Олеся Луконина - Чёрная маркиза Страница 22

Дидье вдруг вспомнил Марка с Лукасом и с улыбкой покачал головой:

— Нет. Но я знаю настоящих волшебников, palsambleu! — Он поперхнулся последним словом и поспешно осведомился: — А тебя как зовут?

— Мадмуазель Ивонна Делорм, — церемонно представилась девчушка и сделала самый настоящий книксен, приподняв юбчонку, но поскользнулась на траве и звонко рассмеялась.

Что ж, по крайней мере, сушёная гувернантка недаром ела свой хлеб.

— Что это ты тут делаешь? — поинтересовался Дидье с живейшим любопытством.

— Там головастики! — Девочка повернулась и ткнула пальчиком в направлении лужи. — Солнце высушит лужу, и они умрут! А они ведь должны превратиться в лягушек. Я хочу перенести их в ручей. Пока не пришла мисс Дилан или Нэнси.

— Tres bien… — ошеломлённо пробормотал Дидье, пытаясь припомнить, спасал ли он когда-нибудь головастиков. — Но ты выпачкаешься, и эта твоя мисс Дилан будет тебя пилить. Так что давай я повыуживаю этих чертенят, а ты покажи мне, куда их перенести.

Ивонна кивнула, зачарованно глядя на него, и уже через минуту Дидье с трудом удерживал рвавшиеся наружу проклятия. Маленькие юркие паршивцы спасаться не желали, он весь вывозился в иле, а время неумолимо таяло.

Наконец последний мелкий засранец резво уплыл по течению ручья, и Дидье, улыбаясь, подумал о том, что по весне лягушачий концерт обитателям «Очарования» обеспечен. Он выпрямился и внимательно посмотрел на девочку.

А та неожиданно спросила:

— А эти головастики превратятся в принцев? Сначала в лягушек, а потом в принцев? Мама рассказывала мне сказку про Принца-Лягушку!

Дидье почесал в затылке. Не многовато ли принцев на один ручей?

— Ну, один-то точно превратится, — убеждённо заверил он. — Лет через… пятнадцать. И знаешь что? — Он понизил голос, глядя в доверчивые глаза Ивонны. — Он будет помнить, что это ты помогла спасти его. И найдёт тебя.

Про себя он мрачно подумал, что через пятнадцать лет надо будет хорошенько присмотреть за этим… принцем.

— Ты весь испачкался, — озабоченно сказала Ивонна, указывая на его заляпанные илом штаны.

Дидье беспечно махнул рукой и рассмеялся:

— Patati-patata! У меня нет такой строгой гувернантки, как у тебя. По правде говоря… — продолжал он заговорщическим шёпотом, — у меня вообще нет гувернантки.

И они оба прыснули.

— Ты уже большой, — заявила Ивонна, качнув локонами, — тебе не нужна гувернантка. И знаешь… — Бледное личико её омрачилось. — Я не хочу мисс Дилан. Она злая.

Дидье снова почесал в затылке. Если б он мог схватить эту девчушку в охапку и унести на «Маркизу» — подальше от всех этих нудных старых грымз, её нянек и гувернанток! Уж там-то солнце наверняка вызолотило бы её щёчки. И он был уверен, что ей бы понравились волшебные механизмы Марка и Лукаса. Но… palsambleu, он не имел на эдакое никакого права.

Какое будущее ждало бы его дочку на пиратском корабле? Она и так незаконное дитя, изгой в приличном обществе.

От этой мысли ему стало так больно, что дух перехватило, и он, скрипнув зубами, поклялся себе непременно что-нибудь предпринять.

Он снова присел на корточки перед Ивонной и, протянув руку, бережно заправил под шляпку выбившийся локон.

— Знаешь что? — сказал он срывающимся шёпотом. — Когда в следующий раз твоя мисс Дилан будет тебя ругать, ты просто опусти глаза — пускай она себе воображает, что ты как бы раскаиваешься… — Ну и чему ты учишь своего ребёнка, Дидье Бланшар?! — Стой молча и просто повторяй про себя: «Par ma chandelle verte»…

Ивонна ещё мгновение таращилась на него, а потом закатилась смехом:

— Зелёная сопля?!

— Я знаю, что леди так не выражаются, — виновато пояснил Дидье. Жаклин его убила бы, точно убила бы. — Но ты же не вслух…

Внезапно шагнув вперёд, девочка коснулась ладошкой его плеча, и сердце у него вновь перевернулось.

— Ты ещё придёшь? — прошептала она.

— Конечно, — заверил Дидье, откашлявшись. — Завтра. В это же время, сюда же. Клянусь Мадонной!

Придёт ли он? Да он не мог и представить себе, как вообще отсюда уйдёт!

У него даже промелькнула мысль о том, чтобы наняться в усадьбу Жаклин конюхом или грумом, пока её здесь нет. Он даже готов был забыть о палубе под ногами. И может быть, ему бы удалось уговорить на эдакое Жаклин, когда она вернётся. Но, palsambleu, его нахальная физиономия примелькалась на островах — слишком многие знали, что он несколько лет был старпомом «Маркизы».

Пиратского брига.

Поколебавшись, Дидье рискнул отправиться с ночёвкой в деревенский трактир. В кустах было слишком сыро по ночам.

В трактире под названием «Розовый букет» он весь вечер просидел в углу, как прибитый гвоздями, за единственной кружкой эля, надвинув на глаза шляпу. Он только раз сдвинул эту самую треклятую шляпу на затылок, рассчитываясь с трактирщицей — смуглой и статной женщиной с подёрнутыми сединой чёрными волосами. И, — putain de tabarnac, — всего-то заглянул в её глаза, вишнёвые и чуть раскосые. Ну и чуть задержал в своей руке её тёплые пальцы — когда отдавал ей деньги. Но она пришла в отведённую ему комнату, чтобы постелить ему постель, и осталась до рассвета.

Её звали Клотильда, и, как она без обиняков заявила, расшнуровывая платье на полной высокой груди и напряжённо глядя ему в лицо, её женская пора недавно окончательно минула.

— Так что ты можешь не вытаскивать из меня своё добро, парень, — ровно добавила она и плотно сжала губы, глядя на него с тоскливой надеждой, боясь, быть может, что он откажет ей, сочтя её старухой.

— Это неважно. Ты красавица, — искренне заверил её Дидье, с удовольствием спуская платье с её пышных плеч и вспоминая другие женские плечи, точёные и покатые. — Я не верю, что тебе больше двадцати пяти! Ты шутишь, должно быть, ma puce, девочка.

Клотильда облегчённо и недоверчиво рассмеялась, прижимая его к своей упругой груди:

— Чёртов враль!

Но что греха таить, он был рад, что не оставит в этом трактире ещё одно незаконное дитя. Palsambleu, пора было начинать думать об этом!

На постели, такой же пышной и мягкой, как сама хозяйка, он провалялся почти до следующего вечера — лениво дремал и размышлял, хотя ничего путного так и не придумал. Клотильда несколько раз наведывалась к нему, принося всякие вкусности и трогательно подымая на него свои вишнёвые глаза в ожидании ласк. Долго ждать ей не приходилось. Ему нравилось, как она расцветает под его руками и губами.

В четыре пополудни он наконец поднялся с постели, ополоснулся в тазу и надел свою одежду, заботливо вычищенную трактирщицей. Воистину, это была не женщина, а клад. Дидье вспомнил папашу Кевина, хозяина «Трёх бочек». Вот кому она была бы нужна, как воздух, как хлеб и эль! Дидье мысленно поклялся непременно рассказать Кевину про Клотильду.