Стрелы Перуна - Пономарев Станислав Александрович Страница 23

— Братья, у нас мало времени. Румы могут хватиться нашего гостя и заподозрить неладное. Купцов пустили к нам до полудня всего...

— Говори, брат! — сразу забыл про финики Куря.

— Мы слушаем, — пробормотал Тарсук, отправляя в рот третий очищенный им апельсин и протягивая руку к четвертому.

— Это Надар, — указал Илдей на гостя. — Он купец румский...

— Чего ему надо? — прервал нетерпеливый Куря. — Мы два месяца к царю Никифору попасть не можем. Он что, пришел помочь нам? Не верю! Этот купец слишком ничтожен для такого дела. Если ты, брат Илдей, только для этого и позвал, то я уйду. Вокруг нашего стана румы сегодня поставили вдвое больше своих воинов. Батыры Царя Никифора глядят на нас волками, напасть могут. А тут какой-то купец. Тьфу!

— Не суди людей по простому званию. — Надар поднял спокойные глаза. — Это...

Удивительно, но это был не Надар, а арабский богач Хаджи-Хасан. Но кто бы мог узнать его? Где ухоженная черная бородка? Где твердый взгляд и достоинство, с которыми некогда он встречал русского посла Летку в Итиль-келе?

Перед печенегами сидел тихий и скромный человек, на голове вместо белоснежной чалмы — круглая греческая шапочка с кистью; на плечах — широкий плащ из грубого холста. Можно было сказать, в юрте сидел робкий человек.

Робкий? Только с виду. Внутренне Хаджи-Хасан был собран, как никогда. Третий месяц он в пути, третий месяц кони несут его на запад. В пенале, с которым он никогда не расстается, лежит послание Хазарского кагана в Андалус к ученому еврею Хосдаи Ибн-Шафруту. И Хаджи-Хасан лично вручит его адресату. Не желание услужить Шад-Хазару Иосифу влечет купца вперед: не наброшена еще золотая сеть его на арабские земли в Испании. Могущественный там Хосдаи Ибн-Шафрут поможет богачу в торговом деле. Андалус благодатен, а рядом земли франков: и там посеет золотое зерно араб, чтобы потом собрать невиданный урожай. Вот уже полмира платит дань Хаджи-Хасану без всяких войн и кровопролития.

В бухте Золотой Рог Константинополя стоят два десятка кораблей, принадлежащих арабу. В них несметно товаров. Команда из греков! Не придерешься.

Он явился в столицу Византии незаметно, но рынок здесь мгновенно взбурлился. Тайные приказчики «властителя полумира» сразу же выбросили на базары по смехотворно дешевой цене: китайский и согдийский шелк, арабский бархат, персидские ковры, нисийских коней, вино, индийские плоды, жемчуг, драгоценные камни, золотые украшения, свинец, медь, пшеницу. И все это в огромном количестве. Одновременно Хасан взвинтил цены на дары Севера: меха, пеньку, воск, лес для постройки кораблей...

За неделю Хаджи-Хасан, не показываясь никому, поверг сотню мелких торговцев, два десятка купцов среднего достатка. Крупные воротилы плакали от злости, но держались. Разорять их араб не собирался и отдал приказ постепенно поднимать цены на греческие товары. Могущественный и незримый конкурент застал византийских богачей врасплох, ибо удар его был внезапен, подобен грому небесному в ясный день. Объединившись, противники могли нанести Хаджи-Хасану значительный урон. Но соперники торгового мира опоздали — араб успел положить в карман полмиллиона золотых динаров, треть которых пустил в оборот тут же, в Константинополе, чтобы держать рынок в напряжении. От деяний Хасана внезапно разбогатели русские и хазарские купцы, имевшие в избытке товар, угодный арабу. Более ста тысяч золотых монет выручили доверенные люди великого князя Киевского, караван которого стоял здесь с осени прошлого года: Хаджи-Хасан скупил его весь вместе с судами. Так он отплатил Святославу за синий ярлык — разрешение беспошлинно торговать в Киеве.

К печенегам Хасан пришел с особым и опасным поручением халифа Муизз Ибн-Мансура[68]. Тарсук и Куря не узнали купца, хотя и встречались с ним раньше. Но проницательный Илдей не обманулся. Араб просил не раскрывать его имени. Илдей обещал и сейчас в душе смеялся над Курей, который на замечание богача мгновенно вспыхнул яростью:

— Замолчи, ничтожный червь! Или я проткну тебя насквозь!

— Не торопись, брат, — образумил его Илдей. — Скажи, когда-нибудь я звал тебя по пустому делу?

— Никогда! — отозвался Тарсук. — Брат Илдей мудр, как сто степных сов. Брат Куря, ты сердишься напрасно.

— Я погорячился. — Бек-хан опустил злые глаза. — Говори, мы слушаем тебя.

— Надар принес нам весть от арабского царя...

— Это другое дело, — окончательно успокоился Куря. — Про это можно послушать.

— Царь Арабистана предлагает нам дружбу и готов заплатить за нее двести тысяч динаров.

— Это хорошо! — жадно загорелись глаза Тарсука. — С царем Арабистана можно подружиться. Чего он хочет от нас? Золото просто так никто не дает!

— Золото, — презрительно бросил Куря. — Где оно?

Может быть, груз, который не поднимут и два коня, ты принес за пазухой. Давай! — Он протянул широкую грязную ладонь. — Сейчас давай! К чему мне тур в степи, пусть будет заяц в казане! А твои обещания — это дым из навозной кучи!

— Подожди, брат. Не кипятись. — Илдей положил руку на плечо Кури. Надар верный человек, я его знаю. Раз он сказал, даст золото — значит даст. Только не все сразу, а половину. Остальное потом...

— Пусть сейчас все дает. А потом... — Куря презрительно засмеялся. — А потом и говорить будем. Арабы хитры и коварны. Знаю я их. Встречались.

— Да, так будет лучше, — поддержал товарища жадный Тарсук. Он даже есть перестал. — Румский царь Никифор уже прислал пятьдесят тысяч динаров за поход в земли Арабистана. Еще столько же обещал потом. Он не обманет, ему это невыгодно... А ты кто? Может быть, ты подослан, чтобы погубить нас, а? Мы окружены воинами царя Никифора. Они злы на нас за то, что наши тумены пожгли крепости и поселения румов на границе с Булгарией. Сейчас, когда Никифор прислал нам золото, кангары отошли назад, в земли царя Петра. Батыры ждут нашего слова...

— Но ты сам признался, — спокойно перебил купец, — вы только потому отозвали ваших воинов, что Никифор Фока бросил вам кость от паршивого осла. Пятьдесят тысяч. — Он презрительно скривился. — По одному динару на воина. Вот это добыча, ха!

— Ну-ну! — Вспыльчивый Куря схватился за рукоять кинжала, и рыжая борода его при этом встала торчком.

— Успокойся, брат, — опять вмешался Илдей.

— Если бы ваши тумены не стояли сейчас рядом с землями Румии, вы бы и этого не получили, — говорил лже-Надар, ни на кого не глядя. — Да и за ваши головы, о цари Пацинакии, никто не дал бы и медной монеты. Мой властелин не чета жадному Никифору, он готов заплатить за дружбу по-настоящему.

Купец посмотрел на Илдея. Тот кивнул, крикнул:

— Самши! Тащи чувал купца!

В кибитку, кряхтя от напряжения, влез задом огромный печенег. Он волоком тащил вместительный кожаный мешок.

— Развяжи! — распорядился Илдей.

Когда мешок был развязан, Илдей отослал воина. Купец встал, запустил руки в чувал. На ковер перед бек-ханами стали ложиться плотные куски драгоценной парчи.

Куря процедил пренебрежительно:

— К чему нам это? Ты золото обещал.

— Будет! — коротко изрек араб и вытащил из чувала один за другим три кожаных мешочка.

— Здесь, в каждом из кошелей, по два-три десятка драгоценных камней. Цена этого богатства, — он указал на мешочки, — сто тысяч золотых динаров.

— Покажи! — Черные глаза Турсука алчно сверкнули.

Купец раскрыл один из кошелей и высыпал его содержимое на ковер. Кроваво-красно сверкнули крупные рубины, брызнула зеленью благородная бирюза, холодно вспыхнули голубые сапфиры, кольнули глаз лучики алмазов. ..

Бек-ханы молча переглянулись: в глазах недоброе. Лже-Надар посмотрел на них с усмешкой:

— Если вы убьете меня, чтобы завладеть этим, — он указал на сокровища, — то до вечера от ваших воинов останется только груда порубленного мяса, а вы сами будете висеть на городской стене. Катафракты готовы к бою, а воинов в отряде стало больше по приказу моих друзей. Эти же друзья подадут сигнал к избиению, если через час я не выйду к ним из вашего стана.