Эдуард Кондратов - По багровой тропе в Эльдорадо Страница 28

Расставшись с Апуати, я нашел Франсиско де Орельяну и передал ему содержание своего разговора с девушкой. Капитан помрачнел и задумался.

— Блас де Медина, — жестко сказал он после минутного молчания. — Никому ни слова об этом. Только надежда поддерживает наших людей. Мы слышали барабаны, надеюсь, ты меня понял, Блас?

Я обещал молчать и сдержал свое слово.

Весь следующий день мы плыли мимо однообразной и бесконечной зеленой стены. Внезапный прилив сил, который мы ощутили накануне, покинул нас вместе с надеждой. Люди окончательно пали духом: бородатые, мужественные солдаты, не стесняясь, плакали, другие — грязно ругались и бросали весла, проклиная все на свете, третьи — молились, готовые проститься с жизнью. Сеньор Франсиско де Орельяна охрип, уговаривая нас сохранять крепость духа и не впадать в отчаяние. Он убеждал, он шутил, он пытался разбудить в нас гордость и тщеславие, но на этот раз слова его имели мало успеха: даже Хуан де Аревало, всегда безгранично веривший в Орельяну, с нескрываемым сомнением выслушивал теперь заверения капитана. Каждому было ясно, что гибели нам не избежать. Сам я нисколько не сомневался в этом, и лишь обида, что умереть мне придется не в честном бою, а мучительной и бесславной голодной смертью, угнетала меня.

Спустились сумерки, дрожащая лунная дорожка легла на воду. Закутавшись в рваные индейские плащи, мы с Хуаном молча лежали на палубе. Чтобы не чувствовать рези в желудке, я пытался уснуть, но не мог: грустные мысли о своей неудавшейся жизни не шли из головы. Что успел я сделать за свои семнадцать лет? Ничего. Быть может, останься я в Испании, из меня мог выйти пусть скромный, но достойный человек, который сумел бы принести своей родине какую-то, хотя бы маленькую пользу. Но я пустился в погоню за великими подвигами, за героическими делами, а что вышло из этого? Мечты остались мечтами, и вот, так ничего и не свершив, я уйду теперь из этого мира не как герой, а как бездомная собака, издохшая от голода…

Внезапно ночную тишину прорезал звенящий голос капитана:

— Святая Мария! Индейцы!

И снова — тишина. Хуан больно сжал мне плечо, я почувствовал, как он весь напрягся. Затаив дыхание,

мы прислушались и боялись довериться своему слуху. Но нет, на этот раз ошибки не было: звуки барабанов доносились издалека, с каждой минутой они становились слышнее. Теперь я мог бы поклясться, что это не были голоса поющих рыб: ухо различало четкий ритм. Бум! Бум! Там-там-там! — били барабаны. Бум! Бум! Там-там-там! — отзывалось мое сердце. Все теперь было забыто, все. И опять, как и позавчера, мы не сдерживали своего ликования, мы не помнили себя от радости — бессвязно кричали, плакали, обнимались, метались по бригантине, сшибая друг друга…

Рассвет застал нас прижавшимися грудью к бортам судна, напряженно всматривающимися в зеленую путаницу берегов. Аркебузы и арбалеты были наготове: с минуты на минуту мы ждали появления индейцев. Плавно шлепали по воде весла, и наш «Сан-Педро», сопровождаемый каноэ, неторопливо скользил посередине реки. И хотя вокруг по-прежнему было безлюдно, предчувствие скорой встречи с дикарями не покидало нас. Почти в полном молчании мы проплыли две лиги.

Внезапно я с удивлением увидел, что наши каноэ каким-то непонятным образом оказались далеко впереди бригантины. Мало того, они плыли навстречу нам, вверх по реке. В недоумении я повернулся к Хуану и открыл было рот, чтобы поделиться с ним своим открытием, но не успел: меня опередила властная команда Орельяны:

— Внимание! Впереди — индейцы! Аркебузы, арбалеты — к бою!..

Голос капитана сбросил оцепенение с наших солдат: четыре каноэ, чуть различимые вдали, заметил не один я, но ни один из нас не решался поверить своему зрению. Солдаты засуетились, я услышал, как кто-то за моей спиной торопливо зашептал молитву. Напряжение усиливалось с каждым мгновением: мы уже различали фигуры гребцов, и я со страхом ждал, что вот-вот у кого-либо из наших стрелков не выдержат нервы, раздастся выстрел — и индейцы бесследно исчезнут в редкой дымке, стелющейся над водой.

Но они и без того заметили нас и, резко повернув, налегли на весла.

— Быстрее! Проклятье! Гребите быстрее! — в ярости крикнул капитан. — Мы должны догнать их!..

Куда там! Легкие каноэ обладали несравненно большей скоростью, нежели наше неуклюжее судно. Уже через минуту река снова стала пустынной.

— Сменить гребцов, — распорядился Орельяна. — Во что бы то ни стало мы должны подойти к селению раньше, чем они приготовятся к бою. Живее!..

Да, теперь мы не сомневались, что боя не избежать. С берега опять послышались звуки барабанов — их глухие удары сменялись частой дробью более высоких тонов, похоже было, что барабаны о чем-то рассказывают во всеуслышание. Так оно, видимо, и было: нашего слуха достигли более слабые, приглушенные расстоянием ответные звуки барабанов: индейцам, увидевшим нас, отвечали их соплеменники, живущие ниже по течению Напо.

Сменив на веслах двух усталых солдат, мы с Хуаном гребли из последних сил. Я вслушивался в разноголосую музыку переговаривавшихся барабанов и пытался мысленно представить себе встречу с дикарями, которая должна была произойти с минуты на минуту. Пытался, но не мог: воображение отказалось служить мне, и в голову лезли лишь сценки нашей мирной жизни у омагуа. Я знал, что вот-вот начнется бой, но настроить себя на воинственный лад был не в силах.

Лавки гребцов были довольно низки, и борта бригантины лишали нас возможности видеть что-либо кроме верхушек самых высоких деревьев, так что я не сразу заметил, как из-за густой рощицы показались первые признаки индейского селения. Но по взволнованным голосам солдат, облепивших борта «Сан-Педро», я понял, что мы у цели. Не в силах совладать с собой, я бросил весла и в два прыжка оказался наверху. За мной поспешили и остальные гребцы.

Поросший берег был совсем рядом, и даже маленький мальчик мог бы достать стрелой нашу бригантину. Зато правобережье отодвинулось от нас намного дальше, чем час назад: как раз в этом месте в Напо впадала неширокая река, с еще более грязными и быстрыми водами. Весь правый берег был затоплен на многие лиги. Но меня ничуть не интересовало все, что виднелось справа, — безжизненные, погруженные в воду леса мы наблюдали в течение всего своего плавания по Напо. Совсем иная картина представала на обрывистом левом берегу, вдоль которого плыла бригантина.

Там были люди — и великое множество. Несколько сот индейцев усеяли крутой склон берега. Они сжимали в руках копья и луки и с мрачной тревогой смотрели на нас. Женщин не было видно, как и детей, и стариков. Здесь были только воины, их решительный вид говорил о готовности сражаться и умереть в бою.