Джеймс Клавелл - Сегун. Книга 3 Страница 22

– Да-да, говорил, но… Ну, вы, должно быть, уже поняли, Андзин-сан, с нашим сюзереном никогда ничего не знаешь заранее. Он меняет свои планы.

– Он всегда был такой?

– И да, и нет. После Ёкосэ он охвачен… как бы это сказать?.. меланхолией, что ли? Да, меланхолией. И стал совсем другим. Да, он теперь другой.

– С тех пор как мы пересекли Первый мост, вы тоже во власти меланхолии и совсем другая. Я вижу: вы теперь совсем другая.

– Первый мост был концом и началом, Андзин-сан. Помните наш уговор?

– Да. Пожалуйста, извините меня.

Она печально поклонилась и пошла, а потом, отойдя на безопасное расстояние, не поворачиваясь, прошептала: «Ты…» Эхо этого слова еще долго витало в коридоре вместе с запахом ее духов…

За вечерней едой Блэкторн попытался расспросить Фудзико. Но она также не сообщила ничего интересного – то ли не знала, то ли не могла, то ли не хотела объяснить, что творится в крепости.

– Додзо гомэн насай, Андзин-сан.

Спать он отправился раздраженным: его бесила проволочка и невозможность проводить ночи с Марико. Досада усугублялась сознанием того, что она рядом, а Бунтаро уехал из города. И это «ты…» говорило, что ею владеет столь же сильное желание. Несколько дней назад он отправился к ее дому под предлогом, что нуждается в помощи с японским. Самурай из охраны выразил сожаление: Марико-сан нет дома. Он поблагодарил и вяло побрел к главным южным воротам в надежде увидеть океан. Но земля была такая плоская, что ему не удалось разглядеть пристани, хотя, казалось, он различал вдалеке высокие мачты своего судна…

Океан притягивал его. Величавая вода, дальний горизонт, таинственная глубина… Так хотелось вновь почувствовать кожей дыхание попутного ветра, который омывает тебя, вынуждает щуриться, оставляет привкус соли на языке. Под ногами кренится палуба. Рангоут и снасти потрескивают и стонут под давлением парусов, которые время от времени издают радостный хлопок, когда крепкий бриз меняет направление на румб или два.

И свобода… Она куда важнее всего остального. Свобода идти куда хочешь при любой погоде и при первом желании. Свобода стоять на юте и быть вершителем судеб, как Торанага здесь.

Блэкторн взглянул на верхушку замковой башни: солнце отражалось в причудливо изогнутых карнизах черепичной кровли. Он не заметил наверху никакого движения, хотя и знал, что каждое окно ниже самого верхнего этажа тщательно охраняется.

Колокола пробили, отмерив очередной час. Середина часа лошади, самый полдень.

Он засунул словарь в рукав, радуясь, что наступило время первой настоящей еды. Сегодня это был рис со слегка обжаренными креветками, рыбный суп и маринованные овощи.

– Не хотите ли еще, Андзин-сан?

– Спасибо, Фудзико-сан. Да, пожалуйста, рису. И немного рыбы. Хорошо, очень… – Он поискал в памяти японское слово со значением «восхитительно» и произнес его несколько раз, чтобы запомнить: – Да, восхитительно, восхитительно.

Фудзико была обрадована:

– Спасибо. Эта рыба – с севера. На севере вода холоднее, понимаете? Она называется курима-эби.

Блэкторн повторил название и постарался удержать его в памяти. Когда он кончил есть, Фудзико налила чаю и вынула из рукава сверток.

– Здесь деньги, Андзин-сан. – Она показала ему золотые монеты. – Пятьдесят кобанов. Это сто пятьдесят коку. Они вам не потребуются? На моряков. Простите, вы меня понимаете?

– Да, спасибо.

– Пожалуйста. Достаточно?

– Да, думаю, что да. Где вы их взяли?

– Главный… у Торанага-сама… – Фудзико пыталась найти способ объяснить проще. – Я пошла к важному человеку у Торанага-сама. Главному. Как Мура, понимаете? Не самураю – просто казначею. Расписалась за вас.

– Ах, понятно. Спасибо. Мои деньги? Мои коку?

– О да.

– Этот дом, еда, слуги… Кто платит?

– О, я плачу. Из ваших… из ваших коку за один год.

– А этого достаточно? Достаточно коку?

– О да. Да, думаю, что хватит, – уверила она.

– А почему беспокойство? Вы выглядите обеспокоенной.

– О, прошу меня простить, Андзин-сан. Я не обеспокоена. Не беспокоюсь…

– Болит? Ожоги?

– Не болит. Смотрите… – Фудзико осторожно поднялась с толстой подушки, которую приказал принести для нее Блэкторн. Она встала на колени прямо на татами, не выказывая никакого неудобства, потом опять опустилась на пятки и устроилась на подушке поудобнее. – Вот, все хорошо.

– Э-э-э, очень хорошо, – порадовался он за нее, – покажите-ка, ну?

Она осторожно встала и подняла подол, обнажив ноги сзади: рубцовая ткань не лопалась, нагноений не было.

– Очень хорошо, скоро будет похоже на кожу новорожденного, правда?

– Спасибо, да. Мягкая. Благодарю вас, Андзин-сан.

Он обратил внимание, что ее голос слегка изменился, но ничего не сказал. Этой ночью он не отпустил ее…

Она была ничего себе – не более того. У него не осталось приятных воспоминаний, радостной усталости. «Плохо, – подумал он, – но не так чтобы очень…»

Прежде чем уйти, она встала на колени и поклонилась, потом положила руки ему на лоб.

– Я благодарю вас от всей души. А теперь, пожалуйста, усните, Андзин-сан.

– Спасибо, Фудзико-сан. Я посплю позже.

– Пожалуйста, усните сейчас. Это мой долг и доставит мне большую радость.

Прикосновение ее руки было горячим и сухим и не доставило ему никакого удовольствия. Тем не менее он сделал вид, что заснул. Она ласкала его неумело, хотя и с большим терпением, потом тихонько ушла в свою комнату. Оставшись один и радуясь этому, Блэкторн подпер голову руками и лежал так, глядя в темноту и вспоминая…

Он принял решение насчет Фудзико по дороге из Ёкосэ в Эдо.

– Это ваш долг, – внушала ему Марико, лежа в его объятиях.

– Я думаю, это было бы неправильно. Вдруг у нее родится ребенок? А я поплыву домой и вернусь обратно через четыре года. Бог знает, что может случиться за это время. – Он помнил, как вздрогнула при этом Марико.

– Ох, Андзин-сан, это так долго.

– Ну, три года. Но ты поедешь со мной. Я возьму тебя с собой.

– Ты обещаешь, милый? Ничего такого не произойдет, правда?

– Ты права. Но с Фудзико может приключиться столько неприятностей. Я не думаю, чтобы она хотела от меня ребенка.

– Вы этого не знаете. Я не понимаю вас, Андзин-сан. Это ваш долг. Она может не доводить дела до беременности, правда? Не забывайте: она ваша наложница. Вы покроете себя позором, если не будете спать с ней. В конце концов, Торанага лично приказал ей прийти в ваш дом.

– Почему он это сделал?

– Я не знаю. Не важно. Он приказал. Значит, и для нее, и для вас это самое лучшее. Это хорошо, правда? Она с честью выполняет свой долг. Прошу меня извинить, вам не кажется, что и вы должны выполнить свой?