Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1 Страница 15

Эспартеро сделал ему знак удалиться и, свернув по коридору за угол, скрылся из виду.

Франциско стоял погруженный в раздумье; из сочувствия к участи друзей своего отца он лишился расположения герцога и получил ужасное приказание присутствовать при казни генералов, хотя им руководило доброе намерение.

С таким убеждением возвратился он в дежурную комнату, чтобы тут же сообщить своим друзьям, что им предстояло; но Прим и Олоцага уже вышли, должно быть, спустились к офицерам дворцового караула, всегда находившимся в хороших отношениях с дежурными королевской гвардии.

Франциско поэтому остался один в большой комнате. Он допил свой стакан, положил шпагу перед собой на стол и сел в то кресло, которое стояло против высокой стеклянной двери, ведущей в длинный, слабо освещенный коридор, так что свободно мог обозревать его насквозь. Он сделал это не из осторожности, потому что Серрано принадлежал к числу тех людей, которые смело встречают всякую опасность, не ведая страха. Напротив, он сделал это для того, чтоб понаблюдать, насколько справедлив был один слух, ходивший между дворцовой стражей, и притом спокойно предаться своим мыслям. Дело в том, что некоторые солдаты уверяли, будто уже с давних пор по временам около полуночи замечали в большом коридоре, который вел из парка мимо дежурной комнаты на половину королевы-матери, мрачную тень, совершенно походившую своими очертаниями на фигуру покойного короля. Рассказ о привидении потому заинтересовал Серрано, что его видели всегда несколько человек разом. Прим и Олоцага смеялись над незадачливыми свидетелями диковинного явления, особенно последний делал ироническую мину, как будто хотел сказать: «Молодцам, верно, все это приснилось» или «Позвольте мне оставить при себе, что я об этом думаю!»

Но любопытство Серрано и его страсть ко всяким приключениям уже давно побуждали его подкараулить как-нибудь тень короля; поэтому он налил себе еще вина из початой бутылки, расположился в кресле и стал смотреть через стеклянную дверь на длинный коридор, противоположный конец которого был совсем в тени.

Пока он сидел таким образом совершенно один, перед ним невольно начали воскресать картины былого. Особенно живо представлялся ему прелестный образ -Энрики. Что с ней случилось, где она сейчас? Эти вопросы так сильно занимали его, что он не слышал, как часы в соборе глухо пробили двенадцать.

— Она, верно, возвратилась в Дельмонте, — шептал Франциско, утешая себя. — Энрика любит меня горячо!

В эту минуту, когда он был погружен в мечты, послышался издали такой звук, какой издает дверь, давно уже не отпиравшаяся.

Франциско быстро очнулся и начал прислушиваться. Звук отворяемой двери повторился явственнее.

Как ни был смел и мужествен дон Серрано перед каждым противником из плоти и крови, при мысли о молве, с недавнего времени вновь ожившей среди солдат, им овладело смутное чувство суеверного страха. Вдруг ему показалось, что в темном коридоре поблизости от двери в парк действительно мелькнула чья-то тень.

Дверь в парк всегда была заперта. Неужели она издала тот свистящий звук? Не может быть!

Но Франциско все-таки тихо приподнялся и стал смотреть в коридор с напряженным вниманием… Глаза его не обманывали… Вдали, в темном конце коридора, яснее и яснее обозначилась тихо приближающаяся фигура; Франциско схватился за шпагу, холодная дрожь волнения пробежала у него по спине, так как он своими глазами видел подтверждение того, чего не мог себе объяснить. Серое привидение в длинном плаще, в глубоко надвинутой на лоб испанской шляпе медленно шествовало по плохо освещенному коридору. Вот оно достигло места пересечения двух коридоров. Лица совсем не было видно, рук тоже нельзя было различить. Солдаты между колоннами в ужасе бросились по сторонам, громко призвав на помощь небо и осенив себя крестным знамением.

Тень короля по безлюдному коридору направилась к покоям регентши.

Ниоткуда не раздалось крика: «Кто идет?» Ни один из караульных не посмел остановить привидение, окликнуть его или преградить ему дорогу штыком. Скрывшись из глаз караульных, оно все ближе стало подходить к дежурной комнате королевской гвардии.

Тогда Серрано с шумом отворил стеклянную дверь, отделявшую его от привидения.

— Кто ты такой, что ночью расхаживаешь по коридорам? — крикнул он.

Привидение на мгновение приостановилось, потом медленно продолжило свой путь, не обращая внимания на оклик.

— Стой и отвечай… или я проколю тебя своей шпагой! — угрожал Серрано. — Меня привидениями не запутаешь, отвечай или я колю!

Серрано взмахнул шпагой, намереваясь исполнить то, о чем он объявил твердым голосом.

Тогда привидение откинуло на плечи капюшон плаща, бородатое лицо показалось из-под шляпы — это был живой человек, стоявший в угрожающей позе перед Серрано.

— Прочь с дороги! — вполголоса басом пробормотала тень.

Высокая фигура незнакомца теперь вся была видна, а мрачное лицо с большими темными глазами приняло гневное, дерзкое выражение.

— Не отступлю ни на шаг, а если не ответите, кто вы такой и почему позволили себе так гнусно обмануть стражу, вы живой не уйдете отсюда! — решительно закричал Серрано и взялся за шпагу.

Тогда привидение освободило из-под черного плаща свою руку, в ней сверкнул револьвер.

— Вот тебе мой ответ, бессовестный! — сказал вполголоса незнакомец и выстрелил в Серрано.

Звук выстрела громко пронесся по коридорам дворца. Караульные смутились, но никто не осмелился пойти к месту, где он раздался.

Серрано упал с восклицанием: «Энрика!». Выстрел незнакомца ранил его. Воротник обагрился кровью. В ту же минуту с большого двора стремглав бросились на выстрел Прим и Олоцага.

Прим, увидя фигуру, растворившуюся во тьме коридора, в изумлении отшатнулся и невольно проговорил: «Мунноц, герцог Рианцарес!»

Олоцага с криком сострадания бросился к раненому Серрано.

Лестницы, ведущие в комнаты верхнего этажа, осветились, прибежали слуги с подсвечниками и, по приказанию правительницы Марии Кристины, отнесли незадачливого героя в передние покои. Тотчас же послали за лейб-медиком.

Регентша не удостоилась выразить сочувствие слишком усердному молодому дворянину, как она его назвала; и только молодая королева Изабелла, услышав о несчастном случае, послала своих приближенных узнать о состоянии дона Серрано.

— Скажите, что последствий не будет! — говорил уже совершенно пришедший в себя Франциско посланным королевы.

Пуля, проходя через толстый, обшитый золотым позументом воротник, утратила большую часть своей силы и только слегка оцарапала шею Серрано. Но даже и эта маленькая рана повлекла за собой значительную потерю крови и ненадолго лишила его чувств; теперь же, хотя и бледный, но с веселыми ясными глазами, лежал прекрасный молодой дворянин на походной кровати, на скорую руку устроенной в одной из комнат регентши, а Прим, по предписанию доктора, прикладывал компрессы к его ране. Серрано пожал ему руку в знак благодарности и взглянул на Олоцагу, который от души радовался, что рана не имела опасных последствий. Он подошел к улыбающемуся больному и, дружелюбно усмехаясь, сказал ему: