Энтони Хоуп - Царственный пленник Страница 20

Бал был очень роскошен. Я открыл его, танцуя кадриль с Флавией; потом я танцевал с нею вальс. Любопытные глаза и оживленный шепот провожали нас. Мы пошли к ужину; в середине ужина, почти сходя с ума от радости, потому что ее взгляд отвечал на мой, а ее взволнованное дыхание усиливалось при моих неясных речах, – я встал со своего места на виду у всей этой блестящей толпы и, сняв надетую на мне Красную Розу, накинул ленту с бриллиантовым орденом на ее шею. Я сел среди взрыва аплодисментов: я видел, как Зант улыбался, а Фриц нахмурился. Вторая часть ужина прошла в молчании; ни Флавия, ни я не могли говорить. Фриц тронул меня за плечо, я встал, подал ей руку и, пройдя через залу, прошел в небольшую комнату, где нам был подан кофе. Дежурные кавалеры и дамы удалились, и мы остались одни.

В маленькой комнате были большие французские окна, которые открывались в сад. Ночь была прекрасная, свежая и благоуханная. Флавия села, а я стал перед нею. Я боролся сам с собой; если бы она не взглянула на меня, я думаю, что даже тогда я бы совладал с собой. Но, внезапно, невольно, она подняла на меня взгляд – взгляд вопросительный, быстро отведенный в сторону; краска покрыла ее лицо зато, что этот вопрос мог явиться, и она тяжело перевела дыхание. О, если бы вы ее видели! Я забыл о короле, заключенном в Зенде, забыл о короле в Стрельзау. Она была принцесса, – а я самозванец. Неужели вы думаете, что я помнил об этом? Я кинулся на колени и схватил ее руки в свои. Я ничего не говорил. К чему? Тихий шум ночи воплотил мое сватовство в мелодию без слов, пока я запечатлевал поцелуй на ее устах.

Она оттолкнула меня, вскричав внезапно:

– Неужели это правда? Или только потому, что вы должны?

– Это правда! – сказал я тихим, глухим голосом. – Правда то, что я люблю вас больше жизни, правды и чести!

Она не придала значения моим словам, считая их простым преувеличением любви. Она близко подошла ко мне и прошептала:

– О, если бы вы не были королем! Тогда я могла показать вам, как я вас люблю! Почему я люблю вас теперь, Рудольф?

– Теперь?

– Да, недавно. Я, я раньше не любила вас!

Чистое торжество переполнило мое сердце. Она любила меня, Рудольфа Рассендиля! Я схватил ее за талию.

– Вы раньше не любили меня? – спросил я.

Она взглянула мне в лицо, улыбаясь, и прошептала:

– Это верно благодаря вашей короне. Я испытала это чувство в первый раз в день коронации.

– А раньше никогда? – спросил я тревожно.

Она тихонько засмеялась.

– Вы говорите так, точно вам доставило бы удовольствие, если бы я сказала «да»? – заметила она.

– Было бы «да» правдой?

– Да! – я едва услыхал ее шепот, потом через секунду она продолжала:

– Будьте осторожны, Рудольф; будьте осторожны, дорогой. Теперь он страшно рассердится.

– Кто? Майкл? Если бы Майкл был худшим…

– Что может быть хуже?

Мне еще оставался выход. Совладав с собою с величайшим трудом, я выпустил ее из своих объятий и стал шагах в двух от нее. Я еще и теперь помню шум ветра в вязе под окном.

– Если бы я не был королем, – начал я, – если бы я был простым смертным…

Прежде, чем я окончил, ее рука была в моей.

– Если бы вы были колодником в Стрельзауской тюрьме, вы бы были моим королем! – сказала она.

Я простонал про себя: «Да простит мне Бог»! и держа ее руку в своей, я сказал снова:

– Если бы я не был королем…

– Довольно, довольно! – прошептала она. – Я не заслуживаю этого, я не заслуживаю недоверия. О, Рудольф! Неужели женщина, которая выходит замуж без любви, может смотреть на своего жениха, как я смотрю на вас?

И она отвернула лицо от меня.

Более минуты стояли мы так; и я, даже держа ее за руку, призвал на помощь остаток совести и чести, которые ее красота и сети, в которых я находился, оставили мне.

– Флавия, – сказал я странным, сухим голосом, который казался мне чужим: – я не…

Пока я говорил, она подняла глаза на меня; внезапно раздались тяжелые шаги на щебне сада, и в окне показался человек. Флавия слегка вскрикнула и отскочила от меня. Моя неоконченная фраза замерла на моих устах. Перед нами стоял Зант, низко кланяясь, но с грозно нахмуренным лицом.

– Тысячу извинений, государь, – сказал он, – но его преосвященство кардинал ждет уже четверть часа, чтобы почтительно проститься с вашим величеством!

Я прямо и твердо встретил его взгляд; в нем я прочел гневное предостережение. Давно ли он подслушивал, я не знал, но появился он между нами как раз вовремя.

– Мы не должны заставлять ждать его преосвященство! – отвечал я.

Но Флавия, в любви которой не было стыда, с сияющими глазами и вспыхнувшим лицом, протянула руку Занту. Она ничего не сказала, но ни один человек, когда-либо видавший торжество женской любви, не мог не понять значения всего этого. Жесткая, хотя грустная улыбка промелькнула по лицу старого солдата, и в его голосе послышалась нежность, когда, нагнувшись, чтобы поцеловать ее руку, он сказал;

– В радости и горе, в счастливые и бедственные времена, да сохранит Бог ваше королевское высочество!

Он остановился и прибавил, взглянув на меня и вытянувшись по-военному.

– Но первое место занимает король, – да спасет Бог короля!

И Флавия схватила мою руку и поцеловала ее, прошептав:

– Аминь! Великий Боже, аминь!

Мы вернулись снова в большую залу. Принужденный прощаться с гостями, я был разлучен с Флавией: каждый, отходя от меня, подходил к ней. Зант находился среди толпы, и где бы только он ни проходил, появлялись оживленные улыбки, взгляды и шепот. Я не сомневался, что, верный своему непреклонному намерению, он распространял новость, которую узнал. Поддержать корону, сокрушить Черного Майкла – вот было его единственной целью. Флавия, я, даже настоящий король в Зенде были пешками его игры; а пешкам нет дела до страстей. Он даже не ограничился стенами дворца; когда, наконец, я свел Флавию по широкой мраморной лестнице к ее карете, там ждала уже большая толпа, и нас встретили оглушительные крики. Что мог я сделать? Заговори я тогда, они бы отказались верить, что я не король; они бы подумали, что король сошел с ума. Благодаря замыслу Занта и моей собственной неукрощенной страсти, я пошел вперед, и обратный путь закрылся за мной; а страсть все влекла меня в том же направлении, куда соблазняли меня замыслы Занта. В тот вечер я показался всему Стрельзау королем и объявленным женихом принцессы Флавии.

Наконец, в три часа утра, когда холодный свет начинающегося дня стал прокрадываться в окна, я очутился в своей уборной и со мною один Зант. Я сидел, как человек ошеломленный и смотрел на огонь; он курил трубку; Фриц ушел спать, почти отказавшись говорить со мной. На столе рядом со мной лежала роза; она украшала платье Флавии и, расставаясь со мной, она поцеловала цветок и дала его мне.