Игорь Недозор - Свет истины Страница 8

Уходя с острова, дон Гайг приказал поджечь остов «Айланки», чтобы пламя очистило проклятый остров.

Что же до главного злодея, Девисто, то его увезли в цепях в Геоанадакано, ибо тут речь шла не только о пиратстве и разбое, но и о поклонении хозяину Преисподней. Что поразительно, сам Девисто не пытался ничего отрицать или каяться. Напротив, на дыбе и под плетью он насмехался над своими палачами, утверждая, что его Великий Хозяин совсем скоро придет ему на выручку, и раздавит всех его врагов, как клопов.

Это же самое он говорил инквизиторам в Геоанадакано, которых, надо отметить, появление настоящего слуги Преисподней весьма обрадовало.

Ибо им попадались все больше богохульники, да еще когда-никогда – хунганы с боккорами, кои даже и под пытками твердили, что де они добрые верующие и молятся отцу Эллу и детям его, а если и называют их не так, то лишь по темноте и глупости... А тут – настоящий бесопоклонник, открыто призывающий своего властелина!

Эти же призывы он вопил с костра, даже когда пламя начало лизать его ноги. И лишь когда дым скрыл его, до собравшихся на площади Святого Вертранга, главной в Геоанадакано, донеслись жалобные вопли: «Владыка, почему ты обманул меня!» (Молвят и по-иному, что проклятия и богохульства просто внезапно смолкли, а на пепелище не нашли ни одной обгорелой косточки, словно нечестивца спалило дотла).

Но и по сей день между вахтами в тесных кубриках матросы Изумрудного Моря и других морей шепотом рассказывают ужасные истории о корабле-призраке с экипажем из мертвых злодеев, с обугленным страшным капитаном на мостике. И что за чудовищные преступления не принимает их ни земля, ни морская пучина, и обречены они до скончания веков носиться по морям, пугая встречных моряков и предрекая им несчастья.

...Черен парус его косой.Черен след за его кормой.Черен путь его в сумрачном море.На него дельфины плюют,от него русалки бегут.Не плаванье – черное горе.

Глава 17

Год 3339 т Возведения Первого Храма. 28 число месяца Дайро.

За три года до основного действия.

С высоты башни колокольни монастыря святого Урхо (колокол валяся визу, сброшенный и разбитый) Рагир в раздумье созерцал город.

Множество узких улочек, небольших площадей, аркад и портиков по умбрийскому образцу, чтобы можно было укрыться от жарких лучей солнца... И даже рухнувшие здания и пожарища в глаза не так бросались.

Взятый и разграбленный, лежал перед ним Эльмано – город, считавшийся почти неприступным, сейчас лежал у него в буквальном смысле под ногами. Город, куда свозилось половина добытого в горных шахтах Эль д-Оро серебра, сплавляемого по горным рекам и Акаяле, и куда приходили суда из Архатены с разнообразными товарами.

Своим местопребыванием Рагир избрал резиденцию местной Супремы. Ее серый дворец возвышался на площади Цветов, где по торжественным дням совершались аутодафе, и был построен на деньги, выделенные лично королем Фердинандом Безумным. К нему оказался пристроен монастырь святогоУрхо, который воздвигла на все накопленные деньги какая-то видная куртизанка (видно хотела, чтобы местные монахи отмолили ее грехи). Теперь тут утвердился, по выражению попов, вертеп злобы и нечестия, то есть, пиратская резиденция.

И судя по тому, что случилось, можно было подумать, что Элл в своих небесных чертогах, наконец, проснулся, разбуженный молитвами и проклятиями, и обратил внимание на жалкого смертного корсара.

Месяц назад Морриганх вышел на его завоевание от Оливковых островов, что на востоке Архипелага. Вышел во главе собранной им флотилии в семнадцать кораблей, и тысячу двести бойцов. Тут были самые разные вольные добытчики – от пикаронов на двойных каноэ, до арбоннского капера Жервье на фрегате «Ракос», о котором всякая портовая собака знала, что он капитан-лейтенант флота короля.

Запасшись пресной водой и наловив черепах, они двинулись к гавани Эльмано, куда свозили добро со всего вице-королевства Альмадено. Пролив, соединявший огромную лагуну, охранялся неприступным каменным фортом Эль-Эспада. Когда корабли входят в гавань через узкий и извилистый проход, слева их поджидают отмели и рифы, а справа – массивные бастионы с нацеленными в борт орудиями.

Форт и в самом деле был неприступен, даже не имел ворот, и попасть туда можно было лишь с помощью подъемников или по сколоченной из дуба лестнице, которая при малейшей опасности поднималась на стены.

Но как только пираты приблизились к форту, его гарнизон в панике бежал, не приняв боя и, что совсем гнусно, не предупредив горожан.

Морриганх без проблем вошел в бухту под эгерийскими флагами, и спокойно высадился на набережную, по которой гуляли ничего не подозревавшие горожане, совершая утренний променад.

Правда, наскоро сбитое войско не подчинилось дисциплине…

Тридцать пять дней продолжался грабеж и кровавая оргия. Пираты пытали пойманных купцов, лавочников, дворян, стараясь выведать, где спрятано золото, ограбили все монастыри и церкви, опустошили дома и лавки.

Они распинали свои жертвы на крестах, подвешивали за ноги, отрезали им носы и уши…

В городе на провиантских складах хранился запас рома для патрульной эскадры и гарнизона. Пираты прикончили пойло за неделю, отчего видимо проистекло всеобщее помутнение мозгов.

Они осквернили церкви, используя их, как отхожие места, пойманных на улице девиц раздевали и заставляли плясать голыми под аккомпанемент оркестров из подневольных горожан.

Сын Смерти разрешил уцелевшим монахам собрать больных и раненых обывателей в монастыре святой Катарины, но перепившиеся флибустьеры подожгли его, при этом выкрикивая, что хотят избавить несчастных от лишних страданий. Сгорело еще два квартала, так что угли пепелищ тлели с неделю, а пираты занимались мародерством на развалинах, с бранью выковыривая из обугленных человечьих костей слиточки расплавленного золота. К тому же в городе оказалось тысяча с лишним черных рабов, да не обычных, а только что привезенных из-за моря, привезенных сюда для продажи на знаменитой ярмарке «Эль Негро» и даже не заклейменных. Черт дернул молодчиков аббата Антиса выпустить их на волю. Наверное, регулярные проповеди их капитана о добротолюбии и святых истинах все-таки застряли в их мозгах.

Часть невольников сразу сбежала из города, в знакомые им джунгли, кое-кто присоединился к пиратам. Но вот оставшиеся во главе с каким-то вождем и жрицей Оонга Вайбу Сар создали настоящую банду в несколько сотен душ. (Хамиран, ведь во всех наставлениях по работорговле сказано, что всяких хунганов и маммбо лучше не покупать, да эти торгаши ведь за лишний семерик удавятся!).

Они терроризировали и грабили горожан, насиловали женщин, ни в чем не уступая пиратам… Когда за воротами Льянеро нашли алтарь, измазанный кровью и отрубленную человеческую голову, депутация горожан явиласьк Рагиру у и попросила за дополнительный выкуп избавить их от дикарей.

Но капитаны воспротивились. По их словам, проклятые негры сплошь воины и положат многих парней.

От всего этого Рагиру мало-помалу приходил в тихое бешенство. Он заслуженно имел репутацию человека жестокого (а каким еще, скажите на милость, может еще быть пират и черный маг?). Но при этом не понимал и не признавал бессмысленного зла.

Мало того, что бессмысленная кровь была бессмысленной, она подрывало его (ЕГО!) репутацию, и к тому же мешала работе. Вон, не далее, как третьего дня, Маноло запытал насмерть пятерых с великим трудом пойманных клириков из местной епархии – несчастные испустили дух прежде, чем рассказали, куда запрятали утварь и казну епископа.

Нет, понятное дело, что этот мисрийский еретик попов ненавидит. Рагир их тоже не любит. Но кто теперь отыщет золото?! К тому же, несмотря на все происшедшее, добыча была на удивление невелика – не на такое надеялся Рагир, начиная поход. Тогда он написал письмо губернатору Эльмано, потребовав сто тысяч реэлей, или город будет сожжен, а причалы со складами – взорваны.

Но губернатор ответил, что денег у него нет, да и взрывать нечем, ибо, как знает даже он, погреба городских редутов были почти пусты.

Венцом этого стало то, что пикароны, оставленные им в форте, бросили пост и присоединились к грабителям.

И вот результат…

Рагир с тоской посмотрел туда, где в горловине залива покачивались точки, напоминавшие мелких жуков на синем стекле. Три больших и пять поменьше.

Три эгерийских галеона надежно запирали дорогу в море, а с берега их подстраховывал взятый без боя форт. Сверх того пять бригов и пинас должны были довершить дело, если кто-то все же умудрится проскочить через заслон.

О, Илбис и его сто семь хвостов! С какой охотой он бы повесил треклятых пикаронов. Семь хвостов Илбиса! Он бы их посадил на кол или сжег живьем!