Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема - Эмилио Сальгари Страница 10

– Я был самым шустрым и воинственным из братьев, – заговорил Сандокан после долгой паузы. – Инстинктивно не доверяя врагам, я умолял отца быть настороже и не приводить на пир мать и сестер. Увидев даяков, с воплями бегущих к столу, я сразу понял, что сейчас произойдет. У меня с собой был кампилан и пара индийских пистолей. Едва мой отец пал, я выстрелил в убийц, потом кампиланом проложил себе путь, надеясь спасти мать и сестер и добраться до белого подлеца. Увы, было поздно. Передо мной выстроилась человеческая стена, ощетинившаяся оружием. До сих пор не понимаю, каким чудом мне удалось прорваться через строй врагов и убежать в джунгли. Но в покое меня не оставили, о нет! Англичанин во что бы то ни стало желал моей смерти, справедливо опасаясь мести. Я бежал на запад, к границам султаната Борнео – единственным, что остались открытыми для меня, ведь все земли к северу от озера уже были в руках узурпатора. Я жил в джунглях, словно орангутан: питался фруктами, корнями, не брезговал даже змеями, а чтобы сбить с толку неумолимых преследователей – передвигался по деревьям, прыгая с ветки на ветку. Меня гнали, точно я был не наследником престола, а диким зверем. Трижды я едва не попадал в лапы охотников. Наконец они отстали. Может, решили, что я умер от голода в лесной чаще. Но они ошиблись. Миновав султанат, я вышел к морю. Подружился с небольшой бандой малайцев, пиратствовавших в окрестных водах, и мы вместе перебрались на Момпрачем, пустовавший в те времена. Остальное вы знаете.

– Я жил в джунглях, словно орангутан: питался фруктами, корнями, не брезговал даже змеями, а чтобы сбить с толку неумолимых преследователей – передвигался по деревьям, прыгая с ветки на ветку.

Сандокан умолк. Мало-помалу огонь в его глазах потух, лишь изредка по телу пробегали судороги. Опрокинув очередной стакан, он повернулся к Янесу и добавил почти бесцветным голосом:

– Мой баркас готов в любой момент выйти в море. Как полагаешь, не ждут ли нас на выходе из залива давешние даяки?

– По-моему, мы их здорово потрепали. Чувствуй они свою силу, уже бы атаковали.

– Я тоже так думаю, – согласился Тремаль-Наик. – А такой баркас, дружище Сандокан, обгонит любую джонку или проа. Если даяки вновь решатся напасть, мы покажем им, почем фунт лиха. Одна твоя спингарда стоит двадцати даякских.

– Уже полдень, – произнес Сандокан, взглянув на часы, тикающие на позолоченной полке из эбенового дерева. – До заката мы будем в Лабуке. В путь. Баркас под пара́ми.

– А когда мы вернемся? – поинтересовался Янес.

– Завтра вечером.

– Нашим людям здесь ничего не угрожает? Ты говорил, вокруг полно лесных даяков.

– Пока Самбильонг удерживает деревню, я спокоен. Она отлично укреплена. Если ее будут защищать тридцать Тигрят Момпрачема, никому не войти внутрь, за это я ручаюсь.

Глава 5

Воскресший мертвец

Баркас снялся с якоря. Через несколько минут после его отплытия в кают-компанию вернулся китмутгар Янеса, которого тот отправил передать команде приказ сойти на берег и приступить к сооружению хижин. В глазах индийца тлел странный огонек, а на лице отражалась глубокая тревога.

Задержавшись в кают-компании, он допил остававшийся в бутылке ром, затем отпер дверь в соседнюю каюту и резко свистнул. Этот звук походил на свист разъяренной очковой кобры, жуткой твари, обитающей в индийских джунглях.

Ему ответили таким же свистом откуда-то из-под сланей[32].

– Не спит, – пробормотал Сидар. – Значит, все слышал. Вот и хорошо, объяснений не потребуется.

Взяв железный костыль, китмутгар вставил его в отверстие в полу и слегка поднажал. Одна из сланей сдвинулась, открыв люк размером в три квадратных фута.

– Можешь выходить, сагиб. Мы одни.

– Наконец-то, – ответили снизу. – Я уже еле терплю.

– Верю. Даже факир не вытерпел бы дольше.

– А я, знаешь ли, не факир.

Из люка появилась голова, а потом наружу, проявив чудеса ловкости, вылез человек.

Это не был индиец. Высокий европеец с очень белой кожей, чью белизну подчеркивала черная как смоль длинная борода. Правильные черты лица, орлиный нос, карие глаза, в которых сквозило нечто неуловимо суровое, даже жестокое.

Подобно прочим европейцам, живущим в жарких восточных странах, он был одет в белый фланелевый костюм. Однако на голове красовался не пробковый шлем, а красный колпак с синей шерстяной кисточкой, вроде тех, что носят греки или левантинцы[33].

Человек потянулся, разминая затекшие конечности, поморгал, привыкая к яркому свету, льющемуся через иллюминаторы, и сказал:

– Дорого же мне обходится эта месть. Двадцать три дня просидеть в полной темноте! Лишь истинному греку, такому как я, по плечу подобное испытание.

– Подать тебе что-нибудь, сагиб? – спросил Сидар, восторженно глядя на собеседника.

– Я с превеликим удовольствием выпил бы чашечку кофе, как его варят в Смирне или в Константинополе, но ты даже не знаешь, что это. Принеси мне чего-нибудь крепкого, чтобы вернуло к жизни. Полагаю, у твоего хозяина неплохая коллекция алкоголя. Раджа никогда не пустится в путь, не запасшись как следует всем, чем нужно.

– Джина?

– Тащи.

Китмутгар открыл небольшой шкафчик и подал европейцу стакан и почти полную бутылку.

– Куда они отправились?

– К султану Лабука, – ответил Сидар.

– Что еще за султан?

– Какой-то знакомый этого жуткого капитана малайских пиратов.

– Нас никто не побеспокоит?

– Нет. Экипаж сошел на берег, трап я поднял. Мы одни, сагиб.

– Они не заподозрили, что на борту яхты посторонний?

– С чего бы, сагиб? Когда я в Рангуне покупал эту яхту, то первым делом велел приготовить тайник; никто ничего не узнал. Ты спокойно мог бы прятаться на борту хоть несколько лет.

– Хорошее же наказание ты мне уготовил! – рявкнул грек. – Я тебе не корабельная крыса и не собираюсь жить в трюме. Значит, в Ассаме меня считают погибшим?

– О тебе все давно позабыли.

– Дурачье! Даже не попытались найти мое тело?

– Все равно бы ничего не нашли. Едва увидев, что ты упал, я, пользуясь суматохой во дворце, бросился к тебе и унес оттуда.

– Глупцы. Фаворита раджи не убить двумя-тремя жалкими пулями! У нас, греков, дубленая шкура, а шкура Теотокриса покрепче, чем у всех греков архипелага и Леванта. Ха! Поверили в мою смерть! Что ж, мой дорогой сеньор Янес, принц-консорт, ты скоро убедишься, что я живее всех живых! Скоро чертям в аду тошно станет! На удар отвечу ударом, отомщу за бедолагу Синдхию, который медленно угасает, воображая себя женихом Сурамы. Если уничтожить всех этих бандитов, сбросить Сураму с