Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны Страница 21

— Ты поверишь мне, если я поклянусь, что сам предам смерти троих уцелевших преступников? — тихо спросил Менелай. — Я мог бы их доставить сюда, но тогда все спросят, где четвертый? И вряд ли пристойно будет говорить, что он тоже умер от ран, как это случилось с пятым…

Он сделал паузу, должно быть, думая, что царица прервет его новым вопросом. Но та молчала, ожидая, пока Менелай скажет все до конца. Мирмидонцы, блистая доспехами и оружием, стояли по бокам ее кресла, как каменные. И недвижно, грозно застыл у ее ног золотистый пес Ахилла. Во всем этом было что-то настолько торжественное и одновременно таинственное, что у царя Спарты, никогда не страдавшего трусостью, слегка дрогнуло сердце. Он вспомнил о кораблях, загородивших его судам выход из бухты, о гневном молчании толпы эпирских жителей, мимо которых он недавно прошел перед тем, как войти во дворец. Что это все означает? Месть за сожженную Трою?

Высокая тень скользнула по стене и встала за креслом Андромахи. Менелаю вдруг стало холодно. «Гектор!» — пронзила сознание одуряющая страхом мысль.

У него хватило мужества слегка повернуться и посмотреть назад. За его спиною стоял старый Феникс, перед тем остановившийся у входа в зал, но теперь подошедший ближе. Это его тень упала на стену позади царицы.

Менелай понял, что готов разразиться истерическим смехом, и поспешно опустил голову, чтобы Андромаха не успела заметить его смятения. Но она заметила.

— А как же с Орестом, царь? — вновь прозвучал ее мелодичный голос. — Троих ты убьешь, а он? Он вернется в Микены?

— Нет! — почти с бешенством выдохнул Менелай. — Он поедет со мною в Спарту. Сразу по приезде я выдам Гермиону замуж за одного из моих друзей, который давно этого добивается. Думаю, теперь и она согласится, лишь бы причинить боль Оресту.

— Да? — не удержала Андромаха удивленного восклицания. — Но ты говорил, что это она приказала ему убить Неоптолема.

Теперь Менелай дал себе волю и сухо, зло рассмеялся.

— Ты — женщина, но ты не знаешь женщин, царица! Да, она отчаянно хотела его убить, но едва узнала, что он ранен и, скорее всего, ранен смертельно, она пришла в ужас и возненавидела того, кто это совершил! Думаю, она всерьез поверила в то, что ничего такого не приказывала, а просто так болтала… Нет, нет, она выйдет замуж, и Ореста я заставлю быть на ее свадьбе! Может, он и не умрет с горя и от злости, но ему будет хуже, чем если бы я его заколол своим мечом.

— Кажется, ты тоже его ненавидишь, — задумчиво проговорила Андромаха. — Но ведь это сын твоего брата, а брата ты, как говорят, любил.

— Да, я любил Агамемнона! — воскликнул Менелай. — Но я же говорил тебе: Орест на него не похож! Я и представить себе не смог бы, чтобы Агамемнон пошел на поводу у женщины…

— Но из-за женщины вы с ним начали войну и вовлекли в нее всех ахейских царей! — уже резко произнесла Андромаха.

Менелай вновь опустил голову, понимая, что погибнет, если произнесет хотя бы одно лишнее слово. Мысленно он поставил себя на место Андромахи, попытался представить все, что она должна была сейчас чувствовать и переживать, и понял, что сам едва ли сдержал бы свой гнев… Но, подняв голову, он увидел, что царица смотрит на него прежним, почти невозмутимым взглядом, и даже Тарк по-прежнему лежит, не шевелясь. «Вот это сила!» — подумал Атрид с невольным восторгом.

— Войну мы начали не из-за женщины, Андромаха, — медленно проговорил царь Спарты. — Вернее, для меня это сперва было действительно лишь делом моей оскорбленной гордости. Но не для Агамемнона. Он просто воспользовался подлым поступком Елены и моим гневом, чтобы объединить базилевсов вокруг Микен и завоевать Троаду с ее несметными богатствами. Позже он и меня убедил, что так нужно, и что повод — лучше некуда. Он был честолюбив и самонадеян. И я тоже. Год за годом шла война, и мы понимали, что нам не победить, но не могли остановиться…

— Но вы же победили! — голос Андромахи дрогнул, дрогнула ее рука, и, ощутив эту дрожь, вновь глухо зарычал Тарк.

— Лежать! — крикнула молодая царица, сдерживаясь из последних сил, краем глаза ловя умоляющий взгляд Феникса и с другой стороны — сурово-вопросительный взгляд Пандиона. — Вы победили, Менелай. Сперва обманув Ахилла, которому ты сказал, что его друга убил Гектор, хотя Патрокл был убит другим воином. Тогда случилось чудо: Гектор остался жив. Потом вы хотели воспользоваться предательством жреца и во время перемирия захватить Трою, пройдя через подземный ход. Не смотри с таким удивлением — это Ахилл помешал вашей затее, раскрыв ее нам с Гектором! Он всегда был до конца честным. Потом вы хотели воспользоваться нападением амазонок, потом… потом погиб Ахилл, и ценой подлого обмана вы взяли Трою! Вы победили, Менелай! Или нет?

— Нет, — голос царя Спарты звучал теперь жестко. — Какая же это победа, Андромаха? Когда-то потомки Критского царя Ила тоже завоевывали Троаду. Они захватывали богатые земли, строили там свои города и крепости, возводили дворцы, назначали наместников, усмиряли варварские племена, жившие вокруг, заводили связи с соседними странами. Они создали великое государство, и ради этого нужны были все те войны — после них наступил мир, и народы, которые они покорили, сотни лет жили счастливо. А что сделали мы? За двенадцать лет мы погубили сотни лучших наших воинов и героев, а оставшихся в живых перессорили! Мы разорили Троаду и разрушили все, что могли разрушить. Мы сожгли Трою, прекраснейший и богатейший город Азии, и ничего не построили взамен. Наши войска были утомлены и озлоблены годами войны, и мы не только не могли оставить в Троаде наши отряды, но не сумели бы даже прислать туда новых воинов, чтобы расширять свои владения: кто бы захотел туда ехать? Союз базилевсов не укрепился, а расшатался из-за распрей и обид, и никакого великого государства мы бы не создали, даже останься Агамемнон жив! Он затеял войну, не рассчитав сил и не понимая, на что идет. Жаждой золота и крови нельзя объединить никого! И теперь тени той войны преследуют нас, раны ее гниют, и наши страны на грани столкновения друг с другом, как было в давние времена. Я признаю свою вину в том, что произошло. Но неужели уже ничего нельзя исправить, Андромаха?

Она продолжала прямо смотреть Менелаю в глаза и видела, что он не лжет. Сделав над собою усилие, царица ответила:

— Нужно попробовать. Гектор говорил, что и Приам вначале хотел войны, тоже безумно надеясь на победу и завоевание ахейских земель. Значит, и мы были виноваты. А Неоптолем надеялся укрепить мир с другими ахейскими царями, и когда он поправится, я думаю, он не откажется от этой мысли, хотя его и пытались убить… Что ты предлагаешь мне, царь Менелай?