Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев Страница 2

– Что ты делаешь? – спросил он, – зачем останавливаешь корабль?

– Я его замедляю. Хочу, чтобы нас заметили и успели очистить гавань. Для этого я и парус велел поднять.

– Ещё плыть и плыть! Игнатию Нарфику успеют сто раз доложить о том, что мы приближаемся! А Игнатий Нарфик работает очень быстро.

– И тем не менее. Лучше потерять час, чем идти на риск. К тому же, твой друг-приятель войдёт во гнев, ежели навстречу ему не выбежит из ворот вся знать, а также и крестный ход с иконами и хоругвями.

– Да, ты прав, – признал логофет, – такие вот времена настали! Всё идёт прахом. Все взоры устремлены на этого сумасброда. Никто из нас года два назад даже не ответил бы на его поклон! Клянусь, Алексей, он просто меня извёл! Таких восьми дней я не пожелал бы даже самому чёрту.

«Конечно!», – подумал Алексей Диоген, – «зачем желать зла приятелю?» Вслух же он произнёс:

– Ничего! Он наверняка проспит ещё часа два, а там мы причалим, и ты уже сможешь смело о нём забыть.

– Твои бы слова, патрикий, да богу в уши! Неужто ты полагаешь, что василевс будет лично вести переговоры с этой скотиной? Да если он и захочет – клянусь, я сделаю всё, чтоб не допустить этого!

– Как? Неужели и во дворце он осмелится вести себя столь же нагло?

– Уверен, ещё наглее! Это отъявленный негодяй среди негодяев, полностью разложившийся! В этой твари давно уж нет ничего святого.

Невесело усмехнувшись, Алексей бросил ещё один взгляд на берег и зашагал на корму, где был небольшой навес. Лев Мелентий же предпочёл остаться на солнцепёке, чем сойти в трюм. Он начал ходить по палубе взад-вперёд. Пронзительный скрип уключин ёрзал в его мозгу, как игла. Ничего хорошего в этом не было. Логофет хотел уже заткнуть уши, но именно в этот миг поднялся из трюма тот, за кем плавал в Херсонес дромон «Константин Великий».

То был высокий, худой, чуть сутулый юноша с миловидным лицом и длинными чёрными волосами, одетый как сарацин – разве что тюрбана недоставало. Вокруг его больших синих глаз темнели круги от ночного пьянства и прочих радостей жизни. Но он при этом был гладко выбрит и чисто вымыт. Звали этого юношу Иоанн Калокир.

Первым, что вызвало его гнев в тот день, было солнце.

– Чёртова крышка от проститутского ночного горшка! – пробормотал он, потерев пальцами глаза. Потом его взор упал на достаточно уже близкий Константинополь.

– Как? – вскричал Иоанн, захлопав глазами, – разве Господь не поразил ещё огнём или наводнением это омерзительнейшее из мест?

Логофет подбежал к нему, как слуга к строгому хозяину.

– Иоанн! Ты изволил возжелать что-то?

– Да, я хочу вина, – прозвучал ответ.

– Больше нет вина! Ты употребил всё, до последней капли!

– Чёрт знает что, – поморщился юноша, – неужели я умудрился выхлебать пару бочек вонючей дряни?

– Дряни? То было самое лучшее вино из подвалов василевса!

– Да чтоб он сдох!

Магистр порывисто огляделся.

– Как ты изволил провести ночь? – спросил он затем.

– Ты что, издеваешься? – покраснел от ярости Калокир, – как, по-твоему, можно провести ночь в ужасном корыте, полном клопов и крыс? Или ты мне скажешь, что это – лучший из кораблей василевса?

– Все крысы были умерщвлены перед плаванием. А впрочем, тебе виднее.

Калокир злобно отвернулся, чтоб плюнуть за борт.

– Ты не желаешь переодеться? – полюбопытствовал Лев Мелентий.

– Это ещё зачем?

– Не очень прилично христианину входить к царю в языческом одеянии. А тем более – к солнцеликой, праведной автократорше!

– Вот уж к ней я точно не собираюсь входить! Пускай автократор делит её с гвардейцами, а меня я прошу избавить от такой чести! Хватит задавать мне вопросы! Меня мутит от твоего пойла!

И, повернувшись на каблуках, молодой человек удалился в трюм. Лев Мелентий трижды прочитал «Отче наш». А берег, тем временем, приближался. Были уж видны пристани, над которыми возвышался лес корабельных мачт. Последнее обстоятельство вдруг заставило логофета насторожиться. Он даже мрачно забарабанил по борту пальцами. С той поры, как Никифор Фока поднял налоги, в столичных гаванях никогда ещё не стояло столько судов. А это ведь были торговые корабли, никак не военные! Рассудив, что лучше пока об этом не размышлять, вельможа зашагал к мачте, где была тень от паруса.

Спустя три часа «Константин Великий» вошёл в Босфор. Он двигался очень медленно, потому что сто пятьдесят пар вёсел в руках измождённых до полусмерти гребцов погружались в воду неравномерно. Надсмотрщики бездействовали, согласно желанию Алексея. Сам он в доспехах стоял у левого борта. Калокир тоже вдруг появился там. Увидев его, моряк обратился к нему с резкой и решительной просьбой не приставать с ерундой. Тогда Иоанн приблизился к логофету, стоявшему возле мачты.

– Скажи, магистр, кто меня встретит в гавани? – спросил юноша.

– Воинские чины, протосинкел, полный состав Синклита, эпарх, легаторий, магистры, этериархи, – уверенно перечислил сановник, – с тебя достаточно?

Мрачный взгляд Калокира вновь стал свирепым.

– Вот радость-то! На черта сдалась мне вся эта дрянь? Лучше бы согнали всех проституток Константинополя, нарядив их в какие-нибудь одежды и башмачки с высокими каблучками, а наиболее симпатичных вовсе раздев!

– Гавань не вместила бы их, – хихикнул магистр. Юноша поглядел на него, как на околевшую кошку.

– Знаю, что город сей наводнён пороком, как Вавилон!

«Константин Великий» плыл по проливу, вдоль городских укреплений. Переместившись на носовую часть корабля, Калокир воззрился на крепостную стену двухсаженной толщины. Любая из её башен могла служить маяком. За этой стеной стоял Священный Дворец. Цитадель, в которой располагался он, занимала всю западную оконечность Константинополя с Ипподромом и храмом святой Софии. Столько легенд слыхал Калокир о мрачном обиталище ромейских владык, что ему не хотелось даже и приближаться к этому месту. А логофет, задрав голову, смотрел вверх в надежде увидеть между зубцами башен дозорных воинов. Но они, даже если и не валялись где-нибудь пьяные, а мужественно стояли на солнцепёке, вряд ли могли с такой высоты отличить дромон от прочих судов, которые бороздили в тот день Босфор. Алексей Диоген что-то обсуждал со схолариями, поднявшимися из трюма и натянувшими латы. Вновь оказавшись около Льва Мелентия, Калокир сурово предупредил его:

– Я пожалуюсь на тебя твоей автократорше! Путешествие было для меня пыткой! Каюта – тесная, тараканы! Пища такая, что и взглянуть нельзя!

Лев Мелентий понял, что молодой человек ищет ссоры, дабы получить повод для хамского обращения с ним, с логофетом, на берегу, в присутствии двух десятков вельмож.

– Вынужден признать, что такая жалоба будет иметь самые серьёзные последствия для меня, – спокойно сказал логофет, – не думаю, впрочем, что ты захочешь погубить человека только из-за того, что он оказался плохим знатоком вина и не выбрал лучшее.

Иоанн