Альфред Мейсон - Пламя над Англией Страница 11

– Думаю, так оно и есть, сэр, – ответил мальчик слабым голосом. – Существуют истории о стариках, которые крадут бодрость у юношей. Очевидно, один из них только что посетил меня.

– Значит, это был старик? – живо спросил мистер Стаффорд. Ну, тогда это не сэр Френсис Уолсингем. Но Робин свел на нет его надежды.

– Не такой уж старик, если судить по годам.

– Он молодо выглядит? – допытывался наставник.

– Скорее старо для своих лет, – ответил Робин.

– Буду ли я прав, предположив, что он строгий пуританин?[41] – продолжал хитрый мистер Стаффорд.

– Мы не говорили о религии.

Хамфри усмехнулся.

– Наверно, это был иезуит,[42] который, забрав твои хорошие манеры, оставил взамен свои увертки.

– Или пуританин-иезуит, – промолвил Робин.

– В таком случае, – сразу же подхватил мистер Стаффорд, – это сэр Френсис Уолсингем. Твое описание подходит к нему, как перчатка.

В самом деле, характеристика была меткой – пуританин в своей вере и иезуит в своих методах. Но Робин, быстро вскочив со стула, спокойно и твердо, хотя и с почтением, посмотрел в глаза наставнику.

– Вы так считаете, сэр? – спросил он.

Воспитатель не мог понять взгляда ученика. В нем не было угрозы – он был спокоен, словно пруд. И все же на момент мистера Стаффорда охватила паника, чего он не сумел скрыть.

– К тому же, – продолжал Робин, – если этот человек закрывал лицо плащом, стараясь, чтобы его не узнали, почему, сэр, вы так стремитесь во всеуслышание назвать его имя?

Мистер Стаффорд пробормотал какие-то нелепые извинения насчет заботы об учениках и тяжкой ответственности, которую на него эта забота накладывает, в то время как в сердце у него кипела черная злоба. Ему казалось, что он – ученик, а этот мальчишка, вперивший в него взгляд, – наставник, требующий от него ответа.

Поклонившись, Робин подошел к каминной полке и взял свечу.

– С вашего разрешения, сэр, я пойду спать, – сказал он и, подойдя к двери своей спальни, повернулся, улыбаясь.

– Сейчас, сэр, я мог бы сыграть Карло Мануччи, полностью вас удовлетворив, так как не в состоянии стоять прямо.

Кивнув Хамфри, Робин направился к себе в спальню и закрыл за собой дверь.

Глава 5. Непредвиденное обстоятельство

Через четыре года в тот же месяц Робин подъезжал к Хилбери-Мелкум. Последние два года он был сам себе хозяин, но на внешнем виде Эбботс-Гэп это не отразилось. Дом с закрытыми ставнями по-прежнему казался заброшенным и негостеприимным. Большую часть времени Робин проводил в Оксфорде, а где он находился, когда его там не было, никто не знал. В Эбботс-Гэп он приезжал внезапно и после наступления темноты, поэтому почти никто не замечал его прибытия. Юноша проводил там несколько дней, отдавая распоряжения управляющему относительно поместья и годового дохода, плавая под парусом в заливе Уорбэрроу и сидя допоздна над книгами в библиотеке, где ранее изучал с отцом иностранные языки. Затем он уезжал так же внезапно, как появлялся, не поддерживая компании с соседями.

Поэтому вызывало удивление, что Робин был приглашен в Хилбери, и еще большее удивление, что он с радостью принял приглашение. Для него наступило время отдыха. У Робина была неделя, разделяющая два важных момента в жизни. Он хотел посвятить ее развлечениям, возобновив старую дружбу с Хамфри, и хотя бы отчасти вернуть, если только это осуществимо за семь коротких дней, веселье и радость его юности.

Робин выехал из Эбботс-Гэп через час после обеда вместе со слугой, едущим впереди и ведущим третью лошадь, тащившую багаж. Глядя на пышную зелень буков, холмы, коричневые в солнечном свете, словно современные загорелые девушки, папоротники и лесные цветы, слыша пение дроздов и жаворонков, он постепенно ронял свои заботы на верховую тропу и бросал планы под лошадиные копыта.

Путь Робина лежал через Пербек-Хиллз и вниз по заливным лугам. Оставив справа Уорем и огромную вересковую пустошь, он скакал вперед, обдумывая планы на будущее. Все планировать заранее бедняга приучил себя с детских лет. Но теперешние планы касались того, как заполнить удовольствиями каждую минуту предстоящей недели. После завтрака, скажем, в четверть восьмого, он будет играть в теннис, боксировать на ринге во дворе или стрелять в цель. Один день надо посвятить охоте на оленя, которыми славился Хилбери, или какую-нибудь дичь. Стоит выделить денек и для соколиной охоты. После обеда можно поиграть в метание колец или в любую другую игру, а после ужина – потанцевать гальярду или куранту.[43] Короче говоря, неделя должна включать все развлечения, которых Робин лишал себя в прошлом, и к которым повернется спиной в будущем. Он будет спокойно спать по ночам, а в нарядах переплюнет любого щеголя в Англии.

Робин предавался этим мыслям, когда ехал по парку среди дубов и буков. Однако, он упустил из виду времяпрепровождение, которое должно было властно притягивать юношу, изголодавшегося по удовольствиям и приучившего себя к монашеской дисциплине. Первый же час его пребывания в гостях открыл ему глаза на это упущение.

Большое здание из красного кирпича, сверкавшее в солнечном свете, было странно молчаливо и казалось пустым. Робину сообщили, что все обитатели дома отправились на соколиную охоту и собрались, как мы бы сказали теперь, на пикник на поляне в нескольких милях отсюда. Следовательно, ужин откладывается до шести. Робина проводили в его спальню на втором этаже и отнесли туда же его вещи. Он не спеша переоделся и спустился в холл. Было четыре часа, но участники соколиной охоты еще не возвратились. Внезапно юноша понял, что он в доме не Один, так как в комнате справа за большой лестницей кто-то разучивал гаммы на клавесине.

«Какая-нибудь бедная девочка с торчащей под боком гувернанткой!»– подумал он. В такой день сидеть дома! Робин искренне сочувствовал несчастной, чьи пальцы бегали по клавишам, причем отнюдь не безупречно. Нередко одна нота спотыкалась о другую, а иногда две ноты весьма фальшиво звучали одновременно. После этого происходила небольшая пауза, и все начиналось снова. Невеселое занятие для девочки в летний день! Робин испытывал к ней жгучую жалость. Быть может, бедняжка роняет слезы на клавиши, думая о том, как все едят вкусные вещи на поляне, а она должна сидеть, прикованная к стулу, словно Андромеда к скале,[44] с драконом в виде гувернантки, несомненно, шлепавшей ее по пальцам после каждой ошибки. Конечно, малышке следует научиться играть на клавесине, ради собственного утешения в будущей жизни. Но справедливо ли заставлять ее заниматься этим в такой день? Робин поправил рюш перед зеркалом. Это был превосходный рюш из дорогого батиста, расшитый серебром и накрахмаленный ровно настолько, чтобы держать в порядке складки и сохранять впечатление хрупкости. Повертевшись перед зеркалом, Робин остался доволен.