Георг Борн - Бледная графиня Страница 19

По всей вероятности, Бруно слышал голос лесничего, так как через минуту появился Ленц и объявил Губерту, что господин асессор просит его к себе. При этом он взял у старушки несколько свечей, за которые тотчас же и заплатил.

Губерт пошел наверх.

Он был мрачен. Со следователем говорил отрывисто и раздраженно.

– Пойдите сюда, Губерт, – сказал Бруно. – Сядьте вон там. Мне необходимо задать вам несколько вопросов. Вы, вероятно, уже знаете, что я прислан сюда в качестве судебного следователя?

– Господину асессору лучше бы не встречаться вчера вечером с молодой графиней или, по крайней мере, следовало бы проводить ее домой, – злобно отвечал Губерт. – Тогда она осталась бы жива, и не понадобилось бы следствия. Все равно никто ничего не узнает…

Сдерживая досаду на грубый тон лесничего, Бруно сухо проговорил:

– С этой минуты, Губерт, я для вас не асессор Бруно фон Вильденфельс, а судебный следователь, поэтому потрудитесь отвечать на мои вопросы. Почему вы сказали, что никто ничего не узнает?

– Что подумал, то и сказал.

– А почему так подумали?

– Каждый может думать, как ему заблагорассудится.

– Вчера вечером, во время грозы, вы слышали крик. Во всяком случае, сказали об этом управляющему. Где вы находились в тот момент?

– Неподалеку от того места, где встретился с вами.

– Вы выглядели чрезвычайно расстроенным и не ответили на мои слова. Почему?

– Не знаю… Верно, на то были причины.

– Что вы делали так поздно в лесу?

– Я лесничий, и находиться в лесу – моя обязанность, которую я исполняю в любой день недели и в любое время суток.

– Лес так велик, каким образом вы очутились именно в том месте?

– Я и сам не знаю.

– Вам встретилась молодая графиня, когда она возвращалась домой?

– Да.

– Где именно?

– По дороге от трех дубов к замку.

– В каком месте?

– Если бы я встретил ее там, у обрыва, убийства не произошло бы.

– Больше вы не встречали молодую графиню?

– Нет.

– Вас видели в лесу и позже. Управляющий и рабочие замка встретили вас у меловых утесов. Вам поручили возглавить одну из поисковых групп. Что вам удалось обнаружить?

– Ничего.

– Вы дошли с вашей группой до трех дубов?

– Нет, до дубов мы не дошли. Мы услышали голоса и крики и подумали, что другая группа нашла молодую графиню.

– Вы поспеваете, господин Ленц? – обратился Бруно к секретарю.

Тот утвердительно кивнул, перо его продолжало летать по бумаге.

– Значит, вы полагали, что у трех дубов вам нечего делать, и решили повернуть назад, к известковым утесам?

– Может быть… Точно уже не помню.

– И вы там ничего не нашли?

– Нет, было слишком темно.

– Значит, вы утверждаете, что молодой графини больше не видели?

– Нет, не видел, – ответил Губерт.

Он не решался признаться, что Лили отказалась взять его в провожатые, прогнала его. Да и кому признаться – счастливому сопернику, которого Лили предпочла ему, Губерту, и который, по его убеждению, и был виновен в смерти девушки. Потому как не будь этого свидания у трех дубов, ее не застигла бы гроза и не подкараулила бы смерть у меловых скал.

– Итак, вы не сочли нужным обыскать всю дорогу, по которой молодая графиня возвращалась в замок, и присоединились к другой группе, которая обследовала дорогу возле известковых скал, – продолжал Бруно. – Почему же вы так внезапно исчезли?

– Сам не знаю, только я не мог оставаться там.

– Странно. Было бы вполне естественно, если бы вы принимали живое участие в поисках. Ведь молодая графиня всегда благоволила к вам, полностью вам доверялась. Вы, хоть и были старше, росли вместе с ней, были, так сказать, товарищем ее детских игр. И вот в этом трагическом происшествии, вызвавшем сочувствие людей гораздо более далеких, почти чужих, вы не только не принимаете участия, но преспокойно удаляетесь, не сказав никому ни слова. Как это прикажете понимать?

– Я должен был уйти, я не мог более оставаться у обрыва! – воскликнул Губерт. – Странно, право, но я не понимаю, почему вы мне задаете подобные вопросы? За что мне такая честь?

– Вы скоро сможете убедиться, что не один вы подверглись допросу. Будут допрошены и многие другие свидетели, словом, все, кто имел какое-либо отношение к молодой графине или к самому происшествию.

– В том числе графиня и другие высокопоставленные лица?

– Непременно. Перед судом все равны, никаких исключений быть не может.

– Тогда я удовлетворен.

– Имеете ли вы, Губерт, что-нибудь добавить к вашим показаниям?

– Мне больше нечего сказать.

– В таком случае вы можете удалиться, – закончил допрос Бруно.

Губерт встал, холодно пожелал асессору доброй ночи и вышел.

Бруно поразила перемена, происшедшая с молодым лесничим. Тот стал просто неузнаваем. Весь его вид и поведение производили крайне неприятное впечатление, и Бруно, как ни ломал голову, не мог найти этому объяснения.

После ухода Губерта секретарь отправился в свою комнату, и Бруно остался один.

Следствие, которое он начал, конечно, не могло смягчить горечь утраты, но все же, когда он остался наедине со своим горем, оно вновь завладело им. Невозможно было смириться с тем, что Лили, любимая невеста, потеряна для него навеки, навсегда разлучена с ним.

Сколько тяжелых, горьких впечатлений пережил он в течение этого рокового дня, всего за какие-то несколько часов, и вот теперь на передний план выступил вопрос: кто же преступник?

Губерт, по убеждению Бруно, не имел никаких оснований желать зла Лили. Но кто тогда? Кому смерть Лили была выгодна? Кто хотел бы погубить ее?

Графиня. Именно о ней подумал он в эту минуту, и в памяти всплыл рассказ деревенской нищенки. «Свои злодеяния она совершает всегда по воскресеньям, – говорила старуха. – Видать, в эти дни власть ее особенно сильна».

Вспомнился ему и миллион, завещанный Лили родителями, который в случае ее смерти должен был достаться графине.

Однако Бруно старался отогнать от себя эти мысли. Он хотел действовать без всяких предубеждений.

Да и как могла графиня во время грозы незамеченной выйти из замка, подкараулить Лили у известковых скал и столкнуть в пропасть?.. Нет, немыслимо!

И тем не менее эта бледная, таинственная женщина пробудила в нем сегодня нечто похожее на ужас. Было ли это ощущение следствием холодного, неприступного вида графини, или же ему способствовало также и народное поверье?

На следующее утро Бруно продолжил допросы.

Первой по его приглашению в домике лесника появилась Мария Рихтер. Она была так взволнована, так удручена горем, что Бруно угадал в ней самое верное и по-настоящему преданное Лили сердце. Он горячо пожал руку Марии и молчал, не находя слов утешения, ибо нуждался в них и сам. Когда же она залилась слезами, он тоже почувствовал, что плачет.