Артур Дойл - Белый отряд Страница 12

– Двадцать шотландцев! – в один голос крикнули мальчики.

– А остальные?

– Половину!

– Когда дети будут в состоянии со ста шагов убить белку, я их пошлю к Джону Коплэнду, наместнику Карлайла, под его начальство. Клянусь душой, я отдал бы последние пальцы, лишь бы видеть Дугласа под градом их стрел!

– Поможет Бог – увидите, – произнес Эльвард. – А вы, дети, налегайте сильнее на лук и научи`тесь пускать стрелы через ограды, чтобы удар нанести сверху, а не в упор… Это очень важно для лучника. Я сейчас покажу вам, как это делается.

Эльвард снял свой лук, вынул из колчана несколько стрел и быстро, одну за другой, выпустил три стрелы. Две из них взлетели высоко над дубом и вонзились в крепкий пень по другую сторону его. Третья стрела, унесенная ветром, упала немного в стороне.

– Вот настоящий стрелок! – воскликнул северянин. – Слушайте каждое его слово, дети.

– Клянусь душою, – сказал Эльвард, – мне не хватило бы целого дня, чтобы рассказать обо всех приемах стрельбы… А теперь нам пора в путь! Прощайте, соколы!

Путники скоро миновали Эмери-Даун и вышли на широкую поляну, где среди вереска и папоротника паслись целые стада диких черных свиней; пройдя еще немного, они заметили красавицу лань. Животное царственно посмотрело на них и продолжило щипать сочную траву.

Глаза лучника загорелись огнем охотника. Рука его инстинктивно сжала лук, но Джон мгновенно схватил его за колчан.

– Все стрелы переломаю о колено! – крикнул он. – Видно, вы не знаете, чем пахнет запрещенная охота! Я вовсе не желаю через вас попасть в лапы живодера лесничего!

– Мне не впервой рисковать своей шкурой, – пробурчал лучник, отодвигая тем не менее колчан за спину.

Они пошли дальше.

– Мне понравился этот северянин, – опять заговорил немного спустя лучник, – я сочувствую всем, кто умеет так ненавидеть. Сразу видно, что у него желчь в печени.

– О, нет! – произнес горько Аллен. – Лучше бы у него в сердце была любовь…

– Не буду спорить и против этого! Никогда не был предателем прекрасного пола. Женщины от корней волос до завязок на башмаках созданы только для любви. Радуюсь, мой мальчик, что святые отцы воспитали тебя так мудро…

– Я говорю о любви к ближним и врагам…

Эльвард усмехнулся.

– Боюсь, мой мальчик, что ты ошибаешься! Наверно, епископ должен лучше других понимать в этом деле, так вот я сам видел, как епископ Линкольнский зарубил секирой шотландца, и нахожу, что это очень странный способ выражать свою любовь к ближним.

Аллен не знал, что возразить на это.

– Я слышал, что шотландцы – хорошие воины, – вступил в беседу Джон Гордль.

– Да, один против одного, с равным оружием – они самые доблестные и храбрые христианские рыцари, – ответил Эльвард. – Но плохие стрелки. При этом шотландцы по большей части бедняки: мало кто из них может похвастать хорошей кольчугой.

– Ну, а французы? – спросил Аллен.

– Французы – доблестные воины. Но народ замучен налогами да пошлинами, так что нечего от них ждать особой храбрости на поле брани. Дворяне их стригут, точно овец, вот и ведут себя крестьяне как овцы.

– Жалкий же они народ, – ответил Джон, – раз позволили так себя оседлать.

– А каких солдат вы еще видели? – спросил Аллен. Его юный ум жаждал практических данных после длительного изучения теории и мистицизма в монастыре.

– Я видел нидерландцев, неплохие ребята. Медлительные, тяжелые на подъем. Их не заставишь драться ради хорошеньких глазок, но стоит поругать их шерсть или подшутить над их бархатом из Брюгге, эти толстые бюргеры зажужжат, как пчелы у летка, словно это дело всей их жизни. Матерь Божья! Однако они нередко доказывали, что сколь искусно владеют сталью, столь же мастерски варят ее.

– А испанцы?

– Тоже смельчаки. Не одну сотню лет они сражались с приверженцами Магамета, напиравшими с юга и до сих пор удерживающими часть территории в своих руках. Однако теперь твой черед отвечать, юноша. Пойдешь ли ты со мной во Францию? Забирай любую вещь из тех, что ты видел в гостинице, кроме шкатулки розового сахара для госпожи Лоринг.

– Я охотно пустился бы с вами в путь, ведь в миру у меня всего два друга, вы, Джон, и вы, Эльвард, но у меня есть долг по отношению к отцу. Кроме того, толку от меня как бойца будет немного.

– Виной всему мой язык! Я, видишь ли, человек неученый и кроме как о луках и мишенях говорить ни о чем не умею. Так знай же: на один свиток пергамента в Англии их приходится двадцать во Франции. Мы видели там целые комнаты, забитые старинными рукописями. А сколько там статуй, а раки[37] со святыми мощами! Неужели тебе не хочется взглянуть на все это? К тому же ты стал бы в Белом отряде проповедником!

– Да и потом, – сказал Джон, – ваш брат известен повсюду как пьяница и буян.

– Тем более мне нужно попытаться исправить его, – покачал головой Аллен. – Вон виднеются башни над деревьями. Думаю, это Минстедская церковь, я должен проститься с вами…

– Все же тебе будет нелишним знать, куда направимся мы: через лес, на юг, пока не выйдем на дорогу Кристчёрч, а там уж до замка герцога Солсберийского, где Найджел Лоринг служит коннетаблем.

Аллену было нелегко расставаться с недавно обретенными друзьями, и он побрел от них по лесной тропинке, не оборачиваясь, пока не достиг поворота дороги. Здесь юноша оглянулся. Шлем и кольчуга лучника ярко блестели сквозь листву, в лучах заходящего солнца, а рядом с ним виднелся Джон, одетый в узкое, не по размеру, и короткое пальто лимингтонского суконщика…

IX. Приключения в Минстедском лесу

Аллен шел густым лесом по глухой тропинке, порой совершенно терявшейся. Юноша не без волнения осматривал богатую местность: он знал, что его предки некогда владели этими землями. Его отец, чистокровный сакс, считал своим праотцом Годфри Мэлфа, владевшего Бистерном и Минстедом еще в ту пору, когда норманны впервые ступили на английскую землю. Но понемногу фамилия беднела и утрачивала свой блеск, часть владений перешла к королю, часть конфисковали за неудачный мятеж саксов. Однако у них в собственности оставался родовой замок с рощей и фермами, и потому Аллен не без чувства гордости смотрел на земли своих предков, ускоряя шаг в надежде поскорее увидеть родной замок.

Вдруг во время этих размышлений перед ним словно из-под земли вырос крепкий мужчина, одетый как крестьянин, с дубиной в руках.

– Стой! – грозно крикнул незнакомец. – Как смеешь ты свободно гулять по этим лесам? Кто ты?

– А почему я должен отвечать тебе? – насторожился Аллен, готовясь к защите.

– Чтобы спасти свою голову, мальчишка! Что у тебя в сумке?

– Ничего ценного.

– Покажи-ка!

– Не покажу.

– Глупец, я придушу тебя как цыпленка! Отдавай сумку, если не хочешь распрощаться с жизнью!

– Ни того, ни другого без борьбы! Попроси ты у меня милостыню – я бы охотно тебе дал что мог, но силой не добьешься ничего, еще я расскажу обо всем брату, Минстедскому сокману…

При этих словах разбойник опустил свое оружие.

– Коли так – другой разговор! Раз вы его брат – не дай бог мне вас обидеть!

Аллен улыбнулся.

– Ну, раз так – покажи мне ближайшую дорогу к его дому.

В эту минуту раздались звуки охотничьего рога, и на поляну вылетела кавалькада охотников. Впереди всех ехал воинственный загорелый человек со сверкавшими из-под нависших бровей глазами. На нем был шелковый кафтан с золотыми лилиями, бархатная мантия, опушенная горностаем, а на серебряных доспехах были оттиснуты львы Англии.

Аллен сразу узнал доблестного Эдуарда, короля англосаксов. Юноша снял шляпу и почтительно поклонился королю, но мужик стоял как ни в чем не бывало, опершись на свою дубину и не выказывая подобающего уважения королю и его свите.

– Шапку долой, собака! Шапку долой! – грозно прикрикнул на него барон Брокас и прошелся по его лицу хлыстом.

Бродяга с ненавистью посмотрел вслед всадникам.

– Мерзкая гасконская собака, – прошептал он. – Пусть Господь уничтожит меня, если я не уничтожу все, что найду под крышей твоего замка!

– Не примешивай имени Бога к своим мстительным угрозам! – воскликнул Аллен. – Я поищу какую-нибудь целебную траву, чтобы успокоить боль от удара этого лизоблюда…

– Не тревожься обо мне, юноша, и, если хочешь увидеть своего брата, поспеши: сегодня наши молодцы будут ждать его на сборище. Иди скорее в ту сторону, в проем между дубом и терновником, и ты выйдешь на минстедское поле. Я бы присоединился к тебе, да уж нашел себе ночлег.

Аллен поспешил в указанном направлении, и с каждым шагом, приближавшим его к замку, росла его тревога. Но вот деревья стали редеть, и он вышел на поляну, через которую протекал ручей. Грубый мостик привел его на другую лужайку – к деревянному зданию с тростниковой крышей. В золотом сиянии осеннего солнца это жилище казалось таким мирным и снова погрузило Аллена в приятные воспоминания.