Александр Чиненков - По ту сторону жизни Страница 15

Мысли Матвея сразу же приняли другой оборот.

– Ну конечно, господа! – воскликнул он. – Я всецело предан нашему делу душой и телом!

– Тогда выпьем ещё по одной, – подзывая официанта, сказал второй мужчина, пришедший с Быстрицким. – Мы, казаки Бадаловы, бывало…

– А давайте лучше поговорим о деле, – поморщился Воронцов. – Мы, кажется, именно для этого встретились сейчас.

– А кто спорит, для этого, – кивнул Быстрицкий. – Наша цель тебе известна, уважаемый Матвей Захарович, и ты обязан сделать всё, чтобы она была достигнута.

– Я сделаю всё, что было мне поручено, господа, – заверил Воронцов. – Только хотелось бы знать подробнее о наших планах. Перевозка нефтепродуктов в Германию, как я понял, первая часть задуманной акции, а как будет выглядеть вторая?

Быстрицкий и Бадалов переглянулись.

– Дело в том, что мы и сами всего не знаем, – развёл с виноватым видом руками Быстрицкий. – Нас и тебя уполномочили добиться от де Беррио того, чего мы добиваемся. И именно это сейчас мы собираемся обсудить в деталях и с мельчайшими подробностями. Надо проникнуться важностью дела, и… Ставка сделана! Дон Антонио де Беррио не должен вывернуться и ускользнуть от нас…

Санитар помог ему встать с кушетки, перевёл в палату, помог раздеться и лечь в постель. Он чувствовал себя дряхлым старцем, со дня на день ожидавшим прихода смерти.

Укрывшись одеялом, он закрыл глаза и уснул. Во сне он вздрагивал, вздыхал и стонал, как от мучительной боли. Появившаяся в палате медсестра сделала ему укол.

Он посмотрел на свои руки, они тряслись. Ноги тоже тряслись, и он ничего не мог с этим поделать. Его потревожил звук подъехавшей машины и гудок клаксона за окном. У входа стояла легковая машина, из которой выходили люди.

Он покачнулся на ватных ногах и едва не рухнул на пол, но устоял, схватившись за подоконник. Голова загудела как наковальня, когда по ней ударяют молотом. И в этот момент в палату кто-то вошёл. Он медленно обернулся.

– Вижу тебя на ногах, и это радует, Кузьма Прохорович! – сказал вошедший. – Вот решил навестить тебя и поговорить… Ты понимаешь меня?

Услышав голос, он вздрогнул.

– По-о-о-шёл вон!

– Значит, понимаешь, – ухмыльнулся вошедший. – Ты уже неделю в дурильнике и… Хочу сказать, что выглядишь неплохо, хотя… Может быть, ты всё-таки сознаёшь, что нездоров?

– Я здоров, – сердито возразил Кузьма. – То дерьмо, которым меня накачивают, угнетает моё сознание, но не волю.

– Да, ты держишься молодцом, но это ненадолго, – сказал «гость». – Уже скоро из тебя сделают растение, и… Ты больше не сможешь доставлять нам проблем своим упорством.

– А как же чистая кровь? – огрызнулся Кузьма. – Ты ведь говорил, «товарищ Рахимов», что кровь для переливания должна быть чистой, а если её смешивают со всяким дерьмом…

– А! Ты всё ещё узнаёшь меня! – ухмыльнулся Азат. – Ну, раз так, то я просвещу тебя. Действие этих препаратов, которые ты называешь дерьмом, имеют необратимый характер. Ты понимаешь, что значит «необратимый», а? Это значит, что даже тогда, когда они полностью уйдут из твоей крови, тот эффект, который они произведут, останется. Ясно? И ты будешь растением с идеально чистой кровью.

Малов некоторое время стоял с закрытыми глазами и, чтобы не упасть, цеплялся за подоконник. Что ещё говорил Мавлюдов, он не слышал. Азат в конце концов замолчал и, пожимая плечами, вышел из палаты.

Как только за ним закрылась дверь, Кузьма вздохнул с облегчением. Ему уже до тошноты надоел «товарищ Рахимов» со своим тщеславием, самолюбованием, жёстким непоколебимым эгоизмом. Кузьме казалось, что всё происходящее с ним – кошмарный сон. Ну не может же быть такая чудовищная несправедливость! Он вспоминал детство, Мадину, свою несчастную любовь к этой безвременно ушедшей из жизни девушке.

Было уже поздно, когда в палату вошёл санитар.

– Вставай и на выход, – сказал он громоподобным голосом. – Поживёшь в другом месте, здесь будут делать ремонт.

Не протестуя и не возражая, Кузьма следовал за ним до тех пор, пока тот не остановился перед какой-то дверью.

Кузьма осмотрелся. Мрак, царящий в палате, не позволял ему хорошо разглядеть новое «место жительства».

На кровати у левой стены кто-то шевельнулся. «Понятно, эта “лежанка” занята, – подумал Кузьма. – Значит, моё место напротив…»

Он присел на краешек кровати и задумался. Голова работала хорошо, и это его радовало.

То, что он в психушке, Кузьма понял сразу, когда проснулся не в камере, а в больничной палате. Бороться с очередной непредсказуемой блажью Мавлюдова он не мог, и ему оставалось только смириться и терпеть…

– Кузьма, – позвал его с соседней кровати тихий женский голос, и он подскочил, опешив от неожиданности. – Кузьма, подойди, я умираю, любимый… Подойди, я хочу проститься с тобой…

– Нет, не может быть! – замотал он головой, пытаясь избавиться от наваждения. – Алсу, ты это или я грежу?

– Да, это я, муж мой любимый, – ответила она. – Я уже думала, что больше никогда тебя не увижу, но ты здесь и… Я говорю с тобой…

Кузьма понял, что никакого «ремонта» в его палате не планировалось. Просто Азат хотел, чтобы два его новых «пациента» оказались в одном помещении. Но зачем?

Ночь Азат Мавлюдов провёл в психбольнице. Он допоздна засиделся за беседой с главврачом и не хотел трястись в машине, возвращаясь домой.

Азат устал от ожидания проверки своей лаборатории, но… За минувшую неделю никто и носа не показал. Закрыв глаза, он вспомнил о Кузьме Малове, и лицо его приняло озабоченное выражение. «Как он плохо выглядит, – подумал Азат. – Хотя по-прежнему в своём уме. А Нестор Павлович уверял, что за неделю слепит из него полного идиота…»

Он вздохнул, почувствовав разочарование, и упрекал себя, что связался с Маловым. Азат изо всех сил старался унизить и раздавить этого верзилу, которого ненавидел. Но ничего, скоро он заберёт его обратно в лабораторию, посадит в камеру и добьётся своего!

Воспрянув духом, Мавлюдов принялся обдумывать варианты мести давнему врагу. Голова его усиленно работала, и план с всё большей чёткостью вырисовывался перед ним.

Азат судорожно вздохнул и взглянул на часы. Всё в нём ходило ходуном. Вошёл главврач.

– О-о-о? Вы ещё в постели, Азат Гумарович? Пора… пора вставать, милый мой.

Лёгкая дрожь пробежала по телу Азата. Хмуро глянув на собеседника, он сказал:

– Вы мне вчера так и не удосужились сказать, Нестор Павлович, почему пациент, которого я временно доверил вам для проведения определённой работы, всё ещё в адекватном состоянии?

Главврач смущённо промолчал и присел на стул.

– И это, несмотря на ваше заверение, что сделаете все, как надо? – продолжил Азат, стиснув зубы.

Нестор Павлович достал из кармана халата носовой платочек и обтёр им раскрасневшееся лицо. По своему характеру он был человеком напористым и упрямым, которого смутить было нелегко, однако в присутствии Мавлюдова всегда терялся и выглядел глупо.

– Я ничего не могу поделать, – сказал он спустя пару минут. – У этого великана железный организм. Наши препараты на него практически не действуют!

Нервы Азата не выдержали, он вышел из себя.

– Чего ты тут мне впариваешь, хоть сам понимаешь?! – закричал он, вскакивая с кровати. – Я согласен, что у него железный организм, согласен, что он может справиться с любыми болезнями, но только телесными! А его мозг… Его мозг, как мозг любого существа, не может противостоять психотропным препаратам!

Вне себя от охватившего его гнева, Азат подскочил к главврачу, замахнулся, но не ударил – не хватило духу.

– Бездарность, ремесленник, тупица! – выкрикнул он, задыхаясь. – Ты забыл, чем обязан мне? Чего прячешь глаза, я тебя спрашиваю? Я вытащил тебя из вечных заместителей, а ты… Ты не можешь сделать для меня то, что любой лекаришка сотворить в состоянии.

В сердцах он схватил главврача за руку и вытолкал в коридор.

– Ещё неделю тебе срок! – крикнул он ему вдогонку. – Иначе… – он с треском захлопнул дверь.

В комнате наступила тишина. Азат уселся на кровать, всё ещё тяжело дыша и бормоча под нос проклятия в адрес Крыгина.

Некоторое время он сидел неподвижно, пытаясь сосредоточиться, затем встал, оделся, но умываться не стал. Он всё ещё ощущал в себе злость, усталость и физическую слабость. Тело казалось невесомым и…

«О Всевышний, я превращаюсь в развалину, – подумал он, увидев своё отражение в большом зеркале на стене. – У глаз морщины, облысел… И зачем я растрачиваю свою жизнь на всё это? Я превращаюсь в старика, а цель, которую перед собой поставил, всё ещё недостижима. Кто-то наслаждается жизнью, пользуется всеми её благами, а я… Я торчу в этой дремучей стране, пытаюсь достичь чего-то, лечу стареющих выродков, а что взамен? Чего достиг я за эти годы?»

Азат провёл рукой по лбу, словно отгоняя мрачные мысли, но они не спешили покидать его. «Да-а-а, я не только постарел, но и сделался не в меру нервным, – подумал он. – Меня возмущает рутинная жизнь в изменившейся до неузнаваемости стране, пустая трата времени, бесцельная работа во имя чего-то? Вот тебе и “светлая жизнь”, которую “выстроили” большевики. Во всём – ложь, стремление пустить пыль в глаза “загнивающему” враждебному Западу…»