Геннадий Кандаков - Виртуальный детектив Страница 6

Ну, скажем, за что упрекать моряка, если он отлично выполнил свои обязанности по приготовлению судна к походу, нёс вахту на руле на ходу, на швартовке работал за себя и того парня, который был в отгуле, таскал шланги и никакого отношения не имел к качеству принимаемого масла и даже к тому, что вода может остаться у нас в мёртвом запасе. Контроль качества, приём, хранение и выдачу масла на судно осуществляет помощник капитана. То, за что отвечал матрос, он выполнил высокопрофессионально, грамотно и в срок, обеспечив безаварийный переход судна, а теперь был в недоумении, почему встали работы, в чём виноват он в этом деле, за что майор с нецензурной бранью орал на всех, в том числе и на него, обзывая пьяными и ненормальными и похлеще.

А вот мотористы, знающие, к чему может привести обводнённое масло, не понаслышке, в знак солидарности со своими коллегами с десантного корабля, просили стоять до конца и не поддаваться хамскому напору майора.

И здравый смысл, и распоряжение диспетчера, и решение командира ЭМЧ десантного корабля, и мой капитанский долг и совесть – все говорили за то, чтобы не принимать и не подавать на корабль это обводнённое масло.

Всё было на нашей стороне, и можно было торжествовать и гордиться таким единством перед надвигающейся, до конца не осознанной, но вполне реальной опасностью от некачественного масла, если бы оппонирующая сторона в лице майора со склада ГСМ руководствовалась теми же благородными мотивами и руководящими документами, что и мы.

Невольно, как капитан, я оказался на острие конфликта между боевым кораблём и складом горюче-смазочных материалов, за каждым из которых стояли мощные флотские

силы, интересы которых не всегда совпадают с целями и задачами текущего момента. Равнодействующие до поры до времени, они в любой выгодный для себя момент могут пересилить друг друга, но всегда будут оставаться в тесной взаимосвязи, и никогда даже такой конфликт не перерастёт в конфронтацию.

Не дай Бог какому-либо промежуточному звену оказаться между ними, когда они выявляют виновного, защищают честь мундира, докладывая о происшествии. Раздавят, как кранец между бортами!

Осознавая это, даже исполненный уверенности в своей правоте, я тем не менее, не смог до конца избавиться от тревог и сомнений за исход этого противостояния, будучи тем самым промежуточным звеном в прямом и переносном смысле.

Так, командир корабля, вынужденный идти минным полем на свой страх и риск им же заданным курсом, взявший на себя всю ответственность за корабль, экипаж и тех, кто идёт за ним, несмотря на внешнее спокойствие на лице, в голосе и взгляде, в душе переживает бурю всяких чувств, сомнений и противоречий, но остаётся непоколебимым в выбранном им пути, так как, чтобы задавать рулевому этот курс, он готовился всю предыдущую жизнь.

И у меня не было твёрдой внутренней уверенности, хотя внешне был спокоен и невозмутим. Я с содроганием ждал, что мина сейчас коснётся борта, и взрыв, мощный и сокрушительный, разбросает наше единство и нас в разные стороны, не оставив на поверхности и следа от наших убеждений в собственной правоте и бескомпромиссности.

И дурацкое предчувствие, а может быть, жизненный опыт меня на обманули.

Сойдя с корабля, я пошёл к машине передать распоряжение диспетчера майору. И вдруг около машины я увидел… самого начальника службы горюче-смазочных материалов флота! Невероятно! Так вот она, мина-то какая! Я подошёл, представился ему, доложил обстановку с обводнением масла и замолчал, ожидая ответной реакции. Начальник, не задавая никаких вопросов, не вникая ни в суть, ни в детали, стал многократно повторять одно-единственное слово:

– Принимать! Принимать! Принимать!

Никакие известные доводы «против» им не воспринимались, он слушал их и не слышал, продолжая повторять:

– Принимать! Принимать! Принимать!

И когда, как мне показалось, я убедил его и заверил, что как только из шланга машины потечёт чистая струя масла, сразу начнём принимать, он ещё раз повторил:

– Принимать! – И уже собравшись уйти, посмотрел куда-то мимо меня, замолчал и остановился.

Я повернул голову и увидел майора, шедшего к своему самому высокому начальнику. Он шёл к нему какой-то подпрыгивающей походкой, как говорят, «на полусогнутых», размахивая невпопад руками, в грязной кремовой рубашке, расстёгнутой до пупа, в фуражке на затылке, с застывшим страхом в глазах на выкате, с открытым ртом, судорожно глотающим воздух, и с собачьей готовностью за что угодно получить плеть от хозяина. Доковыляв до него, взмахнув рукой в каком-то анархистском приветствии, он стал докладывать свою версию случившегося.

Поразительно, его сумбурная речь, абсолютно без мата, которую он произносил заикаясь и с придыханием (наверное, трудно без мата, угроз и оскорблений), начальником понималась лучше, чем моё изложение этих же событий. Он его не перебивал, а только кивал головой, не произнося ни слова.

То, что я услышал, потрясло меня не меньше, чем увиденная вода из шланга на палубе судна. Оказывается, вместо соляра для промывки цистерны при смене масла была использована вода! Обычная вода!

Майор как-то доверительно сказал ему:

– Ну вы же знаете – соляра нет! – И начальник кивнул головой, принимая это как должное.

В этом была ещё большая невероятность!

Когда что-либо нарушает рядовой матрос, рабочий, объяснить (но не оправдать) можно – не знал, не научили, впервые и так далее. Но когда это исходит от начальства, тем более такого высокого ранга, есть чему удивиться!

Этот негативный служебный и нравственный аспект, вызванный преднамеренным обводнением масла, и услышанную вслед за этим фразу, я переварил не сразу.

Начальник повернулся, пошёл к причалу, а майор, семеня сбоку и изогнув шею, говорил ему в ухо:

– Они там все пьяные! – он кивнул на меня и на судно.

Оглушённый, я стоял у машины, смотрел им вслед, и когда до меня дошёл смысл сказанного, было поздно – начальник садился в катер, а к машине шёл довольный майор, улыбаясь и говоря:

– Ну что, получили? – и, изобразив шар между ладонями, продолжил: Вы меня снизу, – он размахнулся и слегка ударил снизу рукой воображаемый шар, – а я вас сверху!

Он размахнулся и ударил сильнее, и хлопок ладоней стал гораздо громче, чем первый, что, по-видимому, символизировало в его понятии, как он расправился с нами.

Сволочь, конечно, но разговаривать с ним на эту тему не хотелось. И перед людьми и перед собой было стыдно за его распущенность, звание майора на погонах и ту отталкивающую гадливость, которую он вызывал даже просто своим гнусным видом.

Да, это был не офицер, а полное ничтожество, которому на всех и всё наплевать, лишь бы свалить свою вину на кого угодно.

Ни сейчас, ни потом до него так и не дошло, что его халатность может обернуться большой бедой кораблю, экипажу и десанту.

Однако надо работать. Втроём – с командиром ЭМЧ десантного корабля, «негодяем»-майором, как я окрестил его для себя, мы подошли к автоцистерне. И после того, как из шланга пошла нормальная струя масла, командир ЭМЧ решил, что теперь принимать его можно, чем скандальный вопрос и разрешился. Дальше – дело техники.

Пока разворачивался шланг с машины и судно готовилось к приёму, на причал подъехал «жигулёнок», из которого вышли три человека, в том числе женщина в форменной кремовой рубашке с внешностью суровой и решительной. Не знаю, почему, но мне показалось, что это из лаборатории за анализом масла. Она пообщалась с майором, затем подошла ко мне с блокнотом. Серьёзно-мрачно, не поздоровавшись, не извинившись и не представившись, смотря куда-то вниз и в сторону, каким-то неприятным и требовательным голосом попросила меня назвать мою фамилию и работавших на причале со шлангами матроса и помощника капитана.

Предполагая, что это ей нужно для составления акта об обводнении масла, я без всякой задней мысли назвал аж по буквам их имена и фамилии, хотя подумал, что для составления акта достаточно одной моей или помощника, после чего попросил не затягивать с актом.

– Акты мы сейчас напишем, а анализ будет позже, – сказала она, закрывая блокнот и направляясь к машине, гаденько улыбаясь майору, если можно представить себе улыбающийся кирпич.

И лишь после того, как хлопнули дверцы, машина развернулась и уехала, так и не взяв пробы масла на анализ, я понял, что меня в чём-то обвели вокруг пальца, простенько и красиво.

А должен был быть настороже – у негодяя-майора и окружение должно быть, как от яблони упавшее яблоко.

Работа началась, и я забыл о загадочном появлении полуформенной феи на причале и её внезапном исчезновении.

Около двадцати одного часа работу с первой автоцистерной окончили. Затем с помощью моряков корабля судно перешвартовали к его борту, подали шланг и начали

перекачку масла. Убедившись, что всё идёт как надо, я перелез на борт десантного корабля доложить диспетчеру о выполнении первой части дополнительных работ, поскольку предыдущий доклад об обводнённом масле наверняка вызвал большой переполох, и с него требуют новой информации.