Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов - Михаил Сергеевич Трофименков Страница 22

С одной стороны, не все ли равно, кто дает деньги на хорошее дело? С другой – налицо идеологическое единство тех, кого благодарят. Все они так или иначе неолибералы в экономике и правые в политике. То есть у них общий враг – не важно, реальный, воображаемый или, предположим, выдуманный Сурковым, чтобы убедить элиты в безальтернативности существующего строя. Этот враг – вековечное быдло, которому нельзя давать волю (первая часть фильма), и в широком смысле слова красные (вторая часть). Смирнов декларирует свой антикоммунизм. Его фильм кажется чиновникам и бизнесменам, идентифицирующим себя с белыми, сокрушительным аргументом в споре с красными. Хотя спор этот происходит лишь в их головах, а не в реальности. Хотя гражданская война ни в коем случае не может быть предметом актуальных споров, а лишь подменяет эти споры детской игрой в Чапаева и Колчака.

Но полагаю, что столь массированную поддержку фильм получил из-за одной частности.

Один из самых мифологизированных в антикоммунистическом сознании эпизодов гражданской войны – антоновский мятеж на Тамбовщине в августе 1920 – июле 1922 года. Он стал символом красных зверств не столько из-за расстрела полутора тысяч повстанцев и заложников и создания концлагерей (нормальная антипартизанская тактика), сколько из-за публикации приказов об использовании химических снарядов против повстанцев. Не важно, что снаряды, доставленные в район боевых действий, частично оказались непригодными, а частично куда-то пропали. Что использовались они два раза в болотистой местности, а сами антоновцы не заметили, что их «травят газами».

Важно то, что Смирнов много раз говорил, что снимает фильм о Тамбовском восстании. Что в ночь с 23 на 24 декабря 1987 года, когда режиссер почуял конец цензуры, его осенило и он записал: непременно снять фильм о Тамбовском восстании. И в рецензиях повторяется одно и то же – фильм о Тамбовском восстании. Понятно, что государственным и деловым людям вчитываться в сценарий недосуг. Им достаточно того, что фильм – о Тамбовском восстании, они сразу вспоминают химические атаки (которых в фильме, к счастью, нет), ну и так далее.

Морок какой-то коллективный. Ну нет в фильме антоновщины, даже имя Антонова не произносится. А что есть? Крохотный эпизод еще одной смены власти-безвластия, которую любое русское село пережило не раз и не два. При этом неназванные антоновцы симпатичны режиссеру.

Вот проезд антоновского отряда: справное обмундирование, не тронутые вырождением лица, здоровая упитанность. Вестимо, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Во главе отряда – реально существовавший полевой командир Ишин, выводящий: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне». Приглашение на эту микророль Юрия Шевчука объяснимо тем, что массовая любовь к музыканту Юре автоматически переносится на его персонажа.

Но антоновщина – дурная материя для идеализации. Просто потому, что это была крестьянская война. Нет ничего страшнее, чем крестьянские мятежи – самые дикие, изуверские взрывы недовольства. Помнится, что в первом самостоятельном (и отправленном на полку) режиссерском опыте Смирнова «Ангел» (1967) крестьянский атаман расплющил голову герою комиссару ударом молота. Хотя от этого фильма Смирнов не отрекается, его историческая позиция очевидно радикально изменилась.

За пропастью во ржи (Rebel in the Rye)

США, 2017, Дэнни Стронг

Байопик Сэлинджера утверждает правоту писателя, наложившего вето на экранизации своих книг: жаль, что авторские права литераторов не распространяются на их жизнеописания.

Творческий анамнез участников фильма вселял надежды. Стронг прославился ролью в «Баффи – потребительнице вампиров». Николас Холт, сыгравший Сэлинджера, – Зверь из «Людей X». Зои Дойч, воплотившая Уну О'Нил, юношескую пассию писателя, изменившую ему со стариком Чаплином, – героиня «Академии вампиров». О Кевине Спейси, сыгравшем Уита Барнетта, легендарного наставника и первого издателя Сэлинджера, и говорить нечего. Если верить секс-обвинениям, обрушившимся на актера, он вампир по жизни. В общем, лучшего коллектива для жизнеописания монстра – а Сэлинджер был монстром – не представить.

Этим людям да сыграть бы в фильме, начинающемся не как опус Стронга – с первых шагов Сэлинджера на литературном поприще, а с того момента, когда утомленный славой автор одного, зато самого культового американского романа затворился в сельском доме в Нью-Гемпшире. Отшельничество поглотило почти две трети его жизни. «Над пропастью во ржи» Сэлинджер опубликовал в 32 года (1951), из публичной жизни ушел в 34, а умер в 91 год. Но скучно ему в относительной глуши не было. По свидетельству дочери, в паузах между медитациями и совращением юных писательниц отшельник непрестанно чем-то увлекался. То иглоукалыванием близких, то уринотерапией, то сайентологией, то поеданием полезных гусениц. То впадал в милитаристский раж в годы вьетнамской войны, то пытался примирить еврейство с буддизмом. Но всяко не был раздражительным конформистом, спекулирующим на своем нонконформизме, каким выведен в фильме.

Гений, на пике славы переставший писать, – информация о полутора десятках романов, сочиненных ради самого процесса сочинительства, очевидно, легендарна – гораздо интереснее пишущего гения. Неважно, почему писать он перестал. То ли, как уверяет Стронг, из эгоистичного буддистского смирения, то ли разучился, то ли жаждал денег и успокоился, когда роман обеспечил его по гроб жизни. «Завязавший» с литературой «как бы Сэлинджер» фигурировал при жизни писателя в фильме Гаса Ван Сента «Найти Форрестера» (2000) и в одном из романов мэтра неонуара Лоуренса Блока: такой персонаж действительно интриговал.

В фильме Сэлинджер жалуется жене, что из Нью-Йорка его выжили фанаты. Сцены, где писателя караулят у крыльца дома в Гринвич-Виллидже дегенераты в таких же красных шапках, в какой щеголял над пропастью Холден Колфилд, с которым они себя идентифицируют, только и придают легкий привкус безумия пресному байопику. Вот бы здорово, если бы на этих жалобах Сэлинджера камера отъехала в сторону и показала ров, куда писатель сваливает трупы поклонников. Но требовать фантазии от Стронга нечестно: смысл фильма в том, что писатель – человек, фантазии начисто лишенный.

Романы и фильмы о творцах в жанре «он-обнял-ее-и-подумал» казались пыльной рухлядью уже в 1970-х. Стронг материализует творческий процесс именно что в этом жанре. Вот в туалете клуба музыкант советует перебравшему Сэлинджеру проспаться. Монтажный стык: Сэлинджер лихорадочно набивает на пишущей машинке эпизод, в котором аналогичный совет получает Колфилд. Вот Уна бросает писателю в лицо что-то гневное. Стык: Сэлинджер спешит записать их перебранку. Вот Сэлинджер пялится