Альфред Мейсон - Пламя над Англией Страница 22

Она провела Синтию в маленькую комнату пятью ступенями ниже, откуда открывался вид на флигель.

– Там комнаты для гостей, – объяснила Кейт, отодвигая занавески. – Они есть и в сторожке. Конечно, Эбботс-Гэп – маленький дом, – добавила она, правда, выражение ее давало понять, что ни один помещичий дом в графстве с ним не сравнится.

– Что вы, это просто дворец! – воскликнула Синтия. Они посмотрели друг на друга, и между ними сразу же возникло взаимопонимание.

– Но, увы, он пустой, – повторила Кейт несколько иным тоном. Синтия улыбнулась и густо покраснела.

– А мистер Робин? – спросила она заговорщическим шепотом.

– Он спит в комнате на другой стороне дома, окна которой выходят на море, – ответила Кейт, и лицо ее внезапно стало старым и утомленным. – А ему бы следовало спать здесь, глядя на честную землю. Море зовет людей к гибели – когда они во сне слышат его шум, то и днем не в состоянии слышать ничего другого.

Синтия спускалась вниз с холодом в сердце. Ступени отзывались под ее сапогами глухим звуком. Дом казался больным из-за его пустоты.

Робин поджидал ее в маленькой квадратной застекленной веранде с сине-золотым гербом Обри на верхнем стекле большого окна. Он сразу же подбежал к ней.

– Я слышал, как ты ходишь по комнатам.

– Мне понравился дом.

– Я так и знал! – удовлетворенно воскликнул Робин. – Хотя все же побаивался – а вдруг он тебе придется не по вкусу? Ну, пойдем обедать!

Окна столовой выходили на широкую и гладкую, как бархат, лужайку для игры в шары, ограниченную с одной стороны кирпичной стеной, а с другой – высокой и плотной живой изгородью. Кухарка изжарила жирную курицу и подала ее с салатом и зеленым горошком. Они запили ее кларетом, а на второе съели имбирный пряник, инжир и яблоки. После обеда Робин взял Синтию за руку.

– Пойдем! – сказал он и повел ее через холл вверх по лестнице в библиотеку, где два больших окна выходили на долину, быстро текущий ручей, утесы и желтый берег залива Уорбэрроу. Несколько секунд Синтия молча глядела в окно, вспоминая слова Кейт. Затем она сказала, присев на скамеечку у подоконника:

– Расскажи мне все, Робин.

Он просто и спокойно поведал ей об отце. Перед его возлюбленной живо предстал образ Джорджа Обри. Она слышала его веселый смех, видела его, склонившегося вместе с сыном над иностранными книгами, понимала тоску, охватившую его после смерти жены и побуждавшую время от времени пускаться в странствия, чтобы избавить сына от своего общества, ставшего мрачным и тягостным. «Мы уже не в том возрасте, чтобы притворяться, Робин. Я должен ехать», – говорил он и на следующий день уезжал.

– «Наставления» Катона в переводе Эразма! Маленькая безобидная книга в багаже! Она привела его к месяцам в темнице, пыткам на дыбе, шутовскому балахону и костру на Кемадеро!

Синтия видела, как краска схлынула с лица ее возлюбленного, как помрачнели его карие глаза и сурово сжался рот, и она содрогнулась. Но в следующий момент он был рядом с ней у окна, и голос его вновь стал мягким.

– Я не мог допустить, чтобы такое зло осталось безнаказанным, дорогая, не мог продолжать спокойно жить в построенном им доме, на возделанной им земле, скакать верхом по холмам, где мы скакали вместе… Смалодушничав однажды, я стал бы малодушным во всем и был бы достойным не тебя, а какой-нибудь шлюхи из лондонского борделя!

У Синтии сжалось сердце. Сад в Хилбери, душистый воздух, шепот деревьев при свете луны, восторг признания в любви – все это рассеялось, как паутинка глупой мечты. Но девушка не стала спорить и разубеждать Робина. Положив ладонь на его руку, она потребовала, чтобы он рассказал ей о своих планах.

– Что ты намерен делать, Робин? – мягко спросила Синтия, и юноша, поцеловав ее в губы, вновь обрел прежнюю энергию.

– То, о чем я мечтал с тех пор, как Ричард Браймер рассказал мне на берегу залива Уорбэрроу о том, что он видел на площади Сан-Бернардо. Смотри!

Открыв ящик большого бюро, он вынул оттуда несколько свитков пергамента, поднес их к окну и стал один за другим разворачивать на коленях.

– «Экспедиция», построена в Пуле, «Адмирал», пятьсот тонн, высокий корпус, сто восемь футов в киле и свыше тридцати в бимсе.[62] Кулеврины[63] и полукулеврины в качестве больших орудий, и дюжина скорострельных миньонов и фальконетов[64] на корме. Полностью готов с провиантом и боеприпасами на борту. Экипаж будет состоять из двухсот пятидесяти человек, все джентльмены-авантюристы посвящены в планы, и никто не возражает.

«Морской цветок», триста пятьдесят тонн, вместе с таким же кораблем «Милость Божья» построен в Уэймуте.[65]

«Золотой реал»,[66] сто двадцать тонн, построен в Фалмуте,[67] и «Лион», мой пинас, шестьдесят две тонны, – в Фое.[68] Я строил их сам в маленьких гаванях, так что не могло просочиться никаких слухов о моих намерениях.

– А каковы твои намерения, Робин? Синтия склонилась над чертежами кораблей, но не увидела ничего, так как слезы застилали ей глаза.

– Я хочу устроить собственное аутодафе, – мрачно ответил Робин.

В этот момент он тоже не видел чертежи, лежащие у него на коленях. Перед его глазами было море и небо, красное от горящих кораблей.

– Каждый корабль отплывет с ночным отливом и направится в сторону Силли.[69] Там мы встретимся, выйдем в Атлантику и направимся на тысячу миль к западу – к Азорским островам,[70] где будем поджидать Золотой флот короля Филиппа.

– И все уже готово?

– До последнего каната. Мне помогали сэр Джон Хокинс.[71] и Дрейк[72] Оба, разумеется, тайно. Если бы Берли и Уолсингем узнали об этом, то они бы остановили меня. Я изо всех сил старался, чтобы это не достигло их ушей. Но теперь все закончено. В среду Дэккум привез мне в Хилбери письма от всех моих капитанов. В субботу я отплываю из Пула на «Экспедиции». Теперь ты знаешь, почему меня называли скрягой. Все мое состояние в этих кораблях. Но я вернусь богатым, как генуэзский банкир, а преступление будет наказано.

– Возвращайся скорей.

Голос Синтии дрогнул. Когда Робин протянул руку, чтобы взять развернутые на ее коленях чертежи кораблей, на нее упала слеза.

– Синтия!

Робин заключил ее в объятия, она прижалась к нему, но вновь не пыталась его разубедить. В то время все мужчины бредили приключениями. Это вдохновляло их, возбуждало мечты и возвышало дух. Юноши и взрослые покидали свои дома и отправлялись в Белое Море, в Индии и Катай,[73] на побережье Гвинеи и на Испанский Мэйн[74] во имя славы Божьей, чести королевы и наполнения собственных карманов. Но сколько из них не вернулось? Эта мысль наполняла сердце Синтии тревогой, а ее глаза слезами. Но она не могла удержать своего возлюбленного и заставить его сгорать со стыда. Нет, Робин должен ехать! Он мечтал об этом с детства, так пусть же его мечта воплотиться в жизнь!