Макс Брэнд - Мчащиеся мустанги Страница 50

— Всякий добрый след ведет в желудок, — пошутил еле слышно и, положив руку на живот, открыл глаза.

— Приятель, — начал Пэрри, — ты вспоминал Глостера…

— Да, позвал его, — подтвердил гаучо. — Потому что, когда услыхал, что негодяи бросились врассыпную, подумал что они удирают от него.

— Что ты можешь о нем рассказать? — поинтересовалась Алисия.

— Давай сначала выясним, каким образом раненый оказался в моем доме, — предложил Пэрри.

Но Рамон, слышавший первый вопрос, слабо улыбнулся:

— Ну, скажем… я видел, как, держась руками за край скалы, он висел над пропастью, до дна которой было не меньше трехсот метров. И так висел, сеньор, держась за обламывающуюся скалу, пока я, известный ему предатель, не выкарабкался по нему на твердую тропу. Только благодаря ему и остался жив!

— Предатель? — выхватила слово из всего сказанного девушка.

— Да. Именно так.

Алисия подсела к раненому:

— Тебе больно, Рамон?

— Нет, сеньорита.

— Ты в состоянии говорить?

— Вполне, сеньорита, если это пойдет на пользу Томазо эль Гранде, или Томазо эль Дьябло, как его называют другие.

— Томас-дьявол? Его и так называют?

— Конечно! Но он не злодей. У него сердце нежное, как женская ладошка.

— Ты уверен?

— Сеньорита, я ездил с ним бок о бок и сражался бок о бок, ел вместе с ним. Он готов выслушать ребенка, да у него и у самого душа ребенка. Он как жеребенок, не знавший кнута или уздечки, но всегда готовый к действию, а раны и болячки заживают на нем без следа. Словно рождается заново. Он человек, который не стал взрослым и никогда не видел дурного в других людях. Абсолютно безгрешный. Он святой, сеньорита!

— А ты кто такой, приятель? — полюбопытствовал ранчеро.

— Я? Я один из людей Христофоро Негро. То есть был одним из его людей.

— Вот видишь? — воскликнул Дэвид Пэрри. — А сколько небылиц мы слыхали! Что Крис Блэк смертельный враг этого Глостера, этого Томазо эль Гранде, Томазо эль Дьябло. А теперь выясняется правда — этот малый работает на обоих.

— Расскажу вам, сеньор, — прервал его раненый, — о своих последних делах. Я взял деньги у Христофоро Негро, сто песо, в качестве задатка за услугу, потом должен был получить еще. В горах я должен был завести Глостера и мальчика в засаду. Мальчишка раскрыл заговор, но Глостер все равно оставил меня проводником и в тот же самый день спас мне жизнь. Так я стал его человеком. Теперь понятно, сеньор?

— Разумеется, понятно. И он к тебе хорошо относился?

— Лучше, чем к себе. Этот человек никогда не делает ничего дурного!

— А почему его называют Томазо эль Дьябло? Можно ли, Рамон, называть так человека безо всяких на то оснований?

— Почему без оснований? Ведь он не знает страха, быстро стреляет и бьет без промаха! Сражается как человек, который не боится смерти. Вот почему его зовут дьяволом. Это абсолютная правда, что они с мальчиком оказались в одном купе с четырьмя людьми, каждый из которых был главарем в банде Негро. Все они были профессиональными убийцами, но, когда Томазо эль Дьябло спокойно посмотрел на них, никто не осмелился начать первым. Даже не посмели достать револьверы или ножи. Каждый про себя думал: «Если начну, то первым попаду под его огонь!» Вот почему его зовут эль Дьябло. За то время, как мы ехали от моря до вашего дома, он стал знаменитым. Его знает каждый гаучо, каждый, кто держал в руках револьвер.

— А мальчик? Кто он? — настойчиво расспрашивал Пэрри.

— Сеньор, он называет себя вашим сыном.

— Теперь видишь, Алисия, — сдерживая негодование, произнес ранчеро, — слухи подтверждаются. Не знаю…

Дверь открылась. В комнату, не подозревая о надвигающейся грозе, с безумным взглядом вбежала бледная Беатрис Пэрри.

— Мы навсегда потеряли Роджера! — яростно крикнула она.

— Я услышал о тебе довольно странные вещи, Беатрис, — спокойно отреагировал Дэвид-старший.

— От кого?

— От этого человека.

— А кто он такой?

— Ты не знаешь?

— Конечно нет!

— Он один из тех двоих, кто помогал вернуть мне Дэвида — вопреки тебе!

Беатрис посмотрела на мужа без видимого страха или замешательства.

— Дэвид, не скажешь ли, что с ним случилось?

— Что с тобой было? — спросил Пэрри Рамона.

Последний уставился на красавицу Беатрис с нескрываемой ненавистью в глазах.

— Интересуетесь, как меня ранили? Ножом, сеньора. Это сделали ваши люди, которые сегодня ночью застали меня и сына сеньора врасплох.

— Моего сына! — вскричал Пэрри.

— Да, — подтвердил гаучо.

— Что с мальчиком?

— Пусть она вам скажет, сеньор. Меня потащили в одну сторону, а его — в другую.

Пэрри сурово взглянул на жену. Та беззлобно смотрела на Рамона.

— Дэвид, дорогой, неужели этот лгунишка сумел тебя убедить? — улыбнулась она. — Неужели ты дошел до того, что можешь слушать это животное?

Дэвид-старший заколебался. Затем горячо воскликнул:

— Судя по тому, что и как он говорит, не вижу никакой неправды!

Жена продолжала улыбаться:

— Разумеется! По своей простоте ты веришь каждому встречному. Откуда он к тебе явился?

— Не он ко мне, а я к нему. Его кровь протекла сквозь потолок. Вон там! Красная отметка у тебя над головой.

Подняв голову, Беатрис по-кошачьи отскочила в сторону, воскликнув:

— Если это сделали мои люди, зачем им было тащить парня в дом умирать, пачкать кровью наши замечательные потолки?

— Я об этом не подумал.

— Ответ простой, — заверил хозяина Рамон.

— Ответь, если можешь! — потребовала хозяйка.

— Кто я такой? Пыль под ногами! — пояснил Рамон. — Человек без имени. Так, дунь — и нет меня. А вот Томаса Глостера они боятся как огня! Они взяли меня живьем, потому что надеялись выведать у меня, где его найти. Она, сеньор, стояла надо мной и сама меня допрашивала!

Дрожащей от ненависти рукой он указал на Беатрис. У Дэвида Пэрри перехватило дыхание.

— Можешь себе представить? — изобразила она на лице удивление. — Неужели ты поверишь этой твари, Дэвид?

Рамон откинул назад спадавшие на лоб длинные влажные космы и показал багровый рубец.

— Кто это тебя? — задал вопрос хозяин.

— Они закручивали у меня на лбу веревку, — объяснил Рамон. — Веревка врезалась до костей, а вот она стояла рядом и говорила, что, если скажу, больше не будет больно. Но я помнил своего доброго святого и не забыл, что моя жизнь дважды была в руках дона Томазо и он дважды пощадил меня. Услышав мои молитвы, святой Христофор дал мне сил, и я, сжав зубы, не произнес ни слова. — Гаучо вздохнул и устало закрыл глаза.

Беатрис, будто что-то вспомнив, крикнула: