Марио Эскобар - Арийский мессия Страница 29

Показав на австрийского посла и повысив голос, философ продолжал:

– Австрия всегда была для нас дружественной страной. Время от времени мы проводили согласованную политику. И единственное, что я могу ответить упомянутым мною людям – так это то, что для меня еще худшим, чем война, злом являются простодушие народных масс и существующее у писателей обыкновение писать то, чего они сами не думают. Говоря о причинах войн, – причины ведь могут быть самыми разными, – я могу отметить, что войны чаще всего вспыхивают сами по себе. Наиболее значительная причина сложившейся сейчас предвоенной ситуации заключается в том, что в Европе почти не существует свободы мышления. Мы сплошь и рядом видим, что те, кто считается свободными мыслителями, смотрят на все происходящее исключительно со своей колокольни, являясь при этом пленниками интересов государства, в котором они живут. А потому они выдвигали и выдвигают ложные мысли вместо того, чтобы правдиво молчать.

Австрийский посол обеспокоенно заерзал на стуле: выступление философа казалось ему уж слишком запутанным, сумбурным и, самое худшее, нейтральным. Друзья Австрии должны не просто быть ее друзьями, они должны всячески демонстрировать это, причем просто и доходчиво.

– У философа Шанкары как-то раз спросили его ученики: «В чем, о великий брахман, заключается наибольшая мудрость?» Великий индийский мудрец ничего не сказал им в ответ. Тогда они задали ему тот же вопрос во второй раз – и брахман снова промолчал. Когда они его еще раз об этом спросили, Шанкара воскликнул: «Я же вам уже ответил, дети мои, я же вам уже ответил! Величайшая мудрость – это молчание». Я не знаю, в какой мере был прав этот индийский философ, и не знаю, всегда ли молчание является величайшей мудростью. Однако я уверен, что во время войны, когда народными массами овладевают эмоции, мыслитель совершит преступление, если станет озвучивать свои мысли. Потому что, когда говоришь, приходится и лгать, а человек, ведущий за собой других людей и занимающийся умственными изысканиями, не имеет права лгать. Во имя благополучия своей родины не зазорно лгать торговцу, промышленнику, земледельцу – не говоря уже о политиках, потому что в этом и заключается их ремесло. А вот человек, занимающийся наукой, чье предназначение заключается в том, чтобы бороться за выяснение истины, не может использовать заработанный им на этом поприще авторитет для того, чтобы говорить неправду. Геркулес внимательно слушал, стоя за кулисами, это выступление, его сознание было занято осмыслением логически не всегда друг с другом связанных фраз, которые произносил Ортега-и-Гассет, но он успевал при этом еще и следить за тем, что происходит вокруг. Линкольн то и дело поглядывал на ложу бенуара, но мог разглядеть лишь общие очертания сидящих там людей. – Когда толпа видит, что один из таких людей использует свои знания или свой художественный дар для того, чтобы служить ее чаяниям и интересам, она взрывается восторженными криками и устраивает ему овацию. Однако и у ученого, и у поэта подобные проявления восторга толпы вызывают смущение, потому что они являются свидетельством того, что он использовал имеющийся у него потенциал не по назначению, что он им злоупотребил. Восторг толпы ведь вызван всего лишь тем, что к ней присоединилась незаурядная личность. Ученые и поэты обязаны служить своей родине как обычные – среднестатистические – граждане, и они не имеют права служить ей как ученые и поэты. Кроме того, они и не имеют возможности этого делать: науке и искусству присуща высокая щепетильность, и при появлении даже самых незначительных порочных намерений они попросту сходят на нет… Мы же, сидящие здесь, господин посол, являемся сторонниками Австрии – а стало быть, сторонниками цивилизации.

Закончив свое выступление, философ под бурные аплодисменты и восторженные крики зала направился к своему месту за столом. Он шел, слегка опустив голову: его смущал оказываемый почитателями восторженный прием. Журналист Хавьер Буэно-и-Гарсиа подошел к освободившейся трибуне и поднял руки, призывая присутствующих успокоиться.

– После того как вы услышали слова философа, полные эмоций, являющихся следствием обнаружения истины, позвольте сказать несколько слов и дипломату. Прошу вас тепло поприветствовать посла Австро-Венгерской империи сеньора Алексиса фон Штрауса.

Зал снова разразился восторженными криками, и посол, опираясь на трость, вышел к трибуне. Положив на нее какие-то бумаги, он достал из кармана монокль. Затем он поднял взгляд и посмотрел своими голубыми глазами на ложи. Его остроконечная русая бородка и большущие усы закрывали значительную часть лица, которое без них казалось бы несколько инфантильным.

– Дамы и господа, я благодарю вас за то, что вы сочли для себя возможным присутствовать на данной конференции, цель которой – попытаться еще больше сблизить две и без того уже довольно близкие друг к другу цивилизации. Испания и Австрия – ветви, растущие на одном стволе, они – естественные союзники в борьбе с деградировавшим миром. Австрия стремится сохранить глубинные традиции, которые превратили наше общество в одно из самых высокоразвитых в мире.

Посол произносил свою речь с очень сильным австрийским акцентом, однако присутствующие прекрасно понимали все то, что он говорил. Парадный мундир австрийского офицера-пехотинца придавал ему солидности: он был похож на полководца, обращающегося с речью к своим войскам.

– Испания не может безучастно взирать на силы, которые пытаются разрушить здание нашей цивилизации. Если в Европе начнется война, Испания должна стать союзником Австрии.

В зале поднялся гул. Посол нахмурил брови и, подняв кулак вверх, добавил:

– Многие хотят ослабить силу западной цивилизации – силу, основанную на мече.

Гул в Зале становился все громче, заглушая голос оратора, но тут вдруг кто-то сердито выкрикнул:

– Австрия – это уже отжившая свое империя, которая угнетает стремящиеся к свободе народы. Да здравствует Сербия!

В глазах посла вспыхнули злые огоньки. Многие из присутствующих вскочили со своих стульев и стали о чем-то жарко спорить. Геркулес и Линкольн отреагировали мгновенно: они оба выскочили на сцену и расположились между залом и стоявшим на сцене столом. Пять телохранителей из австрийского посольства выстроились полукругом перед сценой, однако в зале уже началась потасовка, и испуганная толпа тут же придавила охранников к краю сцены. На сцену полезли какие-то люди, и Геркулесу пришлось сталкивать их сверху обратно в зал. Линкольн встал возле дона Района, чтобы в случае необходимости его защитить. Кто-то из зала все же изловчился: забрался на сцену и, подскочив к австрийскому послу, схватил его за рукав, но Геркулес отвесил такой удар кулаком смельчаку, что тот упал обратно в зал. На сцену вместо него тут же полезли одновременно несколько человек. Геркулес подал знак Линкольну, и они поспешно вывели всех сидевших за столом людей со сцены через боковой выход. Несколько минут спустя все они ехали по улице в двух автомобилях, принадлежащих австрийскому посольству.