Николай Паниев - На грани жизни и смерти Страница 10

Откуда-то появился плакат со словами: «Париж-72, Питер-73...»

И вдруг на улице загремели выстрелы.

Журналисты бросились к окнам. Мимо дома бежали какие-то люди, стреляя из револьверов...

К одному из окон в доме напротив прильнуло лицо мальчика. Это был Костик Гринин. Выстрелы не прекращались. Послышалось дребезжанье разбитого стекла.

Христо Балев первым выбежал в коридор, остальные бросились за ним.

В то раннее утро люди Арца, предводительствуемые капитаном Яблонским, провели задуманную провокационную операцию: напали на тех, кто собрался у старого букиниста. После выстрела Яблонского Леопольд успел захлопнуть дверь. Все в панике ринулись к потайной лестнице.

Анна Гринина видела из окна, как на улице после выстрела упал лицом в снег человек, в котором она узнала баса из Мариинки. Она кинулась в детскую комнату. В этот момент пуля террористов угодила в окно... Анна Гринина, увидев на лице сына кровь, в ужасе бросилась к нему. А через секунду в комнату вбежал Агапов, сжимая в руке пистолет...

На улице Иван Пчелинцев заметил человека, стреляющего с крыши. Пчелинцев, не раздумывая, навел на него наган, и тот упал, скатился на край крыши...

Балев вбежал в подъезд дома Грининых, чуть не сшиб с ног насмерть перепуганного Леопольда. Оба остановились как вкопанные и, тяжело дыша, впились друг в друга глазами. Леопольд перевел взгляд на наган Балева и упавшим голосом спросил:

— За что вы... нас? Что вам надо? Кто вы такой?

— Медленно говори, медленно, — попросил Балев.

Сбегающий с лестницы Агапов натолкнулся на Балева и Леопольда. Агапов решил, что он должен спасти Леопольда, и вот-вот должен грянуть выстрел. Вбежал Павел и крикнул:

— Стой! Стой! Не стреляйте!

Агапов, обернувшись к Павлу, презрительно бросил:

— Что вам здесь надо, убийцы?

— Это вы не по адресу, капитан Агапов. Вот они, убийцы. — Павел кивнул на раненого Яблонского, которого вели под руки подоспевшие красногвардейцы. — Мы не имеем с такими ничего общего.

— Кого я вижу! — удивился Агапов. — Капитан Яблонский?

— Он самый. Наемник анархистов, — ответил Павел.

Агапов проводил Яблонского долгим взглядом.

И тут он увидел Пчелинцева, с которым они были давно знакомы. Пчелинцев кивнул Агапову, сказал:

— У вас, Александр Кузьмич, еще есть время понять... многое. И чем скорее это будет, тем лучше.

— Для кого лучше? — глухо произнес Агапов.

— Для вас, разумеется. Да и нашей революционной армии была бы польза...

Агапов вспомнил разговор с Покровским, хмуро перебил:

— С предателями России мне не по пути!

Пчелинцев спокойно возразил:

— С предателями — да. Это вы верно сказали, Александр Кузьмич. А мы вас призываем встать на сторону той России, за которой будущее.

Агапов отвернулся и, взяв под руку Леопольда, быстро поднялся по широкой лестнице в дом.

Утреннее происшествие горячо обсуждалось в редакции. В перестрелке был тяжело ранен Юлиус Незвал. В больнице, куда молодой чех был быстро привезен, шла борьба за его жизнь. Во время утренней перестрелки Балев видел, как небольшого роста, весь какой-то квадратный, большеголовый мужчина целился в Незвала. И поэтому он особенно переживал, что не успел первым выстрелить в убийцу, опоздал прикрыть своего товарища!.. После долгого молчания болгарин, волнуясь, сказал:

— Мы знали только одних русских. Освободителей Болгарии от турок. А выходит, они... разные.

Иван Пчелинцев, набивая табаком трубку, заметил:

— Такие же разные, как и...

— Да, конечно, — быстро согласился Балев. — Есть разные болгары, разные румыны, разные французы... Я это знаю. Но русский человек... Понимаете, товарищи... Для нас, болгар, русский человек — это... это...

— А тебе встретился Леопольд Гринин, — заметил Пчелинцев.

— К сожалению, таких еще много, — сурово сказал Пчелинцев. — А сегодня утром, товарищи, была провокация. Эсеров, анархистов. И прочего охвостья. Врагов нашей революции. Так что, друг мой Балев, знай, что есть и такие русские, которые по ту сторону баррикад. И знай, что враги революции идут на любые подлости. А потом сваливают на большевиков. Не пожалели даже ребенка...

Маленькому Костику грозила потеря зрения. Осколки стекла попали в глаз. Вызванный врач на вопросы родителей только беспомощно разводил руками.

Когда врач, откланявшись, наконец ушел, Агапов озабоченно сообщил:

— Профессора Невского здесь нет. Он в Одессе. Обратно пока его не ждут. Все же остальные не лучше...

Агапов, глазами показал на дверь, намекая на ушедшего врача.

— Боже мой, что же делать? — тревожно прошептал Кирилл Васильевич. — Где искать помощи? Куда подевались, врачи?

— Надо продолжать поиски, — решительно произнесла; Дина.

— Может, они... выловлены большевиками? — буркнул Леопольд.

— Прекратите ненужные разговоры! — повысил голос Агапов. — Что вы конкретно предлагаете? — повернулся он к Леопольду.

— Одесса! — коротко ответил тот.

— В Одессу? — переспросил Кирилл Васильевич. — Там ведь тоже эти...

— Кто? — спросила Анна Орестовна.

— Как кто? Большевики, — ответил ее муж.

— В нас пока стреляют не они, — заметила она.

— За ними дело не станет, — процедил сквозь зубы Леопольд.

— Какое это имеет значение сейчас? — опять повысил голос Агапов. — Большевики, меньшевики, эсеры, анархисты. Надо спасать мальчика. И надо решать: ехать в Одессу или нет. Родители, слово за вами.

— Я... я на все согласен, — сказал Кирилл Васильевич, беспомощно глядя на жену. Анна, помолчав, кивнула в знак согласия...

Стало быть, Одесса. Решено. Анна Орестовна встала, окинула всех взглядом. Словно прочтя мысли Леопольда, четко, со свойственной ей категоричностью сказала:

— Грешно покидать родину, когда она в беде. Запомнила и всем советую запомнить эти слова генерала Брусилова. Поэтому я вернусь... непременно вернусь сюда, в наш красный Питер. На иное пусть никто не надеется. Мы все вернемся в Питер. Всем сердцем, своей честью клянусь, вернемся с моим исцеленным мальчиком.

Гроб с телом Юлиуса Незвала стоял в холле особняка — коммуны интернационалистов. Погибший товарищ лежал под знаменем своей страны, которая была далеко от революционной России, но которая знала о первом государстве пролетариата и по газетным сообщениям молодого журналиста-коммуниста. У гроба стояли его друзья по боевому перу. Каждый из них сказал на своем языке о погибшем товарище. Последнее прости произнес Иван Пчелинцев:

— Три недели тому назад товарищ Юлиус пришел к нам, чтобы рассказывать людям своей родины о том, что происходит в революционной России. Его оружием было перо. А он сражался как герой и погиб в вооруженной битве, как погибали парижские коммунары И все же его судьба иная, чем судьба давних коммунаров. Он дождался семьдесят третьего дня. Прощай дорогой Юлиус! Пролетариат новой России, большевики гвардии Ленина не забудут своего верного друга-интернационалиста!