Амеде Ашар - В огонь и в воду Страница 13

Оба повиновались. Агриппа пропустил Гуго впереди себя и вышел, а за ними последовал великан, рыча, как собака, у которой отняли кость.

Агриппа привел его в нижнюю комнату и предложил перекусить. Солдат осушил залпом два или три полных стакана; широкий рот его раскрывался, как пропасть, и вино исчезало в нем, как в колодце. В промежутках между стаканами из него вырывались проклятия.

«Дело плохо», — подумал Агриппа и сделал знак Гуго, чтобы он ушел. Мальчик удалился как ни в чем не бывало. Агриппа, в свою очередь, объявил, что должен кое о чем распорядиться, и тоже ушел. Он хотел послать кого-нибудь на деревню за помощью и попросить графиню, чтобы она не выходила из своих комнат.

Оставшись один, великан, все еще сердясь на последний ловкий удар мальчика, отворил окно, чтобы подышать свежим воздухом. Тут он увидел, что Гуго проходит по двору, и, выпрыгнув из окна, побежал к нему со словами:

— Вы от меня ушли, приятель, а к этому, клянусь честью, не привык капитан Бриктайль! За вами две игры!

Гуго смотрел на него, не говоря ни слова. Вдруг, переменив тон, великан сказал ему:

— У вас прехорошенький перстень… Можно посмотреть?

Гуго доверчиво протянул руку. Бриктайль схватил ее, живо сорвал перстень и, полюбовавшись немного его блеском на солнце, надел себе на палец.

— А мне ведь как раз впору, не правда ли? Спасибо!

Сын графа Гедеона побледнел.

— Вы толкуете еще о вежливости, — вскрикнул он, — а сами-то как поступаете?

Бриктайль пожал плечами.

— Хотите получить назад, попробуйте сделать то же.

Гуго вне себя бросился на бандита. Но Бриктайль этого ждал; он схватил мальчика с такой силой, что у Гуго кости затрещали. Обезумев от боли, он до крови укусил великана за руку.

— А! Волчонок! — крикнул Бриктайль, выпуская его.

Он выхватил из ножен шпагу, Гуго подобрал валявшуюся на земле палку. Первым же ударом Бриктайль разрубил пополам эту палку; он и не думал останавливаться, как вдруг две собаки бросились на него из глубины двора с громким лаем. Бриктайль едва успел отскочить назад.

— Бери, Дракон! Хватай, Фебея! — крикнул Агриппа, появившийся вдали с мушкетами.

Бриктайль отступал, удерживая шпагой страшных псов, которые не отставали и кидались на него как бешеные. Плащ, которым он обмотал свою левую руку, был уже в клочья, и он чувствовал горячее дыхание собак, но, увидев за собой дерево, он отчаянным скачком вспрыгнул на ветку.

Дракон и Фебея прыгали с воем вокруг дерева, опирались на ствол передними лапами и смотрели на солдата кровожадными глазами. Агриппа в одну минуту подбежал к ним.

— А если я вам раздроблю голову из этого мушкета, разве я буду не прав? — крикнул он Бриктайлю сердитым голосом. — Будь вы на моем месте, вы бы так и сделали!.. Но вы — мой пленник… Я лучше подожду… Когда-нибудь да придется же вам сойти вниз!

Стоя на большой ветке, Бриктайль осматривался по сторонам: куда бы бежать, откуда бы защищаться; но ничего не видел кругом, кроме голого двора и двух собак под деревом, не спускавших с него глаз. Вздумай он соскочить — и в ту же минуту их крепкие челюсти вопьются ему в шею.

— Гром и молния! — вскричал он.

— Попались, — сказал Агриппа. — Придется сдаться.

— На каких условиях?

— Прежде всего — вот этот перстень, что вы украли.

— Просто шутка!.. Вот он.

Бриктайль снял с пальца перстень Гуго и бросил в шляпу Агриппе.

— Теперь вашу шпагу и ваш кинжал.

Бриктайль прикусил губу и, обращаясь к Гуго, который смотрел на всю эту сцену сложив руки, спросил:

— Что вы на это скажете? Я увидел герб на вашем перстне и принял вас за дворянина!

— Именно потому, что я дворянин, я и вижу, что вы не дворянского рода.

— Что же, ты принимаешь меня за незаконнорожденного, что ли, комар ты эдакий?

Гнев опять овладел им, и он смерил глазами расстояние до земли и уже приготовился было спрыгнуть вниз, но в эту минуту увидел бегущих из-за стены целой толпой крестьян с косами, топорами и копьями. Выхватив из ножен шпагу и кинжал, Бриктайль с силой швырнул их на песок.

— Теперь можете и сойти! — крикнул ему Агриппа, поднимая брошенное оружие.

Собак он взял за ошейники, и они только рычали.

В одну секунду солдат соскочил с дерева и, став прямо напротив Гуго, молча посмотрел на него. Его лицо, только что пылавшее диким гневом, вдруг стало бесстрастным, и на нем появился какой-то отблеск благородства. Потом, отвернув рукав, он показал кровавую рану и произнес:

— Вот тут у меня остался знак на память. Клянусь вам честью дворянина — а я дворянин, можете мне поверить, — вам лучше никогда не встречаться со мной.

И, выпрямившись во весь рост, с надменным видом он прибавил:

— А теперь прикажите меня выпустить!

— А вон там дверь! — ответил Агриппа, указывая на угол дома. — Но позвольте мне проводить вас: люди могут на вас напасть, если меня не будет с вами.

Когда дверь отворилась, Бриктайль увидел, что эта предосторожность не была излишней. Его окружило человек тридцать, готовых на него броситься, но Агриппа сделал им знак рукой и сказал:

— Этот господин сознался, что был неправ… Нам остается только, друзья мои, пожелать ему счастливого пути… Но не мешает ему обходить стороной дубы, встречающиеся на дороге: на одном из них он когда-нибудь может повиснуть.

Взрыв смеха был ему ответом.

— А, канальи! Если бы только у меня была шпага! — проворчал рейтар.

Слуга вывел поджарую лошадь Бриктайля. Он сел в седло и поехал, высоко подняв голову. Когда он завернул за угол стены, Агриппа положил руку на плечо графу Гуго и сказал:

— Вот вам первый враг!

VII

Гостиница «Красная лисица»

Во время прогулок молодой граф почти никогда не расставался с найденным им в деревне мальчиком-сиротой. Гуго, приютив его, обрел не только преданного слугу, но и друга. Звали его Коклико за красный цвет волос.

Малый был вообще очень некрасив и неуклюж: большая голова на узких плечах, длинные руки, худые ноги, все тело будто развинченное, пресмешной нос, маленькие глазки на круглом, как вишня, лице; но благодаря его доброте и услужливости все забывали о его безобразии. Перед Гуго Коклико благоговел; Гуго был для него больше, чем идол, — он был великим человеком.

Дружба их началась одним зимним вечером: в углу под забором маленький Гуго — ему было тогда лет десять — нашел полузамерзшего Коклико, лежавшего рядом с большой связкой хвороста, слишком тяжелой для его слабых плеч. Ноги у него были голые, в разбитых деревянных башмаках, руки посинели. Сердце у Гуго сжалось от сострадания; он взвалил мальчика себе на плечи, кое-как дотащил до Тестеры и положил на свою кровать. Тепло оживило бедняжку; открыв глаза, он прежде всего увидел возле себя чашку горячего супа.