Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там - Филипп Матисзак Страница 19

Этот широкоплечий богатырь не просто очень силен, он еще и очень искусный борец. С его мускулатурой другой мальчик мог бы положиться на грубую силу, но Аристокл слепо следует принципам Сократа, считающего, что долг каждого человека перед самим собой – приблизиться к физическому и интеллектуальному совершенству настолько, насколько это возможно. Приемы борьбы Аристокл изучал с тем же безрадостным остервенением, с которым он принимается за любое упражнение для тела или ума. Другие мальчики опрокидывают оппонентов на землю. Аристокл швыряет их на другой конец гимнасия.

ПЛАТОН

Платон родился в 428 г. до н. э., следовательно, в настоящее время ему двенадцать лет (впрочем, не исключено, что ближе к истине альтернативная дата его рождения – 423 г. до н. э.). Его родители вращались в кругах консервативных аристократов, которые терпеть не могли афинскую демократию.

В юности Платон был таким хорошим борцом, что, по-видимому, участвовал в престижных Истмийских играх. Встретив Сократа, он решил посвятить жизнь философии. Платон основал в Академии собственную философскую школу; самым знаменитым из его учеников был юный эрудит Аристотель. Позже Платон предпринял путешествие в Сиракузы, надеясь сделать из правителя этого города идеального философа на троне. Но ничем хорошим это не кончилось.

Платон не скрывал своей веры в интеллектуальное превосходство греков (причем мужчин) над остальными людьми; еще более шокирующими современному читателю покажутся его рассуждения о социальной политике: например, он предлагал убивать душевнобольных, чтобы поддерживать чистоту человеческого рода. Несмотря на это, его многочисленные труды – прежде всего, «Законы» и «Государство» – лежат в основе миропонимания западных цивилизаций.

Аристон с радостью поборолся бы с Аристоклом сам. У себя на родине, в Аргосе, он в свое время слыл неплохим борцом. Аристокл еще даже не подросток, но ростом он почти с Аристона, а плечи у него, пожалуй, даже немного шире. Чтобы не растерять форму, гимнаст регулярно участвует в поединках с коллегами, и ему интересно, выстоит ли мальчик против профессионала. Но этой схватке, конечно, не суждено состояться. Педерастия – достаточно распространенное явление в Афинах, и никакие здравомыслящие родители не допустят, чтобы их голого и намазанного маслом сына хватал руками взрослый мужчина.

Чтобы выйти из положения, гимнаст отправляет еще одного слабого мальчика в комнату с мешком. Теперь борцов нечетное число. Без пары остался, разумеется, Аристокл. Он бросает на учителя вдумчивый и недовольный взгляд, демонстрируя, что знает, что именно гимнаст сделал и по какой причине.

Аристон указывает на три самые сильные пары:

– Вы, шестеро! Сражайтесь до первого падения. Кто победит, пусть идет сюда и поборется с нашим Платоном.

«Платон» означает «широкий», как плато или могучая река. Так часто называют тех, кто широк в плечах. Аристоклу это прозвище подходит идеально, поэтому почти все зовут его Платоном и никак иначе.

…а гимнастикой занимался у борца Аристона из Аргоса – от него он и получил имя Платон («Широкий») за свое крепкое сложение, а прежде звался Аристоклом, по имени деда (так пишет Александр в «Преемствах»).

После борьбы начнется урок музыки, а она Платону дается хуже. Голос у него довольно слабый и неблагозвучный. А вот стихи у мальчика выходят неплохо; в настоящее время он сосредоточенно работает в особом жанре, именуемом дифирамбом. Разумеется, он с тем же платоновским упорством будет совершенствоваться, пока его декламации не зазвучат нежнее лилии [42].

Позднее Платон попробует свои силы в драматургии, но, уже готовясь выступить с трагедией на состязаниях, услышит слова Сократа. Осознав, сколь неубедительны его стихи по сравнению с красноречием философа, он воскликнет: «Бог огня, поспеши: ты надобен нынче Платону!»[43]И бросит свою пьесу в огонь.

А пока Платон готовится заранее отыграться за свои грядущие музыкальные неудачи. Расправив плечи, он дружески ухмыляется, глядя на шестерку борцов, которые без особого энтузиазма начинают поединки за право сцепиться с ним.

Третий час дня (08:00–09:00)

Торговка рыбой устанавливает прилавок

Устанавливая свой прилавок, Алкестида замечает торговца шерстью, который с тревогой всматривается в небо.

– Не беспокойся, – говорит она добродушно, – сегодня дождя не будет!

В ответ торговец шерстью улыбается, скорее в благодарность за сочувствие, нежели поверив ее прогнозу. Алкестиде нет дела до погоды; по правде говоря, она бы даже обрадовалась дождю. А вот торговец шерстью рискует лишиться дневной прибыли. Шерсть продают на вес, который считают в минах (одна мина равна примерно 630 г); мокрая шерсть весит больше сухой, значит, и стоит дороже. На Агоре прилавки размещены под открытым небом. Если пойдет дождь, шерсть намокнет, и смотрители рынка запретят торговать ею, чтобы продавцы не наживались на покупателях.

Будет особенно обидно, если это случится сегодня, в канун Великих Дионисий, на которые в Афины стекаются гости со всего греческого мира. Агора – главный городской рынок, место для прогулок и встреч – полна купцов со всего Средиземноморья, предлагающих заезжим богачам превосходные товары. Здесь и сейчас у торговцев самые высокие шансы получить хорошую прибыль.

Алкестида видит перед собой длинный ряд прилавков, выходящих на восточную сторону Панафинейской улицы. Он тянется на полстадия (примерно 84 м) от Южной стои до Алтаря двенадцати богов. На одном прилавке лежат изящные персидские туфли и шерстяные хитоны с Аморга, очень тонкие, практически прозрачные. На другом – красные и черные италийские плащи из плотной луканской шерсти, пропитанные ланолином и защищающие от любых дождей, кроме самых сильных ливней. На третьем – горшочки с редчайшими аравийскими благовониями и мазями, а рядом с ним – стол со стопкой папируса, хозяин которого тоже весьма тревожно смотрит на небо.

Алкестида вспоминает, как вчера кто-то подошел к пузатому человечку, щупавшему продающиеся тут же дорогие ковры из Ликии.

– Эй, Сократ! Ты-то что здесь забыл? Я думал, тебе простой циновки достаточно!

Человечек выпрямился, и Алкестида отметила, что его поразительно некрасивое лицо осветилось любопытством.

– Ой, я тут частенько хожу, – ответил Сократ, указывая