман. Виновные доминиканцы отлучены от церкви. И отданы светским властям для казни и сожжения. И были убиты и сожжены, а их пепел – брошен в реку. Доминиканский же орден делает всё возможное, чтобы провозгласить мучениками всех четырех лжецов. Суета сует! – сказал Екклезиаст. – Суета сует – всё суета.

Но доминиканцы не сдаются. Магистр доминикан-цев-обсерватинов[14] и профессор богословия Виганд Вирт, непричастный к ужасной и кровавой истории, предлагает францисканцам в открытом диспуте выяснить справедливость догмата о непорочном зачатии Святой Девы. Францисканцы поручают провести диспут Себастьяну Бранту. Вирт возмущён. Как это светский человек будет обсуждать с ним, с магистром доминиканского ордена, сокровенные вопросы веры? Вирт обвиняет Бранта в том, что тот «своим подлым плугом пашет чужое поле», но на диспут всё-таки соглашается. Стороны встречаются в Гейдельберге в 1513 году. В присутствии известных богословов Себастьян одерживает блестящую победу. Виганд Вирт слагает оружие, признаёт поражение, сознаётся, что оскорбил богословское учение, честь, достоинство и доброе имя многих францисканцев и отрекается от своих заблуждений. Во власти Себастьяна объявить Вирта еретиком и передать инквизиции, но Себастьян протягивает ему руку дружбы.

Растроганный Вирт при личной встрече сообщает тому о страшной тайне: осужденный Летсер не был убит, он спасён и препровождён в тайное место. Вместо него было сожжено другое тело, тело неизвестного бродяги, усопшего ранее момента казни еретиков. Вирт объяснил, почему так произошло. Доминиканцы искренне восхищались открытым и смелым характером неофита Иоанна. Летсер умён, благороден, честен. Узнав об обмане, он не захотел в нём далее участвовать. Но, безвинный, готов был принять смерть вместе со своими братьями за грехи их. Приговорённым к смерти перед сожжением дали выпить чашу с ядом. Выпил яд и Летсер. Но остался жив. Доминиканцы были потрясены. «Он святой, святой», – тихо шептали они, но не смели сказать это громко. Доминиканцы решили спасти Летсера. Но теперь ему нет пути ни к доминиканцам, ни к францисканцам. Летсера нет в живых. И никто не должен его теперь видеть.

Себастьян знакомится с Летсером и понимает, что это тот человек, который ему нужен. Открытый, верующий. Решительный. Волевой. Прямо говорящий о том, что думает. Не терпящий лжи. Мужественный. Умеющий держать оружие и умеющий за себя постоять. Любящий конкретность в делах. Способный взять на себя ответственность. «Боанергес» (сын грома) – назвал его Себастьян, видимо, за порывистый характер.

Иоанна Летсера тайно перевозят на корабль, где его никто не сможет найти. Ни власти города, ни простой люд не посещают корабль – все боятся дураков и стараются держаться подальше от них. Иоанн соглашается остаться на корабле дураков и взять на себя миссию управления плаванием в никуда.

Узнав поближе население корабля дураков, он восклицает в восхищении:

– Сладко мудрость забыть порой. Какое счастье не видеть больше мрачных догматиков с их упрямством, с их непрошеной и несвоевременной мудростью, с их сумасбродным благоразумием! Какое счастье уйти в море на этом корабле! Одни лишь дураки по-настоящему искренни и правдивы. Глядя на них, могу сказать: лучше безумным быть и болваном, чем умником кровавым и хмурым.