Алистер Маклин - Ущелье Разбитого Сердца Страница 16

— Сядьте, шериф! С нас достаточно и других безобразий, помимо вашей драки!

— Совершенно согласен с полковником, — губернатор важно надул губы. — Думаю, мы все, и я в том числе, просто поддались панике. Мы не знаем, соответствует хоть что-нибудь из того, что говорит этот злодей, истине. Мы не знаем даже, был ли убит доктор Молине. Мы делаем все наши выводы на заявлении Дикина, что когда-то он был врачом. А прежде всего стоит хорошенько подумать — чего, собственно, стоят слова этого преступника?

— Прекрасная речь. — Дикин и не пытался скрыть свое презрение. — Скажите только, губернатор, собираетесь ли вы сегодня ночью запереть свое купе? Или это ненужная предосторожность, потому что вам и без того нечего опасаться?

Губернатор посмотрел на него и прорычал:

— Клянусь, Дикин, наступит время, и вы заплатите за эти инсинуации!

— Чем же я могу за них заплатить? — Неожиданно весь сарказм Дикина испарился, и он стал казаться усталым и очень печальным человеком. — Собственной шеей? Она недорого стоит. Я ведь неизбежно попаду в руки правосудия… Интересно, что сдаст меня суду один из тех, чьи руки, возможно, обагрены кровью четырех человек. А скорее всего, даже восьмидесяти четырех…

— Что это значит? — Высокомерие губернатора Ферчайлда было неколебимым.

— Говоря вашими же словами, губернатор, мы не знаем, случайно ли упали в пропасть три вагона с людьми, как не знаем, кто несет ответственность за это массовое убийство. Мы не можем исключить из подозреваемых даже Банлона и Рафферти, хотя, разумеется, обязаны исключить мисс Ферчайлд. Возможно, действовал не один человек, а двое или даже больше. — Дикин помолчал, давая возможность присутствующим осознать его слова. — А что касается моей экспертизы причины смерти Молине, то я действительно изучал судебную медицину, хотя вы, конечно, вправе этому не верить.

Дикин поднялся, подошел к окну и, демонстративно повернувшись ко всем спиной, стал всматриваться в сгущающиеся сумерки. За окном снова шел снег.

Генри пошел вдоль вагона, тщательно и почти бесшумно задергивая занавески.

Глава 6

Банлон остановил поезд, зафиксировал тормоза, вытер лоб тряпкой и повернулся к Рафферти, который прислонился к стенке кабины, закрыв глаза от усталости.

— На сегодня хватит, — прохрипел машинист.

— Я не могу поднять ни одно из этих поленьев, — отозвался Рафферти.

— Пойдем к полковнику.

Клермонт сидел у печки офицерского салона. Рядом с ним вокруг печурки собрались губернатор, О'Брейн, Пирс и Марика. У всех в руках были стаканы.

Дикин сидел на полу в дальнем углу, дрожа от холода. У него, разумеется, стакана не было.

Когда в вагон ввалились Банлон и Рафферти, с ними ворвалась струя такого холодного воздуха, что Марика поежилась и стала кутаться в шаль. С трудом подавив зевок, машинист сказал:

— Мы должны поспать, полковник, иначе просто свалимся.

— Сколько вам потребуется времени, чтобы восстановить силы?

— Не меньше четырех часов, сэр.

— Ну, хорошо. Вы прекрасно потрудились, Банлон. А вами, Рафферти, я просто горжусь. Можете лечь на мою койку, Банлон, а вы, Рафферти, на койку майора.

— Спасибо… — Банлон все-таки зевнул. — Но, полковник, кто-то должен поддерживать пар. Если этого не сделать, вода в конденсаторах замерзнет, и они лопнут. Тогда до форта Гумбольдт придется добираться не иначе как пешком.

Дикин поднялся на ноги.

— Я не любитель пеших прогулок и берусь поддерживать огонь в топке.

— Вы? — Пирс подозрительно осмотрел Дикина, — откуда такая готовность сотрудничать?

— Меньше всего на свете желаю сотрудничать с любым из вас. Но в этом углу здорово дует, а в кабине машиниста будет хотя бы тепло. Кроме того, Пирс, чем дальше я буду от вас, тем спокойнее буду себя чувствовать. Я ведь единственный, помимо мисс Марики, на кого не падает подозрение.

— Не нравится мне это! Что помешает ему отцепить паровоз и удрать? Мы же все знаем, на что способен этот подонок!

— Ему помешает вот это, — Банлон вытащил из кармана какой-то ключ странной формы. — Я запер тормозное колесо. Хотите взять его на хранение?

— Конечно, хочу. — Пирс взял ключ, откинулся на спинку своего стула и потянулся за стаканом.

Банлон перевел осоловелый от усталости взгляд на полковника. После непродолжительного колебания Клермонт кивнул.

— Поддерживайте огонь, чтобы стрелка манометра оставалась между синей и красной отметками, — сказал Банлон Дикину.

Дикин вышел. Майор встал и обратился к машинисту и Рафферти:

— Я покажу вам, где можно спать.

Майор провел их в конец второго вагона, водворил Банлона в купе Клермонта, а Рафферти — в собственное. Пока Рафферти с должным почтением осматривался по сторонам, О'Брейн ловко вытащил из шкафчика три бутылки бурбона. Одну он поставил в коридоре на столик и добродушно подмигнул Банлону и Рафферти.

— Спасибо, сэр, — сказал солдат.

— Вот и прекрасно, спокойной ночи.

Захватив другие с собой, майор пошел в начало офицерского вагона и, не постучав, вошел в кухню. Здесь Карлос приветствовал его ослепительно улыбкой, а Генри мрачным взглядом, свойственным ему в последнее время.

О'Брейн поставил обе бутылки на кухонный стол.

— Это вам может пригодиться, ночь будет очень холодная.

— Пожалуй, мистер О'Брейн, но у нас есть вот это, — Карлос указал на горячую плиту. — И тут самое теплое место в поезде.

— В том-то и суть, что сидеть здесь с комфортом вам не придется, — сказал майор.

Карлос ошибался. Самым горячим местом в поезде, без сомнения, была паровозная топка. Кроме того, там приходилось немало двигаться, подбрасывая дрова, поэтому лоб Дикина был мокрым от пота.

Выпрямившись, он взглянул на манометр и с удовлетворением прикрыл топку. Затем снял один из фонарей и отправился в тендер, который был заполнен дровами на две трети. Здесь он поставил фонарь на пол и стал перекладывать поленья с правой стороны в левую.

Четверть часа спустя пот лил с него ручьями.

Он выпрямился, вернулся в кабину, взглянул на манометр. Стрелка приближалась к синей черте. Дикин разбросал головешки кочергой и подбросил следующую порцию. Даже не проверив давление пара, он вернулся к своей изнурительной работе в тендере.

Перебросав почти половину имеющегося запаса дров, так, что они уже падали с высокой кучи, которую он соорудил, Дикин прекратил работу и внимательно огляделся. Затем он просто оттащил несколько поленьев в кабину, взял фонарь и опустился на колени в дальнем углу тендера. Его лицо стало печальным и одновременно гневным.