Поль Феваль - Тайна Обители Спасения Страница 26

– Имя Куатье ничего мне не говорит, – промолвил он.

– Сейчас оно тебе кое-что скажет, – ответила укротительница, открывая дверь и выглядывая наружу, словно желая убедиться, что их никто не подслушивает.

– Надо остерегаться, – добавила она, возвращаясь, – если собираешься говорить громко о таких людях. Посиди спокойно еще немного, я отниму у тебя всего минут пять. Как только я тебе объясню, почему имя Куатье следует произносить тихонько, ты будешь знать про все эти ребусы точно столько же, сколько я; мне они, признаться, не по зубам. Когда я закончу, отправляйся на все четыре стороны... если хочешь, конечно.

С этими словами Леокадия уселась в кресло, застонавшее под ее тяжестью.

– Так вот, – вновь заговорила она, – ярмарка, как тебе известно, странное местечко, навроде моего зверинца: там можно встретить кого угодно, кроме разве что, пэров Франции да миллионеров. Я не говорю, будто все там жулики, – попадаются и порядочные люди, но все они любят порассуждать на криминальные темы. Хлебом их не корми, а дай послушать про знаменитое дело, особенно если кто-нибудь уверяет, что знает такие подробности, до которых не докопалась полиция. Ладно, имя Куатье тебе ничего не говорит, но уж про Черные Мантии ты наверняка слышал?

– Они в тюрьме, – ответил Морис, – я читал об этом в газетах.

– Газеты пишут то, что знают, а префектура позволяет им писать то, что ей выгодно. Так вот, в сомнительном квартале за Итальянской заставой проживает некий старьевщик, который в иные дни пьет одну лишь воду, хотя способен вылакать столько водки, что хватило бы на шестерых грузчиков. Вид у него жутковатый: волосы вечно взъерошенные, и кажется, что не лицо у него вовсе, а кабанье рыло; он никогда ни с кем не заговаривает, да люди и избегают его – даже те, у кого нечиста совесть. Его зовут Куатье.

Я видела этого страшилу только раз. В тот день какой-то мальчишка разбил бутыль с вином, за которой его послали родители: он горько плакал, прохожие в утешение обзывали его балдой, а Куатье дал ему денег и хотел было приласкать, но ребенок увернулся и убежал, зажав в кулаке двадцать су. Ты внимательно меня слушаешь?

С год назад тут неподалеку под мостом пыталась утопиться ночью одна несчастная, обманутая и брошенная каким-то мерзавцем: ей нечем было кормить своего малыша. Куатье вытащил ее из воды, отвел к себе и заботился о ней целый месяц, никому не сказав об этом, кроме доктора, визиты которого он оплачивал. Казалось бы, спасенная и ее дитя должны были привязаться к своему избавителю – ведь это так естественно, не правда ли? Ничего подобного. Девушка, выздоровев, вышла на бульвар посидеть на лавочке, ее тут же окружили добрые люди и такого наговорили про ее благодетеля, что она сбегала к нему за своими вещичками и смылась, даже не дождавшись, пока он вернется, чтобы поблагодарить за заботу. Каково?

Не утомляя тебя новыми примерами, скажу одно: люди шарахаются от него, как от прокаженного, потому что деньги свои Куатье добывает ножом – он работает на Черные Мантии.

– И об этом говорится во весь голос! – ошеломленно вскричал Морис.

– Нет, – возразила Леокадия, – об этом говорится только шепотом. Тут у нас все хорошо знают и сыщиков, и тех, кого они ищут, но полицию в нашем квартале не жалуют, а самое главное, ни для кого не секрет, что бывает с болтливыми – они исчезают бесследно. Имеющий уши да слышит! В общем, язык лучше держи за зубами, если жизнь дорога.

Госпожа Самайу поднялась и на прощание протянула Морису руку.

– Где ты остановился? – уже у порога поинтересовалась она.

– Улица Оратуар, Елисейские поля, дом номер шесть, – ответил Морис.

– Это гостиница?

– В гостинице слишком дорого. Африка не Калифорния, с деньгами у меня туговато, еле хватило на дорогу.

– Надо же быть такой дурой! – с искренним огорчением воскликнула Леокадия. – А я-то об этом даже не подумала. Когда-то благодаря тебе я заработала столько денег! Надеюсь, ты не откажешься от моей помощи?

– Спасибо. До завтра мне хватит, а завтра, может быть, придется взять подорожный лист в Марсель. Пока что придется экономить: надо накопить на штатский костюм – на офицерский мундир я больше не имею права.

– А если ты вернешься в армию, кем ты будешь?

– Солдатом. Кстати сказать, мне повезло: я встретил старого знакомого. Помните, к нам в балаган заходил эдакий весельчак, все называли его коммивояжером?

– Господин Лекок! – сразу вспомнила укротительница. – Такой забавник!

– Так вот, он нашел мне недорогую меблированную комнатку в доме хоть и неказистом, да зато спокойном.

– Значит, все устраивается как нельзя лучше. Утро вечера мудренее, главное, будь благоразумен, не наделай сгоряча глупостей.

Морис уже ступил за порог, но госпожа Самайу, не отпускавшая его руки, придержала юношу властным жестом и напоследок сказала:

– Ты отказался от денег мамы Лео, малыш, ты дуешься на нее, думаешь, она из ревности городит невесть что, но это не так, сынок, поверь! Я просто хотела, чтобы ты призадумался и отвлекся ненадолго от своих любовных мечтаний. Может, я и наговорила лишку, но уж во всяком случае не больше того, что мне достоверно известно. Вывод такой: девочка тебя любит, но в игру вступают бубновый валет и пиковая девятка. Значит: следи за картами в оба и все время будь начеку, иначе тебе и вправду придется взять подорожный лист в Марсель. А теперь поцелуй меня и скажи спасибо.

Она с силой тряхнула его руку и порывисто заключила в объятия.

– Спасибо, мама Лео, – послушно произнес Морис, пытаясь улыбнуться.

Одарив его воистину материнским поцелуем, укротительница поинтересовалась:

– Что ты собираешься делать? Вместо ответа молодой офицер спросил:

– В котором часу встречаются у вас этот незнакомец и Валентина?

– В четыре часа пополудни.

– Хорошо, я подумаю, утро и впрямь мудрее вечера, это вы справедливо заметили. Я не знаю, увижусь ли я с Флореттой и буду ли с ней разговаривать, но так или иначе, случайный защитник ей больше не понадобится: я буду здесь, чтобы оберегать ее.

X

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МОРИСА

Красавчик Морис вовсе не был переодетым принцем, хотя ни рождение его, ни воспитание отнюдь не предвещали той блистательной артистической карьеры, которую сделал он в балагане вдовы Саману. Отец его был нотариусом в Ангулеме; удалившись от дел, сей почтенный буржуа мог бы жить себе в полном достатке, если бы не обремененность многочисленным потомством. Морис был старшим из пяти братьев, за каждым братом следовала сестра, итого детей у нотариуса было десять.

Бог, как известно, благоволит к большим семействам, в доказательство чего он наделил папашу Паже даром ясновидения и незаурядным талантом просчитывать шансы на будущее.