Стрелы Перуна - Пономарев Станислав Александрович Страница 22

— О-о, Венец Справедливости! Я не знаю.

Толпа поперхнулась на мгновение и разразилась таким оглушающим хохотом, что с купола ближайшей мечети в разные стороны ринулись стаи ошарашенных голубей. Даже невозмутимые тургуды, окружавшие трон, все сразу, как по команде, беззвучно оскалили зубы.

— Отойди в сторону, глупая женщина! — прогремел верховный судья.

— Не такая уж она глупая! — крикнули из толпы. — В холодную ночь приятнее накрыться двумя одеялами!

Толпа вновь разразилась смехом и шутками.

— Хочет сразу двух коров доить!

— Что-то не похожи они на коров! А с быков молока не выдоишь!

— С быков больше получишь! Они золотым молоком доятся...

— Кхм! — раздалось сверху, и на площади сразу воцарилась настороженная тишина.

— Боги сказали мне правду, — заговорил кендар-каган. — Я мог бы тотчас назвать обманщика! Но я хочу, чтобы все видели и знали волю богов... Пойдите и принесите на суд кость из груди почившего Анвара Ибн-Хафиза...

Толпа зароптала: тревожить покойника запрещают все веры, и святотатства не имеет права разрешить даже великий каган Шад-Хазар Наран-Итиль!

— Так велели все боги, которым поклоняются хазары! — прогремело с трона справедливости.

Толпа сразу успокоилась: раз боги велели, ничего не поделаешь.

— Великая справедливость ждет! — сказал кендар-каган. — И пусть прах почтенного Анвара Ибн-Хафиза будет потревожен в присутствии девяти свидетелей и всех судей. Народ должен знать: здесь вершится суд, беспристрастнее которого нет во всей вселенной!

Судьи и свидетели ушли. Истцы понуро стояли на коленях. Альгуль смотрела на них и весело улыбалась. Проказница думала, что как бы ни обернулось дело, она-то уж внакладе не останется. Неправду сказала блудница: отлично знала Альгуль, кто есть кто на этом суде. Кендар-каган, скосив глаза, пристально наблюдал за луноокой гурией.

— Што ж он делать хочет, коль за костьми послал? — спросил Летко Махмуда.

— Я в недоумении. Подождем. Узнаем скоро... Мансур! — позвал он своего слугу. — Дай нам по пиале кумыса.

Тот с готовностью наполнил пенящимся перебродившим кобыльим молоком две фарфоровые китайские чаши.

— Угощайся, Ашин Летко! Это напиток богатуров!..

Летко выпил, поблагодарил и спросил вполголоса:

— Махмуд, яз все хотел спросить тебя, что с Хаса-ном? Сказывают, он в Бухаре. А мои люди передали, што он там и не был вовсе. Послание и дары великого князя Святослава эмиру ты передал. Ты и ответ привез.

— О-о! — Араб хитро прищурился. — Ты вездесущ. — Потом наклонился к самому уху русса и прошептал: — Хаджи-Хасан далеко. Великий человек великое поручение исполняет. Ты должен знать об этом.

— А-а, послание Итиль-хана в Андалусию повез...

— Тс-с! — прижал палец к губам Махмуд.

— Несут! Несут! — раздались крики.

Толпа всколыхнулась. Все как один смотрели в сторону мусульманского кладбища. Оттуда показалась группа посланных. Они шествовали цепочкой. Передний нес на вытянутых руках изогнутую кость.

— Ребро из груди вынули, — догадался Летко.

Судьи и свидетели ступили на возвышение и каждый — один за другим — поклялся перед кендар-каганом и народом именами своих богов, что поручение суда исполнено в точности.

— А теперь, — возвестил медный голос, — я хочу, чтобы сын и пасынок дали по капле своей крови праху Анвара Ибн-Хафиза!

Истцы обнажили каждый левую руку. К ним подошел богатур-бий — судебный исполнитель. Сначала он надрезал руку бедно одетого истца и подставил кость умершего под капли крови испытуемого.

— Говори! — раздалось с помоста.

— О Справедливейший! — ответил богатур-бий. — Кость Анвара Ибн-Хафиза впитала в себя кровь этого оборванца.

Толпа, ничего не понимая, молчала завороженно.

— Теперь испытай другого!

Богатур-бий подошел к богато одетому соискателю наследства. Тот вздрогнул, побледнел, но, не помешкав и мгновения, протянул обнаженную руку. То же испытание было проведено и с ним.

— Говори! — Голос кендар-кагана зазвенел.

— Кровь скатилась с праха почтенного Анвара Ибн-Хафиза!

— Боги показали правду! — отрубил Справедливейший и пояснил: — Кость приняла родную кровь, а чужая кровь отвергнута с негодованием! Анвар Ибн-Хафиз из гроба уличает лжеца и вора!

— Пощади, о Услада Мудрости! — возопил преступник. — Пощади-и-и! — Ив полнейшей тишине было слышно, как гулко стукнулись его колени о деревянный помост.

— Мой приговор давно готов! И я мог огласить его. Но боги хотят, чтобы волю свою огласил весь народ хазарский!

— Смерть! — раздался одинокий голос.

И в следующее мгновение вся толпа громогласно приговорила:

— Смерть!!!

Тургуды подхватили обмякшее тело и поволокли его на возвышение, где, подбоченясь, стоял палач в широкой красной рубахе и с огромным кривым мечом в волосатых руках...

— Ах ты, коварный обманщик! — вопила прекрасная Альгуль. — Ты обманом завлек меня в чужой дом! Ты опозорил меня! Что мне теперь делать?! Я не хочу жить!

— Я исполню твою просьбу! — услышал ее кендар-каган. — Ты умрешь, женщина, вместе с ним!

— Ох-х! — опешила Альгуль. — Я не хочу! О Справедливейший! Я жертва обмана! Я не знала!! Поща-ди-и!  О-о-о,  Вели-и-икий!!!

— Нет тебе пощады! Ибо то, что знает аллах, не может знать женщина... Но то, что знает шайтан, женщина знает наверняка! Ты выдала себя беспечным весельем, когда твоему мужу грозило испытание! Ты обругала своего мужа, приговоренного к смерти. Для всех он преступник, но для тебя — господин по воле аллаха. Эй! Богатур-катила[67], исполни волю истинной справедливости!..

Кони ступали шагом. Махмуд был задумчив и, казалось, звуки приветствий не долетали до него. Летко Волчий Хвост тоже молчал...

А вокруг ликовали люди, прославляя мудрость справедливейшего кендар-кагана Азиза. Никто на свете не смог бы разрешить столь мудро и просто такой неразрешимый спор. А разве не праведно поступил он с коварной обманщицей? Пусть трепещут неверные жены! Боги все видят!

Теперь обросшая былью и небылью молва об этом удивительном суде полетит по всем торговым караванным путям, промчится по волнам многих морей и достигнет самых отдаленных уголков земли, куда доходят купцы и путешественники.

— Даже без прикрас, которыми народ так любит сдобрять деяния великих, этот суд останется на века, как самый изумительный и справедливый, — задумчиво сказал Махмуд.

— Да-а? — очнулся Летко Волчий Хвост. — Это верно, козары судят скоро. Чуть што — и голова с плеч!

3. «Ежели вы мира хотите...»

Глава первая

Плата за обман

Как ни бдительно охраняли печенежский стан катафракты, туда все же удалось пробраться арабским лазутчикам. Проникали они к кочевникам под видом купцов. Тайный разговор состоялся в кибитке бек-хана Илдея. Когда Тарсук и Куря пришли туда, рядом с хозяином они увидели бритого человека в греческой одежде. Дастархан источал ароматы заморских яств и вин.

— Мы ждем доблестных, — без обиняков заявил Илдей. — Разделите с нами дары арабской земли!

Бек-ханы сели. Тарсук сразу же схватил с серебряного блюда самый крупный апельсин и запихал его в рот. Почавкал, выплюнул.

— Фу, гадость! А с виду такой красивый и вкусный! — рассердился чернобородый великан.

— Очистить надо, брат. — Илдей улыбнулся одними глазами. — Вот так. — Он показал. — А теперь попробуй.

— О-о! Этим, наверное, Тенгри-хан питается на небе!

Грубый и бесцеремонный Куря, недоверчиво посверкивая круглыми зелеными глазами, осторожно взял горсть фиников, сунул один в рот: на грязном лице расплылось блаженство. Но он не успел высказать своего восхищения, заговорил Илдей: