Роялистская заговорщица - Жюль Лермина Страница 16

– Надеюсь, маркиза не рассчитывает, чтобы для темных дел, за которые наградой бывает не честь, а мука, в которых приходится жертвовать жизнью за несколько золотых, я мог предложить ей воплощенную добродетель.

Это было сказано резко, почти грубо.

– В сущности, безразлично, что это за люди, но, по крайней мере, их начальник?

Лавердьер сделал странное движение.

– Я бы просил вас, маркиза, не относиться к их начальнику, как к орудию, которое можно купить за деньги, но как к товарищу в общем деле. И тогда этот начальник будет готов открыть вам всю душу, предоставив вам право судить, насколько он достоин.

Маркиза, пораженная торжественностью его тона, молчала.

– А теперь, маркиза, – продолжал он, – я жду ваших приказаний.

– Я желаю знать сперва ваши условия.

– Пятьдесят луидоров на человека за двухнедельную службу.

– Я дам по сотне.

– Они не откажутся.

– А вам сколько?

– Ничего, если вы согласны.

Уже во второй раз он предлагал маркизе нечто вроде договора с ним, который ставил его на одну ногу с ней.

– Это будет слишком дорого. Сколько деньгами?

– Вдвое против того, что получат мои люди.

– Решено, шестьсот луидоров вашим людям, тысяча двести вам.

– Извините, маркиза, вы не совсем меня поняли: для себя я прошу двойную плату одного человека, то есть двести.

– Избавьте, пожалуйста, от лишних объяснений. Я уже сказала.

– Преклоняюсь, это по-королевски, но…

– Но?

– Не подумайте, что я чего-нибудь страшусь, но я не могу удержаться, чтобы не спросить, за какой труд такое щедрое вознаграждение.

– Вознаграждение измеряется услугой… Исполните свое дело и можете с меня потом требовать, что хотите…

– Я не сомневаюсь в нашем успехе, и тогда я буду иметь честь напомнить о вашем обещании… быть может, тогда я осмелюсь у вас попросить…

– Чего?

– Больше, чем денег.

– Прекрасно… об этом поговорим в свое время. Еще вопрос: вы не связаны никакими интересами, привязанностью, благодарностью?

– С кем, маркиза? – спросил Лавердьер с любопытством, перебирая мысленно, к кому бы могли у него заподозрить какое-нибудь чувство.

– С узурпатором, с Наполеоном?

– С ним-то! – воскликнул Лавердьер. – О, будьте покойны.

И он откровенно добавил:

– Император и жандармы – мои две антипатии.

Он, очевидно, чувствовал потребность быть откровенным.

Регина не поощряла его в этом, хотя это странное существо, это соединение как будто достоинства и вместе цинизма внушало ей сочувствие.

– Так что, если бы потребовалось, вы не прочь были бы лично напасть на Наполеона?

Капитан ничего не сказал, но его молчаливый жест был ясен всякому.

– Меня начинает увлекать эта распря, – прибавил он. – И уверяю вас, что я готов бы содействовать бесплатно, – одно слово: буду ли я действовать самостоятельно, или я буду подчинен начальнику?

– Начальнику, одному только.

– Его зовут?

– Это вы узнаете позже.

– Я предпочел бы полную свободу действий… в некоторых деликатных обязанностях лучше решать и действовать одному.

– Не бойтесь. Ваш будущий начальник предоставит вам столько свободы, чтобы вы могли действовать самостоятельно.

– В таком случае смиряюсь. А когда выступить? Не дождусь этой минуты.

– Можете ли вы быть готовы завтра?

– Завтра – конечно.

– Но как же пройдете вы с вашим маленьким отрядом, не возбудив подозрения?

– О! – засмеялся он, – в наши времена патриотизма это не трудно. Куда предстоит нам идти?

– А вот слушайте.

Она подошла к своему бюро, открыла ящик, вынула оттуда запечатанный конверт и, водя пальцем по разложенной карте, начала:

– Здесь, в двух лье от Мобёжа есть деревня Бергштейн. Вы войдете в трактир с вывеской «Голубой лебедь», здесь вы будете ожидать, проводя время за едой и питьем, не проявляя ничем иначе вашего присутствия. Через день-другой в этот же трактир прибудет некто, кто затеет громкий спор с трактирщиком из-за овса, данного его лошади. Когда спор стихнет, вы подойдете к приезжему и спросите его об урожае хмеля на севере, он вам ответит и в свою очередь спросит вас о винограде в Бургони. Таким образом, вы признаете друг друга, и вы будете находиться в распоряжении этого человека, которому вы передадите вот это письмо для подтверждения вашей личности. Быть может, вам дадут какое-нибудь поручение, вы исполните его, но, что бы там ни было, не позднее 15-го числа вы обязательно должны быть на бельгийской границе. Туда же должны прибыть и ваши люди, до тех пор они могут скрываться у какого-нибудь крестьянина, не привлекая к себе внимания. Хорошо ли вы поняли?

– Я запомнил все подробности. А после 15-го?

– В Филипвиле вы получите все решающие распоряжения. А главное – никаких неосторожностей, ни драк, ни пьянства, ни разгула.

– Не оставляйте моих людей слишком долго без дела, и я за все отвечаю.

– Можете ли вы мне дать слово за себя, что вы не примете никакого вызова, что вы будете избегать всякой ссоры?

– Конечно, исключая тех случаев, которыми будет руководить высшая сила. Я тем охотнее даю вам это слово, что оно вполне соответствует принятому мною решению за несколько часов, вследствие одной глупой ссоры, поединка среди улицы.

– Вы были ранены?

– Я легко мог быть убит, острое лезвие… Мой противник, какой-то виконт де… я даже не расслышал хорошенько его имени, он затеял все дело из-за маленькой якобинки, за которую он вздумал заступиться и которой он теперь, вероятно, строит куры.

В двух словах он рассказал суть дела.

– Что меня злит больше всего, это что этот вертопрах считает себя вправе подозревать меня в подлости.

– А эта кираса?

– Не что иное, как железный ящик, который я ношу на груди и в котором сохраняю порученные мне письма, как, например, письма маркизы, но разве было мне время объяснять все это: ведь меня толпа разорвала бы на куски.

– Не все ли равно… Вы, вероятно, никогда не встретитесь с вашим противником.

– О, я ему должен отомстить. Я его разыщу.

– А ваше слово?

– Это потом, потом.

– Хорошо. Я рассчитываю на вас. Возьмите этот пакет, в нем часть обещанной суммы, тратьте, не стесняясь, не считая, особенно в решительные минуты.

– Постараюсь, чтобы вы были довольны.

– Завтра же выступать.

– Пора предупредить мой маленький отряд и в дорогу!

Маркиза встала. Аудиенция была окончена.

Лавердьер поклонился и направился было к двери, но вдруг остановился.

– Кстати, маркиза, благодаря случаю я узнал нечто, что будет вам, быть может, небезынтересно узнать…

– Скажите, что такое?

Лавердьер передал ей таинственный разговор, слышанный им на заднем дворе почты.

– Я не знаю ваших замыслов, – проговорил он, – но не мешает знать, что наши самые ярые противники замышляют заговор.

– Действительно, – заметила задумчиво