Алый Первоцвет возвращается - Эмма Орци Страница 15

Пепита сидела крепко привязанная к креслу с завязанным шерстяной шалью ртом. В дальнем углу комнаты стояла прикрученная наполовину масляная лампа, дрожащим светом освещавшая эту печальную картину. Девушка бросилась к своей служанке и быстро развязала веревки.

– Пепита, – едва ли не закричала она, – ради бога, что произошло?

Вынужденное заточение, казалось, не причинило старухе особого вреда. Она выглядела скорее напуганной. Нетерпеливой и возбужденной Терезе пришлось хорошенько потрясти ее за плечи, прежде чем та смогла наконец собраться с мыслями.

– Где месье Бертран? – несколько раз настойчиво спросила хозяйка.

– Воистину, мадам, клянусь, – выдавила из себя старуха, – не знаю.

– Что ты такое мелешь? Как это не знаешь? – удивилась Тереза.

– Не знаю, голубушка, ничего не знаю, – причитала старуха. – Ты спрашиваешь у меня, что случилось, я и говорю тебе, что не знаю. Ты спрашиваешь меня, где Бертран, так иди и сама взгляни, где он. Когда я его в последний раз видела, он сидел в кухне, совершенно бледный и неподвижный, бедняжечка, кочерыжечка.

– Пепита! – нетерпеливо топнув ногой, возмутилась Тереза. – Но ведь ты же не можешь не знать, каким образом ты оказалась здесь связанной и с заткнутым ртом! Кто это сделал? Кто? Кто здесь был? Бог накажет тебя, если ты мне не скажешь!

Пепита окончательно пришла в себя. Она поднялась на ноги, взяла лампу и направилась в кухню, желая самостоятельно убедиться в том, что с Бертраном и в самом деле ничего не случилось.

– Месье Бертран сидел себе в кресле на кухне, – бормотала она на ходу. – Я как раз принесла ему подушку и хотела подложить под голову, но в этот момент кто-то, ни о чем не предупредив, накинул мне на голову шаль. Я даже и крикнуть не успела, как мне завязали рот. Меня, словно пушинку, подняли на руки, и тогда запахло чем-то таким едким, что в голове все закружилось, и я уже больше ничего не помню. Потом я услышала в коридоре голоса, должно быть, это уходили твои гости. Услышав затем, как ты зовешь меня, я как могла пыталась тебе ответить. Вот и все.

– Когда все это случилось, Пепита?

– Почти сразу же, как пришел последний из гостей. Я даже взглянула на часы, было где-то около половины первого.

Когда же, открыв кухню и войдя туда, они никого в ней не нашли, Тереза уже не удивилась. Примерно этого она и ждала. Она знала, что Бертран все равно здесь не останется. Окна кухни выходили на железный балкон, как и окна всех остальных комнат. Открывались же они лишь изнутри, окно как раз было распахнуто. Но связал Пепиту все-таки не Бертран, это был кто-то другой; кто-то весьма ловкий и храбрый похитил Бертрана из этой кухни. Он попал не через балкон, потому что Пепита всегда перед вечером накрепко закрывала окна. Он вышел этим путем с Бертраном, войти же он должен был как-то иначе.

Пока Пепита вздыхала и охала, Тереза приступила к тщательному исследованию всего вокруг. Глубокое изумление вытеснило всякий страх. Почувствовав рядом Пепиту и не испытывая более недостатка в свете, она вновь обрела все свое мужество.

В ее голове роились какие-то смутные предположения и догадки, которые ей хотелось поскорее прояснить, чтобы избавиться от этого зуда, и она, держа свечу перед собой, тщательно осматривала одну комнату за другой. Лишь в своей спальне она обнаружила разгадку проникновения таинственного храбреца в квартиру – это был явно сорванный сильной рукой ставень и выдавленное стекло, осколки которого, упав на мягкий ковер комнаты, не произвели никакого шума. Все было сделано быстро и с большим знанием дела; выдавив стекло, незнакомец смог спокойно открыть замок высокого французского окна.

Лоб Терезы Кабаррюс исказила изумленная складка, рот совершенно перекосился от внезапной дикой ярости. Рука же, державшая оловянный подсвечник, сильно дрожала.

Пепита лишь восклицала:

– Боже правый! Да как же это?! Да нешто так можно?!

Добропорядочная крестьянка решительно не собиралась связывать исчезновение Бертрана с этим явным хулиганством.

– Месье Бертран все собирался уйти, кочерыжечка, – уверенно начала она. – Он только об этом и беспокоился, после того, как ты сказала ему, что его присутствие здесь для тебя опасно. И он, естественно, предпочел поспать где-нибудь во дворе, чтобы не мешать твоим беседам с этой шайкой убийц, которых добрый Бог непременно накажет однажды…

Утомленная бессмысленной болтовней служанки не менее, чем всеми остальными событиями этой ночи, Тереза наконец-то отправила ее спать.

Глава ХII. Шовелен

Пепита ушла. Часы на старой церкви Святого Роха пробили три.

Гражданка Кабаррюс, будучи не в состоянии оставаться на одном месте, бродила по коридору, заходя то в комнату, то в кухню, то в прихожую.

Подойдя к входной двери, испанка неожиданно открыла ее.

И тотчас же испустила крик, впрочем, скорее удивления, чем ужаса. В позднем пришельце она сразу же узнала гражданина Шовелена.

Каким-то шестым чувством она сочла его появление вполне закономерным, как-то связанным со странной, столь озадачившей ее тайной происходящего.

– Могу я войти, гражданка? – тихо спросил пришедший. – Я знаю, уже поздно, но есть большая необходимость.

Он стоял на пороге в нескольких шагах от нее. Свет уже почти догоревшей свечи бросал причудливые блики на бледное лицо представителя диктатуры террора, водянистые глаза и крючковатый нос которого придавали ему сходство с засушенной хищной птицей.

– Но уже поздно, – прошептала хозяйка. – Что вам угодно?

– Случилось нечто, – еще раз более понизив голос ответил тот, – нечто, касающееся непосредственно вас. И прежде чем я буду говорить об этом с гражданином Робеспьером…

Услышав это страшное имя, Тереза отступила на шаг в глубь коридора.

– Входите, – решительно сказала она.

Шовелен прошел прямо в ту комнату, где происходило недавнее собрание, и выкрутил на всю мощность лампу под розовым абажуром.

– В чем дело? – опять спросила она.

Прежде чем ответить, бывший дипломат, запустив руку в карман своего плаща, извлек оттуда маленький листочек бумаги.

– Когда мы от вас уходили, гражданка, я заметил этот клочок, который бесчувственная нога Кутона зацепила, переступая порог. По всей видимости, кто-то подсунул его под вашу дверь. Я же отнюдь не склонен с презрением относиться ко всякого рода случайным бумажкам, так что, пока все занимались собой, я незаметно поднял ее.

После этого Шовелен не спеша развернул записку и прочитал:

– Бертран Монкриф молод и глуп, но он – слишком добр для того, чтобы быть игрушкой лоснящейся черной пантеры, сколь бы красивой она ни была. Поэтому я забираю его в Англию, где в объятиях своей многострадальной возлюбленной он очень быстро забудет об этом мимолетном сумасшествии, едва не приведшем его на гильотину ради эгоистичных капризов красавицы Кабаррюс.

Тереза выслушала это послание без малейшей тени каких-либо