Александр Дюма - Графиня де Шарни Страница 28

— Я спрашиваю вас об этом, сударыня, — продолжал настаивать граф, — потому что с некоторых пор… возможно, я ошибаюсь… однако мне кажется, что королева к вам охладела.

— Вполне возможно, сударь, — согласилась Андре, — вот почему, как я уже имела честь вам сообщить, я и хочу оставить двор.

— Но ведь, сударыня, вы будете здесь совсем одна, вдали от всех!

— Да ведь я и так всегда была одна, сударь, — со вздохом заметила Андре, — и девочкой, и девушкой, и…

Андре замолчала, видя, что зашла слишком далеко.

— Договаривайте, сударыня, — попросил Шарни.

— Вы и сами догадались, сударь… Я хотела сказать: и будучи супругой…

— Неужели вы удостоили меня счастья услышать от вас упрек?

— Упрек, сударь? — торопливо переспросила Андре. — Какое я имею на это право, великий Боже! Упрекать вас?! Неужели вы думаете, что я могла забыть, при каких обстоятельствах мы венчались!.. Не в пример тем, кто клянется пред алтарем в вечной любви и взаимной поддержке, мы с вами поклялись в полном взаимном равнодушии и вечной разлуке… И, значит, мы можем упрекнуть друг друга лишь в том случае, если один из нас забудет клятву.

Андре не сумела подавить вздох, который камнем лег на сердце Шарни.

— Я вижу, что ваше решение окончательное, сударыня, — заключил он, — позвольте же мне хотя бы позаботиться о том, как вы будете здесь жить. Удобно ли вам будет?

Андре грустно улыбнулась:

— Дом моего отца был так беден, что рядом с ним этот павильон, хотя вам он может показаться пустым, мне кажется обставленным с необычайной роскошью, к какой я не привыкла.

— Однако… ваша прелестная комната в Трианоне… апартаменты в Версале…

— О, я прекрасно понимала, сударь, что все это ненадолго…

— Но располагаете ли вы здесь, по крайней мере, всем необходимым?

— У меня будет все, как раньше.

— Посмотрим! — произнес Шарни и, желая составить себе представление о жилище Андре, стал озираться по сторонам.

— Что вам угодно посмотреть, сударь? — поспешно вставая, спросила Андре и бросила беспокойный взгляд на дверь спальни.

— Я хочу видеть, не слишком ли вы скромны в своих желаниях. Да нет, в этом павильоне просто невозможно жить, графиня. Я видел переднюю, это — гостиная, вот эта дверь (он распахнул боковую дверь) — это дверь в столовую, а вон та…

Андре преградила графу де Шарни путь к двери, за которой, как она мысленно себе представляла, находился Себастьен.

— Сударь! — вскричала она. — Умоляю вас, ни шагу дальше!

Она развела в стороны руки, заслонив собою дверь.

— Да, понимаю, — со вздохом проговорил Шарни, — это дверь в вашу спальню.

— Да, сударь, — едва слышно пролепетала Андре.

Шарни взглянул на графиню; она была бледна, ее била дрожь. На лице ее был написан неподдельный ужас.

— Ах, сударыня, — прошептал он со слезами в голосе, — я знал, что вы меня не любите, но не думал, что вы испытываете ко мне столь сильную ненависть!

Чувствуя, что он не может больше находиться рядом с Андре, и боясь потерять самообладание, Шарни зашатался словно пьяный, потом, призвав на помощь все свои силы, бросился из комнаты со стоном, болью отозвавшимся в сердце Андре.

Молодая женщина провожала его взглядом, пока он не скрылся; она прислушивалась до тех пор, пока не раздался стук колес кареты, уносившей его все дальше и дальше… Чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется, и понимая, что ее материнской любви не хватит, чтобы победить другую любовь, она бросилась в спальню с криком:

— Себастьен! Себастьен!

Однако ответом на ее зов, на этот крик боли была тишина: напрасно она ждала утешительного отклика.

При свете ночника она тревожно оглядела комнату и поняла, что в ней никого нет.

Она не могла поверить своим глазам и опять позвала:

— Себастьен! Себастьен!

Та же тишина в ответ.

Только тогда она заметила, что окно распахнуто настежь и огонек ночника колеблется под порывами залетавшего с улицы ветра.

Это было то самое окно, через которое почти пятнадцать лет тому назад ребенок исчез первый раз.

— Что ж, это справедливо! — воскликнула она. — Не он ли сказал, что я ему не мать?

Понимая, что теряет одновременно и сына и мужа как раз в ту минуту, когда, как она думала, она их обретает, Андре бросилась на кровать, раскинув руки и сжав кулаки; у нее не было больше ни сил, ни смирения, ни молитв.

Ей остались лишь крики, слезы, рыдания и неизбывное горе.

Так прошло около часу. Андре была близка к беспамятству, она обо всем забыла, она хотела только одного — чтобы рухнул мир, и надеялась, как это свойственно глубоко несчастным людям, что погибающая вселенная похоронит ее под своими обломками.

Вдруг Андре почудилось, будто между ее горем и слезами встает нечто еще более страшное. Уже испытанное ею несколько раз ощущение, предшествовавшее нервным потрясениям, овладевало тем, что было в ней еще живо. Она помимо своей воли стала медленно подниматься, ее крики стихли сами собой; словно подчиняясь чьему-то приказанию, она всем телом повернулась к окну. Несмотря на пелену, застилавшую ей глаза, она различала очертания человеческой фигуры. Когда слезы высохли и взгляд ее прояснился, она вгляделась пристальнее: какой-то человек влез в окно и стоял прямо перед ней. Она хотела позвать на помощь, крикнуть, протянуть руку и позвонить в колокольчик, однако это оказалось ей не по силам… она испытала ту самую непреодолимую тяжесть, которая когда-то овладела ею при приближении Бальзамо.

В это мгновение в стоявшем перед ней и гипнотизировавшем ее жестами и взглядом человеке она узнала Жильбера.

Как Жильбер, ненавистный отец, оказался на месте горячо любимого сына?

Мы постараемся рассказать об этом читателю.

XII

ЗНАКОМАЯ ДОРОГА

Когда по приказанию Изидора и по просьбе Себастьена придверник пошел узнать о докторе Жильбере, тот действительно был у короля.

Спустя полчаса Жильбер вышел. Король все больше ему доверял: открытое сердце Людовика не могло не ценить преданность, жившую в сердце Жильбера.

Едва тот вышел, как придверник сообщил ему о том, что его ожидают в приемной королевы.

Он прошел по коридору; вдруг в нескольких шагах от него отворилась и затворилась боковая дверь, выпустив молодого человека, который, видимо, плохо знал расположение комнат и потому не мог решить, куда ему пойти: налево или направо.

Молодой человек увидел Жильбера и стал ждать, когда тот подойдет к нему, чтобы спросить дорогу. Внезапно Жильбер замер: свет кенкета упал молодому человеку прямо на лицо.