Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова Страница 29

– Зачем мы здесь?

– В этой земле расстояния большие. Одним днём никуда не добраться. Вот мы тут и ночуем, – ответил Георгий.

Он ловко распределил варево из котелка на две не вполне чистые миски и одну из них сунул мне. Крупные куски рыбы плавали в мутноватом бульоне. Есть не хотелось, но всё же из вежливости я выхлебал немного ухи. На вкус рыба показалась мне сладковатой, а сама уха слишком пресной, как манная каша в детском саду.

– Что, не понравился уха? – спросил внимательно наблюдавший за мной Георгий.

– Я больше люблю мясо. К рыбе не привык.

– Осип ушёл за мясом. Мясо добыть труднее, чем рыбу.

– Разве в магазине мясо не продаётся? Если так, то можно было бы захватить с собой несколько банок тушенки.

Смущённый собственными капризами, я умолк. Да, мне довелось побывать в местных магазинах. Мне, приученному к изобилию подсобок Елисеевского гастронома, ассортимент их показался убогим. Убожество – нехорошее слово, обидное, но как выразиться по-другому, деликатней? Канкасова, к примеру, очень любит кремовые корзиночки и эклеры, но только в том случае, если они свежайшие, а «Наполеон» съест и вчерашний. А вот что касается колбас…

– У нас в продаже даже «Краковская» колбаса бывает, – проговорил Георгий. – Но это зимой. По зимнику привозят. Летом в плане снабжения лучше надеяться на собственные силы.

– Унылый край. Эти камни… Лес будто чем-то болен… Люди… Мне кажется, вы постоянно врёте. Или чего-то недоговариваете, или переворачиваете… Я чувствую себя в положении… гм… дичи, на которую открыт охотничий сезон.

Я снова с опаской покосился на оленя. Рогатый зверь, тяжко вздохнув, сделал несколько шагов в сторону зарослей. Я вскинулся было, но снова осел – сломанные рёбра напомнили о себе тупой болью.

– Как же вы пострадали! – молвил Георгий, качая головой. – Столько неприятностей, а теперь и ночевать придётся на этих камнях в обществе…

Он ухмыльнулся, кивая на оленя.

– Я ищу отца и готов к лишениям… Да и мать… Не понимаю, как она могла…

Георгий фыркнул.

– Любишь отца? – с какой-то непонятной мне и почти оскорбительной иронией поинтересовался он.

Мне опять сделалось неловко. В самом деле, заслуживает ли доверия декларируемая любовь к совершенно незнакомому человеку? Такой человек, как Георгий, в чувства не поверит. Для такого, как Георгий, существует лишь один аргумент: корысть. Есть ли в таком случае смысл лгать?

Георгий не сводил с меня холодного, немного насмешливого, невыносимо острого взгляда. Сколько ему лет? Двадцать? Двадцать пять? Возможно, он всего-то на пару лет старше меня, но смотрит и разговаривает свысока, словно прошёл огонь и воду, успел прославиться и разбогатеть. Говорить о чувствах с таким человеком не хочется, но оставить вопрос без достойной отповеди – потерпеть полное человеческое фиаско.

– Чувства чувствами. Меня воспитал другой человек… (Зачем я снова вспомнил о Цейхмистере?!!) Речь о кладе, который был завещан моему отцу другим человеком…

Произнося это, я неотрывно глядел на собеседника, который оставался невозмутимым.

– Пять килограмм золота, – добавил я.

– В СССР содержимое недр принадлежит государству, – ответил Георгий. – А нашедшему клад или что-либо в этом роде полагается премия, что тоже не мало. Мы оба – кандидаты в члены КПСС, обязаны помнить об этом.

– Как, и вы тоже? – пролепетал я, совершенно искренне удивляясь карьерным успехам нового товарища.

Изобразив многозначительную мину, Георгий кивнул.

– А теперь мне надо погасить костёр, – добавил он. – Нельзя оставлять его горящим на всю ночь. Лето – время повышенной пожароопасности.

– Надо идти к реке, набрать воды! – Я ухватился за возможность закончить разговор, как утопающий хватается за соломинку.

– Можно и не ходить. Загасим огонь старым таёжным способом.

Он рассмеялся собственной шутке, но глаза его при этом оставались настороженными и серьёзными. Очень, очень многим Георгий напоминал мне оставленного в Москве товарища Цейхмистера. Пытаясь скрыть смущение, я наконец нашёл в себе силы подняться. После ухи в голове моей немного прояснилось. Захотелось рассмотреть камни и отцветающие в расселинах удивительные цветы. Я принялся ощупывать руками скальный выступ, нависавший над нашим убежищем. В щелях, меж глыбами гранита отцветали странные, невиданные мною растения, над которыми кружились вполне обычные пчёлы. Камень казался тёплым на ощупь и шершавым, как губка. Стоя спиной к Георгию и костру, я почуял, как костёр начал дымить. Залив огонь «таёжным способом», Георгий распинал и затоптал тлеющий уголья.

– Не дай бог, пожар, – проговорил он. – Летние пожары – настоящее бедствие для этих мест. Чуешь, камень тёплый? Под курумником есть вода – оттаявшая при жаре мерзлота. На глубине полутора-двух метров тысяча ручейков, впадающих в Вилюй. Но как до них добраться? Не ворочать же камни. А на поверхности сушь. Наносная почва – торфянистая. Растения цепляются корнями за камни. На поверхности пожар, а под слоем камней растекающийся ручьями вечный лёд – так у нас бывает.

Он вытащил из рюкзака кайло. Разобьёт камень, чтобы показать мне оттаявшую ручьями мерзлоту? Вот уж не интересно!

Георгий действительно ударил по камням острой стороной кайла, разбрызгав на стороны синие искры. Потом ударил ещё и ещё раз. Так он ударял несколько раз, не примериваясь. Ударял сноровисто, ловко, словно выполнял привычную работу, словно знал все слабые места огромных валунов, в незапамятные времена принесённых на этот берег древним ледником. Через пару минут у моих ног валялось несколько неправильной формы булыжников. Попросив меня посторониться, Георгий принялся дробить их на более мелкие куски. Закончив работу и утерев трудовой пот, Георгий проговорил:

– Это керн. Здесь повсюду шурфы, набуренные геологами. Иногда в них интересно поковыряться.

Присев на корточки, он принялся ворошить ладонью острые куски камней. Я думал: вот сейчас поранится, и я увижу, какая у него кровь. Она наверняка такая же красная и солоноватая на вкус, как у любого другого человека. Хотя, конечно, в остальном он не такой, как все. Наконец, Георгий выхватил из россыпи камней один и не глядя протянул его мне.

– Вот! Посмотри.

Я принял камень – простой, неправильной формы булыжник с острыми краями сколов.

– Смотри внимательно!

Сидя на корточках, Георгий смотрел на меня снизу вверх. Теперь глаза его смеялись. Его забавляло моё простодушное недоумение. Что же может быть такого особенного в каком-то простецком камне?

Я вертел булыжник так и эдак. Рассматривал с разных сторон. Наконец я обнаружил то, на что, скорее всего, намекал Георгий: крошечный неправильной формы кристаллик прилепился возле острого скола.