Александр Зеленский - Чекан для воеводы (сборник) Страница 15

Крымчаки прискакали на взмыленных конях на то место у лесной речушки, где было заранее оговорено, там еще огромный дуб стоял, которому было больше ста лет. Татар прискакало около десятка, и все держались на конях так, словно на их спинах родились и выросли. Да так оно, по сути, и было. Не слезая с коней, крымчаки устроили вокруг Культяпого хоровод, помахали для острастки у него над головой плетками-камчами, а потом, разомкнув круг, впустили в него двоих начальников, уже спрыгнувших с коней. Один из них был Страшный Татарин, от холодных глаз которого Культяпого всегда бросало то в жар, то в холод. Такими глазами мог обладать только прирожденный убийца. Второго начальника писарь поначалу хорошенько и не разглядел, поскольку тот по самые уши закутался в кушак.

— Сколько сейчас воинов у твоего воеводы? — быстро спросил по-русски Страшный Татарин.

— Их стало на две сотни больше, — соврал Культяпый и при этом даже глазом не моргнул. — А на днях в крепость прибудет еще подкрепление из Тулы, а может, и из самой Москвы. Город наш важный…

— Пушки еще привезли? — снова спросил татарский лазутчик.

— Пока при своих, но будут новые…

— А ты не врешь, кафир? — засомневался Страшный Татарин. — Знаешь, что мы делаем с теми, кто смеет нам врать? Покажи, Качук!

Тут же один из всадников выхватил из мешка чью-то волосатую окровавленную голову и, как мячик, перебросил ее начальнику. Ловко поймав жуткий трофей, Страшный Татарин небрежно швырнул его под ноги Культяпого, которого затрясло как при лихоманке.

— Видишь? Твоя дурная голова тоже соскочет с плеч! Раз!..

Изверг выхватил кривую саблю и, взмахнув, вжикнул клинком над самой головой писаря, рухнувшего со страху на колени.

— Не убивай его, — приказал второй начальник, который говорил по-русски еще лучше первого. — Мы проверим каждое слово этого человека и заплатим столько, насколько его слова будут правдивы.

Культяпый благодарно глянул на незнакомца, рассмотрев при этом большое черное пятно на левой щеке, показавшееся из-за кушака.

— Пока живи, — позволил крымчак с черным пятном на лице. — Наши люди тебя найдут, когда понадобится…

«На этот раз пронесло, — перевел дух Культяпый, наблюдая за тем, как татарские башибузуки скрываются за поворотом реки, текущей в сторону крепости. — А денег снова не дали, проклятые нехристи!..»

Но успокаиваться ему было рано. Через несколько мгновений его снова со всех сторон окружили всадники. На этот раз это были не татары, а станичники из сторожевой службы. Да только для Культяпого теперь было все едино — что свои, что чужие. Он был сам по себе и себе на уме.

— Александр был храбр, да от худого умре… — с болью в голосе произнес худощавый седовласый человек с опущенными книзу усами, бережно поднявший отсеченную человеческую голову. — Клянусь, друже, что крымчаки еще страшно поплатятся за твою погибель!

Передав голову одному из станичников, Прохор Безверхий, а это был он, обратил гневный взор на предателя Культяпого.

— Говори, пес смердячий, что поведали тебе наши враги крымчаки!

— Они будут проверять мои слова о подходе к крепости большой силы, — заискивающе заглядывая в глаза Безверхому, проговорил Культяпый.

— Не поверили тебе? И правильно. Я б такой собаке тоже не поверил, но аминем беса не отбудешь. Будем уповать на помощь Господнею. А тебя, писарь, я передам в руки твоего начальника Шеина. Пусть сам решает судьбу такой мрази, как ты…

«Значит, еще поживу, — удовлетворенно подумал Культяпый. — С молодым воеводой всегда можно договориться, ведь не даром ему обо мне распинался старый воевода, как о самом лучшем писаре во всем уезде. За это, правда, пришлось хорошо ему заплатить…»

Главный воевода порубежной крепости Мценск, стоявшей на опасном для Москвы татарском шляхе, взобрался на самую высокую башню и смотрел на пылающий шар заходящего солнца. Высокого роста, широкоплечий молодец двадцати пяти лет отроду с обветренным и загорелым лицом, выдававшим в нем служилого дворянина, проводившего большую часть жизни под открытым небом, внешне разительно отличался от нежных отпрысков благородных фамилий, получавших чины и звания в непосредственной близости от царской персоны.

Он смотрел вдаль, но видел не леса и поля, а ту картину, что рисовалась перед его внутренним взором. Он «видел» устье небольшой речушки, впадавшей в огромную реку, больше похожую на море, поскольку другого берега было не видно. Только вода и небо. А еще огромное воспаленное солнце, окунавшее свой лик в прохладные бездны великой русской реки, на берегах которой он родился и где прошли его младые годы. «Отныне так будет всегда, — поклялся перед самим собой молодой воевода Михаил Шеин, — во времена утрат и потерь я буду видеть себя юным и непорочным, аки ангел Господень, каким был много лет назад, когда стоял на лесном обрыве и смотрел на Волгу, будто паря над суетой бытия. Только это дает ощущение правды и прибавляет сил…»

От размышлений воеводу отвлек небольшой отряд всадников, отделившихся от кромки леса и направившихся к воротам крепости.

— К нам гости! — предупредил Шеин охрану.

— То господин голова станичной службы со станичниками, — ответил стрелецкий десятник по фамилии Скоромный.

— Так пропустите его, — распорядился воевода.

Спустившись к открытым воротам, Шеин сразу увидел то, что его просто взбесило. Станичники привезли связанного по рукам и ногам писаря Культяпого.

— Как такое понимать? — встретил он Безверхого недовольным тоном. — Без моего на то ведома и соизволения вы позволили себе самоуправство. Немедленно развязать писаря!..

— Обожди развязывать, — перебил Безверхий молодого начальника, бодро спрыгивая с коня. — Попался этот писаришка на гнусном предательстве. Он встречался с крымчаками и передавал им тайные сведения…

— Не верю! Об этом человеке у меня самые положительные отзывы…

— А ваш батюшка, царствие ему небесное, больше доверял нам, станичникам. Помнится, под стенами Сокола… — хитро заговорил Безверхий.

— Что?.. Погоди… — остановил его воевода. — Ты знавал моего батюшку? Так ты Прохор… Не может быть! Прошка Безверхий! Тот самый ловкач и удалец из станичной службы! Ну как же. Про тебя мне наш слуга Ферапонт все уши прожужжал. Так это ты служил под началом моего батюшки в Соколе? У тебя должен быть его топорик…

— Было дело, да тому уж многие года миновали. Дослужился вот до чина станичного головы, о чем никогда и не мечтал… И то слава Богу! Кто не желает большой власти, на того не приходят и напасти. А топорик… Ах да, чекан! Он всегда при мне. Вот он, оберег воеводы Шеина. Теперь он твой, молодой воевода. Пусть будет у тебя, как память об отце.