Александр Дюма - Две Дианы Страница 25

– Кто это знает, кроме бога?

– Всюду мрак и хаос, сомнение и ужас! – простонал Габриэль. – О, я с ума сойду, кормилица!.. Нет, нет, – тут же воскликнул молодой человек, – я не желаю превращаться в безумца, не желаю!.. Сперва я попытаюсь во что бы то ни стало докопаться до истины. Я пойду к герцогине де Валантинуа, я умолю ее посвятить меня в тайну, которую буду свято хранить. Она ведь набожная католичка, и я добьюсь, чтоб она клятвой скрепила правду своих слов… Я пойду к Екатерине Медичи, может, она знает что-нибудь… Я пойду и к Диане и прислушаюсь, что говорит мне голос сердца. А если бы я знал, где найти могилу отца, я бы пошел и воззвал к нему с такой силой, что он бы восстал из праха и ответил мне!

– Бедный, дорогой мой мальчик! – прошептала Алоиза. – Какая смелость, какое мужество даже после такого страшного удара!

– И я приступаю к делу тотчас же, – сказал Габриэль, охваченный лихорадочной жаждой деятельности. – Сейчас четыре часа. Через полчаса я буду у герцогини де Валантинуа, часом позже – у королевы, в шесть – на свидании с Дианой, и, когда вечером вернусь сюда, Алоиза, для меня уже приподнимется, пожалуй, уголок мрачной завесы, скрывающей мою судьбу. До вечера!

– Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? – спросила Алоиза.

– Ты можешь молиться, Алоиза. Молись!

– Да, за вас и за Диану, ваша светлость.

– И за короля, Алоиза, – мрачно произнес Габриэль. И он стремительно вышел.

XIV.

ДИАНА ДЕ ПУАТЬЕ

Коннетабль де Монморанси все еще находился у Дианы де Пуатье.

– В конце концов, она же ваша дочь, черт возьми, – надменно и властно говорил он, – и вы имеете те же права и ту же власть над нею, что и король. Требуйте венчания.

– Но, друг мой, – мягко отвечала Диана, – не забывайте, что до сих пор я слишком мало уделяла ей внимания. Как же мне проявить материнскую власть? Я ее не ласкала, как же мне ее бить? Мы находимся с ней – и вы это знаете – в весьма холодных отношениях, и, несмотря на ее попытки сблизиться со мной, мы продолжали встречаться лишь изредка. Она к тому же сумела приобрести большое влияние на короля, и я, право же, не знаю, кто из нас влиятельнее сейчас. Поэтому исполнить вашу просьбу, друг мой, очень трудно, если не сказать – невозможно. Махните рукой на этот брачный союз и замените его еще более блестящим. Для вашего сына мы попросим у короля маленькую Маргариту.

– Мой сын уже не играет в куклы, – фыркнул коннетабль. – И как могла бы содействовать процветанию моего дома девочка, едва научившаяся говорить? Наоборот, герцогиня де Кастро, как вы только что сами заметили, имеет на короля большое влияние, потому-то я и желаю, чтоб она стала моею невесткой. Удивительная вещь, гром и молния, сколько препятствий на пути к этому браку! Наперекор госпоже де Кастро, наперекор этому расфуфыренному капитанишке, наперекор самому королю я хочу, чтоб этот брак состоялся! Я так хочу!

– Хорошо, друг мой, – согласно кивнула Диана де Пуатье, – я обещаю сделать все возможное и невозможное для исполнения вашего желания.

Коннетабль что-то недовольно проворчал. Странно, но Диану де Пуатье необъяснимо тянуло к этому старому, вечно тиранившему ее ворчуну. Ведь Анн де Монморанси не был ни умен, ни блестящ и пользовался заслуженной репутацией скряги. Одни только страшные казни, которыми он усмирил мятежное население Бордо[28], создали ему своего рода омерзительную известность. Даже обладая храбростью, он оказался неудачлив в тех сражениях, в которых участвовал. При Равенне и Ариньяне, где одержаны были победы, он еще не командовал и ничем не отличался среди прочих. При Бикоке, стоя во главе швейцарского полка, он дал перебить почти весь свой полк, а при Павии был взят в плен. Тем исчерпывалась его воинская слава. И если бы Генрих II – разумеется, под влиянием Дианы де Пуатье – не благоволил к нему, он так и остался бы на втором плане и в Королевском совете, и в армии. Тем не менее Диана преданно заботилась о нем и во всем ему подчинялась.

В этот миг послышался осторожный стук в дверь, и появившийся паж доложил, что виконт д'Эксмес настоятельно просит герцогиню оказать ему милость, приняв его по чрезвычайно важному делу.

– Влюбленный! – воскликнул коннетабль. – Чего нужно ему от вас, Диана? Уж не пришел ли он, чего доброго, просить у вас руки дочери?

– Принять его? – покорно спросила Диана.

– Разумеется, ведь этот визит может нам быть полезен. Но пусть он немного подождет, пока мы договоримся.

Паж удалился.

– Если к вам пришел виконт д'Эксмес, – сказал коннетабль, – то это значит, что возникло какое-то непредвиденное затруднение. Положение, должно быть, кажется ему отчаянным, иначе он бы не прибег к этому крайнему средству. Слушайте же внимательно, и если вы точно выполните мои наставления, то, возможно, вам и не придется тогда обращаться к королю. Диана, о чем бы виконт ни просил вас, отвечайте отказом. Если он попросит вас указать ему путь, направьте его по пути противоположному. Если пожелает услышать от вас «да», говорите «нет». Ведите себя с ним высокомерно, пренебрежительно – словом, дурно… Вы поняли меня, Диана? Сделаете то, что я вам говорю?

– Все будет исполнено в точности, мой коннетабль.

– Тогда, надеюсь, кавалер наш будет сбит с толку. Бедняга! Бросается прямо в пасть к… – он хотел сказать «к волчице», но поправился: – к волкам. Предоставляю вам его, Диана, и жду от вас подробного отчета о беседе с этим красивым претендентом. До вечера!

И, поцеловав Диану в лоб, он удалился. В другую дверь паж ввел виконта д'Эксмеса.

Габриэль отвесил Диане почтительнейший поклон, на который она ответила небрежным кивком. Но Габриэль, заранее готовый к неравной борьбе между пылкой страстью и ледяным тщеславием, начал довольно спокойно:

– Герцогиня, я понимаю дерзость и тщетность моей просьбы, с которой осмеливаюсь к вам обратиться. Но в жизни случаются иной раз такие важные, такие крайние обстоятельства, что под их влиянием становишься выше обычных условностей и невольно пренебрегаешь обычными приличиями. И вот я стою перед одним из страшных определений судьбы, сударыня. Человек, говорящий с вами, вручает вам свою жизнь, и, если вы безжалостно отнесетесь ко мне, я погибну.

Госпожа де Валантинуа, казалось, застыла в немой неподвижности и не сводила с Габриэля недовольного, удивленного взгляда.

– Вы знаете или, может, не знаете, герцогиня, – продолжал он, стараясь не поддаваться обескураживающему воздействию этого нарочитого молчания, – что я люблю госпожу де Кастро, люблю ее глубокой, пылкой, необоримой любовью.

Легкая усмешка Дианы де Пуатье словно говорила: «А мне-то что до этого?»