Эдуард Кондратов - По багровой тропе в Эльдорадо Страница 29

В суровом молчании, стиснув оружие, мы смотрели на них. Казалось, еще мгновение — и тишина взорвется воинственными воплями, грохотом аркебуз, тонким пением стрел. Но этого так и не случилось: когда индейцы убедились, что «Сан-Педро» намерен пристать к берегу именно здесь, напротив селения, волна беспокойства пробежала по их рядам. Внезапно раздался гортанный возглас, и все дикари, как один, повернулись спинами к нам и быстро побежали к хорошо различимым с бригантины строениям, желтевшим в отдалении за редкой пальмовой рощей.

Через некоторое время на берегу не осталось ни одного индейца.

Озадаченные их поведением, мы смотрели индейцам вслед. Что готовили они нам? Ловушку? Засаду? Или они попросту испугались?

— Трусы! — тоном глубочайшего презрения пробормотал Хуан, и я понял, что мой друг ужасно разочарован бегством дикарей. Признаться, я испытывал то же чувство, ибо я, как и он, уже настроился сражаться до последнего вздоха.

— Гребцы, по местам! — раздалась команда капитана Орельяны. — Рулевому держать прямо на рощу — будем высаживаться!..

Мы с Хуаном бросились к веслам… И вот — толчок, «Сан-Педро» мягко ткнулся носом в обрывистый берег. В воду с шумом посыпались куски глины, ветки и камни.

Перед тем как разрешить высадку, капитан обратился к нам с короткой речью. Он призвал нас соблюдать строжайший порядок, быть начеку и неукоснительно исполнять каждое его приказание. Он предупредил, что с ослушником расправится сам, ибо всякая неосторожность может оказаться пагубной для всего отряда.

— А ведь мы, — заключил с пафосом сеньор Франсиско де Орельяна, — призваны спасти не только себя, но и товарищей наших, что гибнут в страшных лесах от болезней и голода…

Перекинув с носа бригантины доски на берег, мы выбрались на землю вполне организованно и быстро. Причалили и наши каноэ. Я помахал Апуати рукой и хотел было подойти к ней, но капитан распорядился отправить всех наших индейцев, кроме Аманкая, на бригантину. Вместе с ними охранять «Сан-Педро» остались Муньос и еще двое солдат.

До хижин было совсем недалеко — шагов сорок. Однако мы не торопились. Со щитами на спинах и мечами под мышкой, плотной колонной мы медленно двинулись через реденькую рощу веерных пальм.

Селение состояло всего из четырех хижин, зато очень больших, напоминающих вместительные овальные сараи. Стены их были сделаны из перекрещенных, гладких, похожих на бамбук жердей, с вплетенными в них листьями и ветками. Сверху их покрывали огромные, плотно пригнанные один к другому пальмовые листы. Такая крыша, должно быть, неплохо предохраняет от дождя. Все хижины располагались в центре обширной площади, зажатой с трех сторон густыми зарослями, которые были изрезаны многочисленными узкими тропами.

Селение казалось безлюдным. С опаской заглянув в хижины, мы убедились, что и там нет ни души, однако в двух из них еще тлели угли наспех присыпанных землей костров. Когда мы чуть-чуть пригляделись, в их мерцающем свете стали видны объемистые ступки, каменные топоры, заостренные палки, напоминающие мотыги, и прочая индейская утварь. И еще мы увидели то, ради чего, собственно, так стремились найти индейцев, — пищу. Да-да, пищу, много пищи — толстые связки сушеной рыбы и куски копченого птичьего мяса, подвешенные на длинных шестах, грубого помола муку, множество клубней хорошо знакомого нам земляного яблока и глиняные кувшины: одни— полные янтарных зерен индейского хлеба — маиса, другие — с кисловатым, приятным питьем. С радостными воплями мы набросились было на еду, но сразу насладиться ею нам не дал капитан: только после того как вокруг площади была выставлена стража и внимательно обследован каждый уголок хижин, он разрешил нам вынести провизию наружу и насытиться вдоволь.

Ах, как мы ели! Как ели! Никогда раньше не думал я, что смогу быть таким ненасытным чревоугодником. Еда пьянила меня, порой к горлу подступала дурнота, но остановиться я не мог. Рядом со мной, урча от удовольствия, как пес, запихивал в рот огромные куски мяса кривоногий Овьедо — он глотал пищу не жуя, глаза его посоловели, но и он, подобно мне и остальным, не мог обуздать свою нечеловеческую прожорливость.

И все же мы, как ни увлечены были своим великим, пиршеством, ухо держали востро: ни один из нас ни на секунду не забывал о возможности внезапного нападения индейцев. Только двое или трое положили мечи на землю возле себя — у остальных оружие было зажато, как и прежде, под мышкою либо лежало на коленях.

Наконец я почувствовал, что если съем еще хоть маленький кусочек, то умру: поглощенная мною еда, казалось, заполнила не только желудок, но и легкие, и сердце. Неудержимо потянуло на сон, челюсть свело, и я зевнул.

— Хе-хе… не проглоти ненароком соседа, Блас, — раздалось за моей спиной.

Я обернулся. Тощий Гарсия заискивающе улыбался. Я нахмурился и хотел было ответить ему грубостью, но не успел: с бригантины послышались громкие крики Муньоса: «Сюда! Индейцы! Тревога!» Теперь еду бросили все, даже самые ненасытные.

— За мной! — скомандовал Орельяна, и мы со всех ног бросились к реке. Я заметил, что Педро, озираясь, на бегу заталкивает под камзол крупную сушеную рыбу.

Тревога не была ложной: по крайней мере полтора десятка полных вооруженными индейцами каноэ сновало по реке. Правда, они не рисковали приблизиться к «Сан-Педро», но это не давало повода думать, что они прибыли сюда с мирными целями — вид у дикарей был достаточно воинственный.

Сделав знак Аманкаю, капитан подошел вместе с ним к самому краю обрыва и помахал индейцам рукой. Ближайшее каноэ буквально замерло на воде — было хорошо видно, как искусно действуют индейцы веслами, борясь с сильным течением.

Сеньор капитан снова помахал рукой и крикнул по-индейски. Затем Аманкай громко произнес несколько фраз и жестом пригласил индейцев приблизиться к берегу.

Дикари настороженно выслушали их, но не ответили. Тогда Аманкай и Орельяна стали поочередно выкрикивать что-то по-индейски, а капитан, в знак миролюбия, снял с пояса меч и отшвырнул его в сторону.

Это возымело действие: маленькое каноэ с двумя индейцами приблизилось вплотную к краю обрыва. Орельяна вынул из кармана красные бусы и бросил их в лодку, а Аманкай ласковым тоном произнес длинную тираду, которая, по-видимому, пришлась дикарям по душе. Они недолго посовещались, нацепили на себя бусы, и один из них, выглядевший постарше своего товарища, положил весло и помахал над головой ладонями. Затем они оба взялись за весла, дружно ударили ими по воде, и через некоторое время каноэ исчезло с наших глаз.

Сеньор капитан отошел от обрыва, мы окружили его. Он пояснил, что с помощью Аманкая уговорил индейцев позвать своего вождя, а также попытался убедить дикарей не бояться нас, так как мы — их добрые друзья.